Пролог

Была ночь, и была буря. Океан, седой бог древних, захлебывался своей яростью, и море, подобно загнанному охотником раненому зверю, билось в своих берегах. Огромные валы, похожие на сражающихся чудовищ, серые и черные с белопенными гребнями, размером куда больше гор на суше, беспорядочно перекатывались, рождались и умирали в одночасье. Брызги ослепительно белой пены летели к свинцово-серым тучам. Небо смотрело на буйство моря: изрезаемые молниями тучи почти были закрыты сетью водяного крошева. Надо быть безумцем, чтобы выйти в море в шторм.

Море играло маленькой лодкой. Ее подбрасывало и крутило на гребнях волн. Свирепый ветер рвал парус в клочья. В лодке двое: им не справиться. Лодку вознесло на гребень огромной волны, и, на миг задержавшись на огромной высоте, секунду спустя она сорвалась в воду. Удачно, да: лодка врезалась в воду и сильно качнулась, оставшись на плаву. Но уже в следующее мгновение лодку поднесло под новую волну, и та была готова накрыть суденышко.

В последний момент вспышка молнии озарила детское лицо на лодке, а затем страшная волна закрыла мир...

Девушка в кресле вздрогнула и проснулась. Нет, она не на лодке: вокруг нее была знакомая с детства обстановка - роскошная мебель, стол с золотообрезными книгами, огромная географическая карта на всю стену - напротив окна. На другой стене висело огромное зеркало, а в нем отражалось кресло, а в кресле - сонно потягивающаяся девочка-подросток лет пятнадцати, черноволосая и черноглазая, в роскошном вечернем платье не по возрасту. Это было ее собственное отражение.

Девушка, мотнув головой, протирая глаза длинным рукавом - сгоняя с себя сон, подошла к полуоткрытому окну и распахнула его. Комната находилось в башне замка, и снаружи на стене колоссальной башни не было видать и этого окна, и многих других по соседству - слишком малы они были по сравнению с размерами башни. А по соседству были еще три таких же огромных башни с остроконечными крышами, в центре образованного ими квадрата - шестигранный обелиск, заостренный на конце, зеркальный исполинский столб почти что двухсот метров вышиной, Бог знает чьей уж работы, по древним преданиям поставленный здесь давным-давно, за тысячи лет до строительства замка, пронизывающий огромный замок насквозь и уходящий в землю - кто знает, куда? И в сверкающих гранях обелиска лилось реками солнце. А под башнями, под устремленной в небеса стрелой обелиска, был сам замок - куб с ребром в полтора десятка этажей, за века обросший со всех сторон огромным числом разнообразных надстроек, галерей, башенок, казавшихся лилипутами у подножия четырех огромных башен.

А вокруг замка - с трех сторон - плыли оранжевые облака, похожие на поднявшихся на дыбы коней, по зеркально-фиолетовой глади озера, а с четвертой стороны - и несколько далее, и справа и слева, по озерным берегам, алели красночерепичные крыши огромного города, и курились дымки сотен труб, и медленно поворачивались над крышами огромные ветряки. И через город в озеро несли воды множество каналов, и из озера, обрывавшегося у края бездны, неведомо куда падали два могучих водопада, и воды их, несущиеся со скалы, исчезали среди облаков.

Город был высоко в горах, а под ним была долина, вечно закрытая облачным покровом. Назывался город - Александрия, и славный это был город, могучий и богатый, столица одноименного королевства.

И был вечер, и солнце - огромное, оранжевое, сплющенное - садилось на западе.

И в теплых восходящих потоках вокруг замка парили голуби...

И голуби парили в восходящих потоках вокруг корабля, вокруг крылатой сирены - фигуры на его остром носу. Это был не обычный корабль, не из тех, что бороздят моря, движимые силой ветра - это был корабль, летающий по воздуху, эфирное судно, похожее, хотя бы снаружи, на маленький дворец. Под его килем было почти два километра высоты. Он не волны разрезал форштевнем, а облака. Шесть пар винтов на шести мачтах, вращающихся с неистовой силой, удерживали корабль в воздушной выси. Корабль назывался "Прима Виста".

1. Воздушный корабль "Прима Виста"

Воздушный корабль шел по морю облаков, и не было видно ни цели его назначения, ни порта, откуда он вышел - только облачное море от горизонта до горизонта, в центре которого огромный корабль затерялся, доверив опытному штурману жизни путешествующих посредине между землей и небесами.

Зидан, мурлыча себе что-то под нос, ловко съехал по шесту и рванул на себя тяжелое бронзовое кольцо, которое бронзовая же львиная морда сжимала в зубах поверху дверного замка.

Он шагнул в комнату, захлопнул за собой дверь и понял, что сделал это явно преждевременно. В комнате царила полная темнота, окон не было, освещения - тоже, так что и с открытой дверью мало что можно было разглядеть, а при закрытой двери единственным источником света для передвижения могли служить искры из глаз, и только при возникающих при этом передвижении - самым естественным образом - столкновениях со стенкой.

- Темновато, конечно... - вздохнул Зидан. Он покопался в карманах, потряс коробком и чиркнул спичкой.

Зидан вынес спичку вперед и принялся глядеть по сторонам. Глядеть здесь было не на что, а вот на самого Зидана посторонним, если б они здесь оказались, было поглядеть занятно. Вид у него был, что сказать, чудной, впрочем, вполне привлекательный. Внешность какая-то кошачья, что ли - зрачки чисто-синих глаз щелями, уши, кажется, остроконечные - впрочем, Зидан, нося доведенные постоянным подкрашиванием и помажением до цвета червонного золота волосы почти что до плеч, ушей своих никому не показывал. Важнее того - хвост был сзади, наподобие обезьяньего, на удивление длинный и гибкий.

Было Зидану на вид лет двадцать с лишним, одет он был - по собственным понятиям - стильно, в дорогую небесно-голубую тройку без пиджака и сорочки, зато с кружевным шейным платком... Впрочем, мелочи все пошли какие-то, не стоит нам останавливаться на таких несущественных вещах. Единственно существенной вещью сейчас было то, что спичка догорала, а Зидан, бродя по комнате и то и дело спотыкаясь о бесчисленные складки ковра на полу - оттого тихо чертыхаясь, - не мог ровным счетом ничего в комнате рассмотреть.

Наконец Зидан нашарил в неясном мерцающем свете спички столик и затем зажег на нем керосиновую лампу.

- Ну и где все? - поинтересовался он.

Из соседней комнаты тут же выбежали сразу трое, и также чудного вида... Звали этих людей, скажем сразу - Бланк, Цинна и Маркус, и были они, как и Зидан, актерами по профессии. По крайней мере, последние две-три недели... Театральная труппа, в коей они все состояли, гордо именовалась "Танталус".

- Эй, кто здесь?

- Это я, Зидан. - сообщил Зидан, задувая спичку и с огорчением убеждаясь, что на ковре была одна-единственная складка.

- Кто? А-а, Зизу... - успокоенно вздохнул тот, которого звали Цинна. - Ну разумеется, конечно, как всегда - опоздал!

Остальные двое, Маркус и Бланк, тоже пробурчали что-то подобное, в несколько сокращенном варианте. Все четверо, включая Зидана, как бы вспомнив что-то, взамен приветствия вытянулись по стойке "смирно", щелкнули каблуками (последнее особенно удалось Цинне, хоть он и был в заношенных шлепанцах на босу ногу), и каждый стукнул себя кулаком в грудь напротив сердца. А что же делать? - не честь же им отдавать? Не военные.

- Ну ладно, извините... - пожал плечами Зидан. - А где босс?

- Нету! Он щас подойдет. - сказал Цинна, почесывая щетинистую щеку.

Цинна исполнял на корабле обязанности механика или чего-то подобного, актерских данных у него не было никаких. Этой невзрачной на вид личности с вечно сонным рябым лицом было чуть больше тридцати лет, но она казалась много старше. Никакой полезной деятельности в обыкновенное время Цинна не исполнял, бродил по кораблю, изрекая банальности и везде оставляя чашки с недопитым кофе и слесарный инструмент.

Однако, несмотря на невыразительную наружность, Цинна был личностью незаурядной. Это был большой жулик, аферист, даже, пожалуй, заслуживающий названия выдающегося, так как до "великого" он все же, так сказать, не дотягивал. В любой сколько-нибудь малой сумме, полученной "Танталусом" нечестным путем - а именно на такие, впрочем, ничем не пахнущие, деньги организация и существовала - в такой сумме обязательно была его доля, и вполне справедливо. О себе Цинна никогда и ничего не рассказывал, предпочитая вместо того травить сальные анекдоты о своих разнообразных знакомых.

Что касается "босса", то этот босс, некто Баку, возглавлял труппу, хотя это занятие месяц назад и в страшном сне ему не могло привидеться. Хотя, вообще-то, начинал он цирковым антрепренером, так что, во-первых, и театральная деятельность была ему не чужда, во-вторых, у этого Баку на сценическое искусство выработались весьма и весьма оригинальные взгляды. Пока о нем этого достаточно. В общем, он отсутствовал, и скучающие подчиненные занялись своими делами.

Маркус - обладатель свирепой физиономии с желтоватыми клыками, вечно торчавшими изо рта и доходившими до середины верхней губы, - подошел к столу, выкрутил почти полностью фитилек лампы - стало заметно светлее. Потом он ободрал с головы алую шелковую повязку, обнажив ежик стриженых под гребенку темно-рыжих волос, и стал неторопливо вытирать этой повязкой остро пахнущие керосином руки. Смысла в этой операции было никакого, просто керосином начала пахнуть еще и повязка - но, с другой стороны, это был повод ее выстирать.

Маркусу было уже за тридцать, и себя он считал человеком, обладающим большим жизненным опытом. Он был по-своему весьма неглуп, но мысль его, как он сам, работала очень уж медленно, хоть и верно. В сложившейся команде "Танталуса" - в ее не совсем театральной деятельности - ему доставалась в основном черная работа, требующая скорее физической силы, чем умения быстро соображать.

Бланк, опершись о ближайшую стенку, достал из кармана записную книжку в черном кожаном переплете и принялся ее читать. Цинна и Зидан, очень заинтересовавшись, стали заглядывать ему через плечо. А интересоваться было чем.

Дело было в том, что Бланк читать не мог. Он был слеп.

Притом, он вроде бы и видел все вокруг, несмотря на повязку из толстой кожи, надежно закрывавшую незрячие глаза. Какое-то шестое чувство прекрасно заменяло ему зрение. Бланк ходил и даже бегал вполне уверенно, не как слепые: легко ориентировался в незнакомых помещениях - да что там, он отлично владел длинным прямым мечом, висевшим у него сейчас на боку, а фехтование - сложная наука и для человека с полноценным зрением. Кроме того, товарищи иногда заставали его с книгой в руках - как и сейчас, - перелистывавшим страницы, как будто читавшим, а иногда и писавшим что-то.

Бледная и нежная, как у девушки, кожа Бланка была во многих местах изрезана страшными шрамами. Один тянулся через все лицо, уходя под повязку, и кожа сбоку от этого шрама была явно темнее кожи на остальной части лица, будто от сильного ожога, давным-давно зажившего. Другой шрам шел кругом обнаженного плеча, и ясно по нему были видны стежки старого шва. Бланк был человеком молчаливым, скрытным, но был умен и обладал незаурядным чувством юмора. Так или иначе, Бланк был человеком странным, но другие танталусовцы - люди не менее странные - будто сговорившись, старались не замечать его странностей.

Вся компания не совсем походила на актеров. Постороннего наблюдателя, если бы он был на корабле, смутил бы примечательный факт - они все были вооружены до зубов! У Зидана по бокам висели два длинных кинжала в кожаных ножнах и с изящными ручками. У Бланка на бедре, как было уже сказано, висел меч, а у Маркуса на широкой перевязи - кривая абордажная сабля, удачно дополнявшая его хорошо продуманный образ свирепого морского разбойника. Цинна оружия не носил, зато у него за спиной болтался увесистый молоток.

Забегая вперед, - зато прекратив изводить читателя туманными намеками, - скажем, что актерами вышеописанные личности являлись во вторую очередь. А в первую очередь они составляли... Как бы получше выразиться? Воровскую банду? Или организованную преступную группировку? В общем, что-то такое сильно криминальное. Как уж ни представляют себе бандитов и прочих антисоциальных личностей законопослушные граждане - вот эти выглядели так, весьма интеллигентно, особенно Зидан с Бланком. Просто в последнее время преступных деяний они не совершали, занимаясь театральной деятельностью. А уж Баку вообще был очень необычной личностью для мафиозного дона, как он себя небезосновательно именовал.

Минут через пять, когда все четверо достаточное время помолчали, резко хлопнула третья дверь, расположенная на втором ярусе, и оттуда выскочил некто с головой дракона и мечом в руке.

Голову дракона надо понимать в буквальном смысле - на плечах ворвавшегося незнакомца сидела самая настоящая светло-синяя драконья голова, с зубастой пастью. Голова выразительно крутила глазами и разевала красную пасть.

- Получайте! - рявкнул незнакомец с драконьей головой, спрыгивая со ступенек. Он замахнулся огромнейшим двуручным мечом, который держал в одной правой руке, на ближайшего к нему Маркуса (в ужасе напялившего повязку на голову задом наперед). Но, видать, меч был чересчур тяжел: до Маркуса он не достал и по крутой дуге врезался в пол, а хозяина его по инерции также вынесло вперед, и он тоже рухнул на пол, впрочем, тут же снова вскочив на ноги.

Псевдоактеры на мгновение оцепенели, но через какое-то мгновение выхватили свое разнокалиберное оружие и кинулись на врага. Полудракон пнул Цинну сапогом по меньшей мере шестидесятого размера и тут же достал-таки Маркуса рукоятью меча - пират подобрался слишком близко, пытаясь пырнуть супостата в бок. Полудракон опять упал, поворачиваясь к зашедшему сзади Зидану, тот размахнулся кинжалами и был вынужден отскочить от страшного лезвия меча. Все это сопровождалось безумным хохотом чудища и его же проклятиями, с которыми полудракон гулко падал на пол, периодически спотыкаясь о злополучную складку ковра.

Тут Бланк, с истошным воплем прыгнув на стол, молодецким ударом разрубил драконью голову, немедленно распавшуюся на две яблочные половинки. Все замерли, и настала тишина.

Драконья голова оказалась искусно сделанной маской из картона и жести. А под ней обнаружился тот самый Баку - босс команды. Теперь его можно было рассмотреть. Баку, как и его подчиненные, обладал также примечательной внешностью. Роста он был огромного, очень толст и грузен, с остроконечными ушами, как у летучей мыши, стоящими высоко над потрепанным пилотским шлемом с толстенными очками. Совершенно кошачью физиономию Баку украшали пышные усы.

Ошеломленные танталусовцы, увидев перед собой взамен страшного чудища своего босса, так и сели на пол там, где стояли, - помимо Зидана, пошатнувшегося, но все же оставшегося на ногах. Бланк сел на столе.

Сам Баку сначала завопил "Оу!!! У-ух, моя голова!", но, несколько придя в себя, громогласно расхохотался, прислонил меч к стене, и, хлопнув Зидана по плечу так, что и тот тоже сел на пол, преспокойно сказал:

- Ну, парень, сегодня ты дрался гораздо лучше, чем в прошлый раз! Ладно, пошли-ка на совещание.

Он пнул дверь, противоположную той, из которой выскочил, и все, поднявшись с пола и только пожимая плечами, вошли за ним в небольшую каюту.

Здесь было достаточно тесно: все было заставлено какими-то шкафами, а больше всего места занимал здоровенный сейф с распахнутой настежь дверцей. В сейфе было пусто.

В центре комнаты стоял круглый стол на толстой резной ножке. Баку прошел к нему, повернулся к самому близкому шкафу и начал с шумом и каким-то подозрительным звоном копаться в нем. Компания, поняв, что означенный процесс будет долгим, начала рассаживаться на стульях. Зидан сразу захватил дальний стул и зацепился ногами за передние ножки; Маркус расселся на ближнем. Цинна, которому стула не досталось, протиснулся к здоровенному сундуку с огромнейшим висячим замком, зажатому между двух шкафов и улегся на бок, подперев кулаком щеку. Бланк потоптался на пороге и, наконец, снова, прислонился к стене.

Баку повернулся к столу и откашлялся:

- Итак, кхм, вот план.

Он вытащил из-за спины модель Александрийского замка - очень красивую, кстати сказать, сделанную из дерева и почему-то зеленоватой слоновой кости, и с грохотом поставил ее на стол. Между башнями замка застряла серебряная ложечка с гербом; Баку подхватил ее и отправил обратно в шкаф.

- Кхм, "Танталус", наша маленькая, но очень организованная преступная группировка, направляется в королевство под названием Александрия...

Он вынул из шкафа детскую матерчатую куклу, изображавшую девочку в нарядном белом платье и с нитяными черными волосами.

- Наша цель: похитить наследницу престола, прекрасную принцессу Гарнет!

- Да-да! - завопил Цинна, по-видимому, с планом уже знакомый. - Слушайте все меня! - с этими словами он спрыгнул с сундука, сорвал висевший на одной дужке замок и швырнул его в Маркуса. Затем Цинна осторожно извлек из сундука еще одну модель - теперь уже модель летающего корабля, того самого, на каком все они сейчас находились - "Прима Виста". Модель корабля, как и модель замка, была очень красивой, сделанной уже из полированного дерева и кусочков китового уса. Цинна пальцем покрутил несущий винт на мачте корабля (шесть мачт с винтами располагались по периметру летающего корабля, не как у морских), и тихо зажужжал.

- Ближе к делу! - сурово сказал Баку.

- Да, так вот, наш корабль скоро прибудет в верхний док города Александрии. - затараторил Цинна. - Там, значит, это... наденем костюмы, декорации навесим...

- Ближе к делу! - повторил Баку.

- Да, да! Мы, это... планируем показать александрийцам и всяким там дворянам из города Трено, популярнейшую в этих городах пьесу "Я хотел бы быть твоей канарейкой". Ма-аркус, - Цинна сладко заулыбался, - ни пуха тебе, ни пера - мы тут с товарищами посовещались и решили, что ты будешь играть главную роль.

- К черту! - сказал Маркус и метко плюнул через левое плечо, благо Цинна сидел как раз в той стороне. - Тогда похищением займутся Бланк и Зидан.

- О, на этот счет можешь не волноваться, я ведь спец по жучкам, - Бланк в свою очередь полез в шкаф и, слегка порывшись в нем, достал некий предмет, завернутый в коричневую оберточную бумагу. Он развернул обертку. Предмет оказался толстостенной стеклянной банкой, почти полностью наполненной шевелящимися жуками. Это были оглопы.

Оглоп, в общем-то - премерзкое создание. Из-за того, что тело этого жука представляет собой практически идеальный шар, только с ножками по бокам, он похож на объевшуюся божью коровку, только ярко-желтого цвета и с бурыми пятнами, а бывает он размером с кулак. Самая противная особенность оглопа - его способность неожиданно подпрыгнуть на метр, а то и полтора в воздух, причем в тот момент, когда этого не ждешь - прямо под нос натуралисту. К тому же некоторые суеверные люди боятся оглопов, потому что желтый и круглый оглоп с парой здоровеных пятен на спинке в определенном ракурсе похож на череп.

Бланк, весь скривившись, отвинтил крышку банки и сунул туда сухарик. Жучки зловеще и очень громко захрустели угощением. Оглопы у дна банки, которым не досталось сухарика, аж позеленели от зависти и стали со злости откусывать ноги верхним оглопам. Бланк, подумав, поставил банку на пол, не забыв завинтить крышку, достал из того же шкафа хрустальный флакончик с большой этикеткой "Сие есть магический эликсир для изведения демонов" и этикеткой поменьше "Тетрахлордибензолдиоксин. Яд" и, приподняв крышку банки, прыснул туда содержимым флакончика. Жуки успокоились. Конечно, настоящей магии в "эликсире" не было ни на грош (да и бывает ли она вообще?), но действовал он с завидной эффективностью. Бланк снова завинтил крышку.

- Я предотвращу любое нападение с тыла. Ни один наш враг не будет в состоянии с нами сражаться, если ему в лицо высыплют полную банку оглопов.

- Ну, все высказались? - спросил Баку. - Зидан, почему молчишь - ты все понял? Кого мы похищаем?

- А... э... Королеву Брану, правительницу Александрии. - спокойно ответил Зидан, изучая модель замка на столе.

- Верно!!! - провозгласил Баку, выхватив из шкафа другую куклу, побольше и потолще, почему-то из зеленого плюша и с бумажной короной на голове. - Мы похитим эту толстомордую и самодовольную... ЧТО Я ГОВОРЮ?!! Не сбивайте меня!

- Я пошутил. Принцессу Гарнет, конечно. - вздохнул Зидан.

Неожиданно каюту вместе со всем кораблем ощутимо тряхнуло. Цинна упал с сундука, остальные удержались в тех положениях, в каких находились.

- Все, у нас нет времени! По местам! Мы прибываем! - рявкнул Баку.

2. Александрийские арабески

Залитые золотистыми лучами предзакатного солнца улицы вечерней Александрии наполнял народ. Люди на ходу смотрели вверх, словно ожидая чего-то. Среди горожан шел и один приезжий - малыш лет восьми. Он впервые за всю свою жизнь был в крупном городе, тем более без сопровождения. Потому с восхищением разглядывал он высокие дома с красными черепичными крышами, огромные ветряки, медленно поворачивающиеся над городом; памятники великим полководцам прошлого, среди которых преобладали женщины, но в доспехах и с длинными мечами; толпы народа на улицах...

Александрия была городом старым, очень старым, царственная Александрия, основанная древними завоевателями почти что две тысячи лет назад. Она знала и королей-полководцев, и королей-строителей, и королей-покровителей искусств, и религиозных фанатиков, и королевской крови, и из простонародья, и великих ученых, поэтов, зодчих, что принесли древнему городу более славы, чем коронованные солдафоны, им покровительствовавшие. Александрию не раз ровняли с землей то варвары, то завоеватели из иных стран - но город раз за разом поднимался из пепла и праха, отстраивался заново и делался прекраснее, чем был. И где теперь те завоеватели? Что осталось от них, кроме имен на страницах пропыленных фолиантов, повествующих о полусказочных временах седой древности? А Александрия тысячу лет безраздельно царствует на тех землях, откуда когда-то вели они бородатых всадников на косматых коротконогих конях на штурм древнего города.

А впрочем, неверно мы сказали о древних королях, совсем неверно. Немного было королей в александрийской истории, совсем немного - более королев. Ибо Александрией испокон веков правили женщины.

На удивление другим народам, в Александрийском королевстве царил самый настоящий матриархат. Мужчины здесь пахали землю, строили дома, занимались ремеслами и искусствами. А женщины правили, считая единственно достойными своего пола занятиями войну и деторождение (воспитание детей передавалось мужчинам). Так что мощнейшая александрийская армия состояла почти что сплошь из представительниц прекрасного пола, исключая немногочисленную дворцовую гвардию - "Рыцарей Плутона", комплектовавшуюся все-таки из мужчин.

И меч, который целую вечность сжимали тонкие женские руки, и молоток каменщика, и весы торговца - вместе создавали мощь, славу и богатство королевства. И две тысячи лет королевство, равно как и сердце его - Александрия - росло и богатело. И огромной страной из Александрийского замка правил один человек - королева Брана Тил Александрос, мудрая и суровая правительница.

Александрия располагалась на высоте добрых двух километров над уровнем моря.

Почему? Разве не удобнее строить город в долине, чем карабкаться в горы?

Ответ, не менявшийся две тысячи лет, был очень прост и понятен для граждан королевства и двух-трех сопредельных стран - Линдблюма, Бурмеции, Клейры, разместившихся на том же материке, известным под названием Туманный континент. Он был таков: Туман.

Жители иных стран на иных континентах не склонны считать туман чем-то серьезным и пишут это слово со строчной буквы; там туман - лишь легкая прозрачная дымка, появляющаяся иногда вечером, когда в охладившемся в сумерках воздухе конденсируются мелкие водяные капли.

Те же водяные капли, а может, и не те же, складывают Туман и на одноименном континенте. Отличие в том, что там его очень и очень много.

Представьте себе мир, наполненный туманом... Нет - Туманом, Туманом от земли под ногами до облаков в вышине. Где видимость - три десятка шагов; где трудно дышать настолько влажным воздухом, что более похож на воду; куда не проникает луч солнца. Где хилая растительность отчаянно сражается за свое скудное существование, где любое травоядное животное должно быть хищником - иначе оно не прокормится на чахлой траве и безлистных деревцах; а хищник - хищником вдвойне. Таков Туманный континент... точнее, долины Туманного континента, вечно затянутые пеленой облаков, под которыми - Туман. Но над ними светит солнце, давая свет горным склонам.

Люди на Туманном континенте жили в горах над чертой Тумана. За столетия - и более всего в последнее время, они насыпали террасы на склонах гор и растили на них пшеницу, разводили скот.

Были построены машины, двигатели, работавшие на Тумане - так в воздух поднялись воздушные корабли, а с помощью Туманных машин были построены циклопические сооружения, подобные Александрийскому замку. Туман, как оказалось, обладал странными свойствами: при сжатии расширялся сильнее, чем был сжат, давая практически даровую энергию. Хотя, были у него и иные свойства, не столь приятные по природе, но об этом позже.

Вон там, не так и далеко, сам Александрийский замок, воздвигнутый на искусственном острове в центре невидимого за домами озера, из которого где-то далеко неслись вниз с гор могучие водопады, вздымался из-за крыш города, и видны были четыре его громадные башни с острыми коническим крышами, и легендарный сверкающий обелиск между ними, огромный, почти что двухсот метров высоты, похожим на устремленный в небеса длинный прямой меч. И лучи краснеющего солнца, сильно раздавшегося в размерах у горизонта, отражались от граней зеркального обелиска и падали в город.

А в самом городе кипела жизнь. Особенно было на что посмотреть в центре города. Площадь, почти идеальный круг с памятником - монумент изображал кого-то явственно женского пола, в длинном плаще, шлеме с гребнем и при длинном мече, - хоть и называлась Привратной, находилась не так и далеко от собственно центра; город давно разросся, городские стены были ему тесны, и пригороды, давно уже перешедшие в просто городские районы, шли далеко за этими стенами, которые местами уже просто снесли при прокладке новых улиц. Городские ворота перед площадью уже не были, на самом деле, воротами: не было ни крепостных стен по сторонам, ни - в самих воротах - дубовых створок, окованных медью, так что осталось нечто вроде триумфальной арки, у которой, однако, вечно несут караул солдаты - женщины, конечно; рослые, широкоплечие, красивые - гордость армии, той же статьи, что в королевской охране. Вечернее солнце жарит броню и бьет в глаза - однако ж глазом не моргнут и с ноги на ногу не переступят, только смотрят по пестрой толпе приезжих: террористы? экстремисты? антиглобалисты? - нет? Тогда добро пожаловать в Александрию!

Площадь сплошной стеной, впритык друг к другу, окружали высокие дома, то есть высокие по местным меркам - этажей по четыре, по пять; по виду весьма старые; на первом этаже - непременно лавочка под полосатым навесом, или парадный подъезд с дремлющим швейцаром - или швейцаршей, что тут тоже не редкость, это обычное занятие для уволенных в запас младших чинов. На втором этаже балкончик, обязательно увитый плющом, хотя там могло висеть и объявление о какой-нибудь выставке или распродаже или вывеска магазина. Этажи повыше явно были объектом творческих экспериментов зодчих: окна арочные, окна готические, окна в восточном духе, окна прямоугольные, окна настолько сложной формы, что их и открыть-то было нельзя; какие-то удивительные пилястры в простенках между окнами, какие-то горгульи на водостоках, и под черепичной крышей непременно итальянское окно...

А над крышами здесь и там неторопливо поворачивались огромные ветряки, метров по пятнадцати каждая лопасть. Ветряки давали энергию городу и бесчисленным малым фабрикам по александрийским окраинам. Где-то далеко дымили сталеплавильные заводы, грохотали Туманные молоты, визжали пилы в древообрабатывающих мастерских. Иногда ветер доносил едкий запах дыма в городской центр, но он терялся среди запахов уже городских, а не индустриальных.

Что в этом городе удивило бы человека несведущего - большое число магазинов оружия, всяческих аптек, мастерских синтеза, где местные умельцы на вполне законных основаниях делали метательные копья из граблей и арбалеты из открывалок для бутылок, а также наоборот - грабли из копий и открывалки из арбалетов. Причиной тому была скорее традиция, хотя, если подумать... Так или иначе, оружие в этом жестоком мире просто необходимо человеку, если он с безопасных гор спускается в наполненные Туманом долины, где вообще трудно выжить - мы позже объясним, почему.

Люди стали останавливаться и начинали смотреть в небо. С чего бы это?

Если бы кто-то глянул не вверх, а себе под ноги, обратил бы внимание на странную внешность приезжего. А малыш этот был действительно очень странного вида. Он был одет в какие-то полосатые панталоны и синий сюртучок, но вот прикрыто все это было огромнейшей остроконечной шляпой с вислыми полями. Если бы заинтересовавшийся взрослый глянул под эти поля, то обнаружил бы, что под ними просто нет лица! Только темень, непроглядная чернота, откуда с любопытством глядят большие ярко-жёлтые круглые глаза, вовсе без зрачков и радужки. Руки были тщательно прикрыты кожаными перчатками, а шляпу свою малыш ежечасно поправлял, будто боясь, что она свалится.

Он остановился, уловив какое-то новое движение в толпе. Те, кто еще не глядел в небо, устремили туда взоры, с ними и приезжий ребенок.

Над красными крышами медленно и низко, едва не снося белые трубы домов, плыла громада, по размерам, конечно, уступающая Александрийскому замку, но все равно подавлявшая своими размерами. Воздушный корабль, а это был он, тот самый корабль "Прима Виста", - и сам походил на замок. Башни шести осей несущих винтов - на каждой оси по два винта вращались в разные стороны, - башни с декоративными бойницами, что-то вроде главной башни - донжона - в центре, вместо мачты морского судна. Позолота и темное полированное дерево бортов, цветные стекла полутысячи иллюминаторов ослепительно сверкали на солнце. Вращающиеся винты под круглой кормой и висящие якоря едва не задевали трубы и флюгера над крышами. Воздушный корабль покрыл тенью целую площадь. Он весил, наверное, не одну сотню тонн, но - легко парил над городом, ровно скользя в вечернем воздухе прямо над головами александрийцев.

Корабль приближался и наплывал... наплывало его отражение в гранях обелиска в замке и в блестящей воде каналов Александрии.

Вот какую картину наблюдал малыш в остроконечной шляпе. Он стоял на Привратной площади. Так или иначе, малыш шел на представление актерской труппы "Танталус", прибывающей на том самом корабле. Спектакль, широко разрекламированный и, видимо, весьма зрелищный и дорогостоящий, судя уже по одному суперкораблю-театру, был очень популярен среди жителей Александрии, а назывался он - "Я хотел бы быть твоей канарейкой" и давался по случаю дня рождения той самой принцессы Гарнет, наследницы александрийского престола.

Как только корабль скрылся за крышами домов, малыш побежал вперед, испугавшись, что пьеса начнется без него, и, конечно, столкнулся с каким-то крысообразным сверстником, спешившим почему-то в обратную сторону, от центра. Оба повалились навзничь, при этом у малыша в шляпе из кармана вылетел прямоугольный кусок плотной коричневой бумаги с печатью цветного сургуча. Тот - первый житель Александрии, обративший на малыша внимание - первым пришел в себя:

- Эй, смотри, куда несешься! - крикнул он, вскочил на ноги и убежал дальше по улице.

Сильно картавившая девочка в аккуратном зеленом платье помогла странному малышу подняться на ноги и подала ту самую бумагу, отлетевшую при столкновении в сторону.

- С тобой все в полядке? Ты потелял свой билет. Пока! - и убежала.

Впереди была площадь Героев, немало отличающаяся от Привратной. Всем они были непохожи, и более всего формой и видом застройки по краям: Привратная - почти идеальная окружность с монументом в центре, площадь Героев - какая-то бесформенная; в края ее впились острые углы окрестных домов, настроенных безо всякого плана. Более всего на площадь вылез огромный домина со скромной вывеской во весь фасад: "Отель "Renaissance". Основан в 1577 году. Добро пожаловать! Мест нет". Последние два слова были тщательно выписаны еще не просохнувшей краской. Второй этаж в отеле был много шире первого, а третий - еще шире, так что весь дом напоминал какой-то огромный гриб на толстой ножке под широкой шляпкой.

На этой площади, как и на Привратной, тоже стоял монумент, но скульптор его явно придерживался иных представлений о том, как следует украшать города, чем его коллега с Привратной площади. Тут - на краю площади, а не в центре, - была целая скульптурная группа из черного чугуна, основательно загаженного голубями и изображавшая, конечно, воинов в доспехах, но, как ни странно, мужчин, а не женщин: одного толстого, одного тощего и необыкновенно высокого и одного средней комплекции, зато крошечного роста и с огромным орлиным носом. Табличка на пьедестале поясняла, что монумент изображает "Троих героических Рыцарей Плутона, спасших город во времена последней Линдблюмской войны".

Да вообще, площадь Героев была куда демократичнее суровой Привратной, и не одним монументом. Та обыкновенно оставалась почти пустой, а здесь что ни день проводились всяческие ярмарки, так что брусчатки не видно было под ногами покупателей, продавцов и просто зевак, пришедших потолкаться в толпе, да под разноцветными палатками, в которых за некторое количество гилей - александрийской валюты - можно было купить все, что угодно, и даже еще больше; приобрести лотерейный билет; отвести сглаз и снять порчу; и даже поучиться какому-нибудь хитроумному удару деревянным мечом или (но очень редко) магическому заклинанию, конечно, эффектно выглядящему, но на деле совершенно бесполезному - да какой волшебник, если он, конечно, настоящий волшебник, за такие малые деньги будет заклинаниям учить? Вот на таких ярмарках когда-то начинал свою деятельность молодой цирковой антрепренер Баку, сейчас уже далеко не молодой и давно уже порвавший с цирком.

Сейчас площадь тоже наполнял народ. На площадь пришли люди всех сословий, всех возрастов, всех занятий и зачастую самой удивительной внешности - хотя верховная власть в государстве принадлежала все-таки чистокровным людям, среди простого народа было немало престранных личностей, что мы уже видели на летающем корабле, - здесь были александрийцы, похожие на зверей, на птиц и даже на рыб, да не одни александрийцы, немало было и приезжих. Да кого здесь только не было! Прошла кучка диковатого вида охотников с гор на южной границе, все в рваных дубленых куртках мехом наружу и в огромных сапогах. А с другой стороны геральд, на птицу похожий, раздвигал толпу широкой грудью, расчищая дорогу группе людей в шелках и опять же меховых куртках, но подороже - на три-четыре порядка, периодически извлекая неприятный жестяной звук из рожка, который придерживал у клюва, и издавая вопли: "Благородные лорды Трено, впереди Александрийский замок! Граждане, расступитесь, расступитесь - идут благородные лорды Трено!"

Благородные лорды крутили головами во все стороны и показывали на прохожих пальцами. В стороне стояли двое горожан, этакие заслуженные аксакалы с козлиными бородками, в долгополых кунтушах и мохнатых шапках не по погоде, посмеивались и тоже показывали друг другу на лордов пальцами. "Что, пан Николай, нам бы их капиталы, мы б ими разумнее распорядились бы?" - "Безо всякого сомнения, пан Тадеуш!"

А в стороне торчала еще одна аристократическая пара из Трено, повоспитаннее. Дворянин с кумачовым бантом на груди с мученическим лицом подпирал тросточкой груду чемоданов, угрожавшую развалиться в самом ближайшем времени, а его супруга отчаянно торговалась с кудрявой цветочницей в алом платье, выбрав какую-то чахлую розочку не то мужу в петлицу, не то себе на шляпу.

А еще в другой стороне какие-то дошкольницы выискали пятачок свободного пространства и прыгали на нем через веревочку.

Торговые палатки были оттеснены к краям, а в центре раскинулся цветной шатер с прорезным окошком в круглом боку, откуда свешивались длиннейшие пергаментные свитки, все испещренные мелкими неизвестными письменами. Билетная касса.

Малыш сразу устремился к ней, крепко зажав билет в кулачке.

С немалым трудом малыш пробился сквозь толпу к кассе, отстоял короткую очередь и протянул кассиру билет.

Мест на представлении было мало, стоили они дорого, и купленный заранее билет нужно было перерегистрировать в день премьеры, чтобы в том случае, если зритель по каким-то причинам не явится на премьеру, место его не пустовало. Такие сложности возникали из-за того, что две трети зрителей были дворянской крови, жили в других городах и были настолько богаты, чтобы купить билет, показать его всем знакомым, а на само представление все-таки не пойти.

Кассир был похож на барана - мы не хотим сказать о нем ничего плохого, просто морда у него была овечья, с моноклем в глазу, в солнцезащитных очках поверх монокля. И из-под цветного картуза торчали небольшие рожки.

Этот странный кассир взял билет и стал его изучать через лупу, монокль и еще одну пару очков, которые он надел поверх первых.

Заскучавший малыш стал рассматривать объявления, которыми оказалась изнутри и снаружи оклеена вся касса. Все объявления были красиво напечатаны на желто-коричневой пергаментной бумаге, и среди них было немало весьма занятных. Прямо перед глазами малыша висела на редкость многословная реклама гвардейского полка "Рыцарей Плутона", обещавшая "доблестным мужам, ищущим в жизни подвигов и ратной славы" "высокое жалованье" и "жизнь, полную приключений" - о характере этих приключений скромно умалчивалось. Рекламный лист был подписан лично начальником полка, капитаном, фамилия которого, судя по неудобочитаемой подписи, начинались на букву "Ш", а остальное разобрать не представлялось возможным.

Тут и кассир закончил изучение билета.

- Чего-то тут не так... Похоже, это подделка, и весьма грубая, должен сказать. Я таких за день навидался...

- О нет! - в ужасе вскричал малыш. Разумеется, он проделал долгий путь в Александрию - а он проделал долгий путь в Александрию, кстати сказать, - вовсе не для того, чтобы лишь полюбоваться лишь летающим кораблем.

- Ну не плачь, через год шоу повторится и ты его обязательно посмотришь. - "утешил" его кассир, тепло улыбаясь из-за уже третьих очков, которые он с трудом нацепил на первые две пары.

Расстроенный малыш выбрался из толпы и уныло побрел прочь. Он даже не заметил, как вошел в какой-то узкий переулок. Здесь низенький и весьма толстый человечек, весь обросший короткой курчавой шерстью и пухлой собачьей мордой взамен лица - расположившись на шаткой стремянке, приколачивал вывеску "Мини-театр". Не заметив лестницы, малыш об нее, естественно, споткнулся и упал. Стремянка только пошатнулась, зато с нее свалился толстяк. Он на секунду распластался по земле, потом с бурчанием поднялся на ноги и полез обратно, ругая маленького недотёпу. Прибив на место вывеску, толстяк снова спустился и заковылял прочь, забыв про лестницу. Настроение у толстяка заметно улучшилось, он пробормотал сам себе что-то вроде: "Ну, после долгого рабочего дня я должен, наконец, подкрепить свои силы...". Странный малыш растерянно проводил толстяка взглядом.

И вдруг с противоположной стороны улочки выскочил тот самый "крысенок", с которым совсем недавно столкнулся малыш. При ближайшем рассмотрении, малыш отметил, что это действительно был крысенок - при хвосте, острых ушах и с подергивающимся чутким носом на конце вытянутой мордочки. Удивляться тут было нечему - паренек определенно происходил из Бурмеции, а эта страна населена вполне разумными крысами, ростом с человека. А сейчас, скорее всего, это был какой-то простой александрийский оборвыш, а не гордый бурмецианец. Не то что бы крысенок был в лохмотьях, но его заплатанный-перезаплатанный серо-зеленый комбинезон давно нуждался в чистке, а панама, лихо заломленная набок, давно разошлась по всем швам. Впрочем, веселого хозяина это явно не волновало.

- Эй, ты, шляпа! - завопил крысенок еще издали. - У тебя тоже поддельный билет? А хочешь посмотреть пьесу?

- Конечно, хочу! - заинтересованно приподнял глаза малыш.

- Тогда тебе придется побыть мне слугой. Согласен? - бодро предложил крысенок.

- Ладно...

- Отлично! Вот твое первое задание: стой здесь и следи за прохожими, скажешь мне, если кто-то будет идти сюда, а я пока займусь этой стремянкой... Там никто не идет?

- Нет.

- Прекрасно, тогда за мной! - тут крысенок подхватил стремянку, поднял на плечо, и рысью понесся по переулку. Малыш в остроконечной шляпе побежал за ним.

Они бежали узенькими-узенькими улочками, петляя между старинными домами, где между вытертыми булыжниками мостовой пробивалась трава; где в лужицах воды на месте выпавших булыжников небо отражалось тоненькой голубой полоской с белыми пятнами облаков, подобно застиранной голубой ленточке в волосах любимой куклы, с которой здесь же, на александрийской улочке, у крыльца родительского дома играла какая-то девчушка; где из окон свисали мокрые половики, в большинстве своем национальных цветов, выстиранные по случаю отличного дня и вывешенные на просушку, но не теряющие в густой тени домов ни капли влаги, что можно сказать и о разнообразном белье на веревках, в огромнейших количествах пересекавших проулки по всем этажам, кроме, разумеется, первого; где вовсе нельзя было разойтись не то что двум повозкам, но и двум пешеходам. А вон там, совсем рядом, кстати сказать, две не особенно цивильного вида старушки, у обеих грудь в орденах, действительно столкнулись в тесном проулке и яростно спорят, кто кому должен дорогу уступать: генерал-майор от инфантерии генерал-лейтенанту инженерных войск или наоборот?..

Они бежали по плиточным дорожкам скверов в тени старых деревьев, которые никто не рубил, хоть они и сильно мешали друг другу и глушили молодняк, - под каждой второй липой или вязом, или другим каким деревом, но обязательно огромным, старым-старым, с облезающей от старости бледной корой и массой птичьих гнезд в ветвях, торчала табличка, извещающая, что это дерево было посажено таким-то историческим лицом в таком-то году, охраняется государством и вырубке не подлежит. В Александрии всегда любили сажать деревья...

Они бежали мимо раскрашенных в веселенькие цвета казарм, огороженных взамен колючей проволоки каким-то фигурным чугунным литьем, у распахнутых настежь ворот которых зевала одинокая часовая. В казармах было, кажется, тихо и пусто, солдаты и офицеры почти все были отпущены в увольнение по случаю праздника, разошлись по домам, и только в глубине казарм, как было видно в окнах, между нар бродила недовольная дежурная, протирая окна и странные для казармы зеркала на стенах, по одному на каждые нары.

Они бежали по улицам, которые, подчиняясь не то прихотям и капризам градостроителей минувших веков, не то, скорее, причудливому рельефу холмистой местности, в которой лежала Александрия, а еще скорее - и тому и другому, бежали то вниз, то вверх, то спускались крутыми неровными ступеньками по склону, то перекидывались мостиком через нежданный канал, спокойно текущий между отвесными стенами домов, прямо из окон которых спустили в канал удилища местные рыболовы...

- Сюда! - командовал крысенок, согнувшийся в три погибели под тяжестью стремянки и все же ухитрявшийся довольно быстро бежать, так что странный его спутник едва поспевал за своим не менее странным проводником . - Налево! Направо! Нет, все-таки налево! Не спотыкайся! За мной! Вон она - часовня!

3. Крыши Александрии

Они забежали в распахнутые двери часовни и остановились, переводя дыхание и с удивлением разглядывая друг друга.

Часовня была очень старой. Она была построена гораздо раньше окружавших ее домов и уже давно не использолась по назначению. Здесь, в общем-то, больше ничего и не осталось, кроме стен да крыши, а еще огромных и очень тяжелых створок входных дверей - чугунных, вычурного литья, сильно пострадавших от дождя и тумана, так что за ржавчиной, кое-где обвалившейся большими черно-рыжими кусками не было возможности различить, что было изображено на створках. Внутри часовни сквозь каменную кладку пола пробилась трава, хоть и чахлая, но в таком количестве, что часовня внутри походила на небольшой лужок.

Некогда часовня была украшена цветными витражами, но почти все они выпали, а, может быть, были кем-то сняты и увезены. Кое-где среди вывернутых камней кладки в траве блестела то алая, то лазурная, то апельсинового цвета капелька - крошечный осколок цветного стекла. Только один витраж в дальнем окне под самой крышей пережил века запустения, и с него неведомый святой во всем фиолетовом молча усмехался в бороду; да еще в другом окне чудом уцелела часть витража с частью вовсе не птичьего крыла. Под крышей часовни ворковали голуби.

Крысенок приблизился к единственной колонне, поддерживающей своды часовни, и раздвинул вялые стебли травы, росшие у цоколя колонны. Открылось отверствие явно рукотворного происхождения, вернее всего даже - дверной проем. Обнаружилось, что внутри колонна пустая, и сквозь нее до самого верха идет лесенка - несколько десятков металлических скоб, прочно вцементированных в кирпич, довольно ржавых и непрочных на вид.

- Там очень опасно. Так что лезь первым. - мрачно предложил крысенок.

Малыш в остроконечной шляпе вздохнул, пробрался в открытую крысенком дыру и взялся за первую скобу-ступеньку. Крысенок, придерживая стебли травы, с любопытством заглянул в отверствие.

Шахта была, казалось, вовсе бесконечной высоты - этакий узкий-узкий колодец со ступеньками на стенке, ведущий Бог знает куда, а малыш на самом дне. Где-то на самом верху светило солнце, лучи которого проникали в шахту, но в ней самой было темно и пахло сыростью.

И вот только малыш ухватился за вторую перекладину и уже более-менее спокойно поставил ногу на первую, как на него кто-то свалился. С жутким воплем.

- Ха-а! - только и сказал крысенок.

Существо, свалившееся малышу в остроконечной шляпе на голову, только растерянно кланялось. Оно было ростом гораздо меньше, чем они оба, и более всего походило на здоровенную плюшевую игрушку - то ли медвежонка, то ли котенка, в общем, что-то такое игрушечное. Было оно, скорее, прямоходящим, то есть уверенно стояло на задних лапках, и весьма пушистым. А сзади у него виднелись маленькие перепончатые крылышки. Физиономия наподобие мордочки зверька коалы, острые ушки и какой-то забавный шарик-помпон между ними завершали картину.

- Простите, купо! - наконец пропищало странное существо.

- А, это Купо, могуль. - узнал существо крысенок.

- Купо! - подтвердило существо.

- Купо, это мой слуга номер один. - безаппеляционно представил малыша в шляпе крысенок. - Все, у нас нет времени, лезем наверх. - и он первым полез в шахту, волоча за собой стремянку.

- Купо! Приятно познакомиться! Я обязательно вас запишу в Могульскую летопись. - пропищал могуль, и даже выволок откуда-то толстенный том, чернильницу и перо, приготовившись писать.

- Не-ког-да! - завопил крысенок из шахты. - Скоро уже представление начнется!

Малыш полез за ним. Могуль с огорчением захлопнул рукописную инкунабулу, но идея что-то туда занести так овладела им, что он никак не мог успокоиться, и, не находя ничего подходящего внутри часовни, поволок том наружу.

Наверху было нечто вроде небольшой колоколенки. Колокол находился здесь, судя по всему, десятки лет, весь покрылся патиной, но все же не сорвался с подвеса. Крысенок все же не удержался от того, чтобы поискать под колоколом веревку, ведущую к языку, и дернуть за нее. Раздался гулкий, но малоприятный звук, вовсе не похожий на колокольный звон. Видимо, колокол все же слишком долго провисел здесь.

Из цоколя колокольни они оба выбрались на покатую крышу часовни и огляделись.

А какой чудный вид был кругом! Часовня была чуть ли не самым возвышенным местом этого городского района, все дома кругом были на этаж-другой ниже. Посмотришь налево, направо - вокруг море крыш под черепицей всех оттенков красного, от темно-коричневого до почти желто-оранжевого. Целый лес труб, по две-три в каждом доме, и, уж конечно, ряды слуховых оконец на крышах. Ближе к озеру крыши тонули в зелени, там на каждой улице, да и просто в садиках и во дворах домов росли старые деревья - липы, клены, даже торчала пара чудом выросших среди высоких домов сосенок.

Дальше от озера зелени было меньше, дома стояли теснее; среди обычных для Александрии зданий в четыре-пять этажей, разделенных такими узкими улочками, что с края одной крыши можно было без труда перейти на другую, - кое-где поднимался дом-гигант - по местным понятиям, конечно - на два-три этажа выше.

Широкие покатые крыши трех корпусов казарм, тоже крытые крупной черепицей, оказались совсем рядом, через дом-другой. За ними, если смотреть в сторону замка, шли еще какие-то неширокие здания с квадратными крышами шатром и без труб, потом обычный жилой дом, потом здание на этаж повыше и много шире предыдущего, кажется, многоквартирный дом, потом...

И - не так уж и далеко, оказывается - был замок, колосс из колоссов, подпирающий небеса иглой обелиска. Рядом с ним городские дома казались не более спичечного коробка. И где-то за огромными башнями угадывалась другая громада - воздушный корабль "Прима Виста", все еще подвешенный в воздухе могучими винтами, пришвартованный к чему-то у подножия замка. Да и вряд ли был воздушный корабль способен на посадку, тем более на воду, так как места на замковом острове, не занятого замковыми строениями, было всего ничего. В конце концов, Тумана - дарового топлива! - было и здесь, на высоте двух километров, предостаточно, так что Баку мог себе позволить подвесить корабль между землей и небом.

По правую руку где-то в двух кварталах шумела площадь Героев, и из-за сплошной стены зданий, среди которых особо выделялся отель "Renaissance", отсюда, с расстояния, еще более похожий на гриб, доносилась музыка и слышны были аплодисменты. А по левую руку, совсем рядом, темнела озерная гладь, и на ней покачивались пустые лодки - и, в стороне замка, бакены, болтавшиеся в воде стройным рядом и скрепленные толстой цепью - составлявшие, таким образом, этакое ограждение, дабы городские лодки не заплывали в призамковые воды.

Единственный просвет в цепи был у маленького насыпного островка с пришвартованной лодкой, на котором стояла каменная башенка-сторожка и по которому бродили задумчивые часовые. Мера, можно сказать, исключительная; в обыкновенное время никаких часовых там в помине не было, а сделано это было исключительно ради того, чтобы не допустить проникновения безбилетников вроде крысенка со спутником на спектакль. Напомним, что замок был выстроен на искусственном острове на краю озера, и от города замковые стены отделяла широкая полоса воды.

Однако у северо-восточной части замка эта полоса сужалась до десятка метров и даже менее; теснящиеся городские дома сплошной стеной подступили вплотную к воде. Крыши последнего этажа были вровень с непонятной зубчатой стеной на берегу, а та - вровень с такой же зубчатой стеной нижнего яруса замка.

Крысенок, ойкая и подпрыгивая на разогретых солнцем за день цинковых листах - он был, конечно, бос, поскольку никто пока еще не выдумал обувь для когтистой крысиной лапы, - протанцевал к самому краю крыши. Оказывается, там через переулок за часовней на крышу соседнего с ней дома была перекинута доска, длинная, толстая, зато весьма и весьма узкая. Крысенок, взвалив на плечи лестницу и продев голову между перекладинами, быстро перебежал по ней на другую крышу, а вот малыш в остроконечной шляпе в нерешительности остановился перед жуткой щелью проулка.

Этаж был четвертый или даже пятый, высота, таким образом, метров двенадцать или еще больше. Кошмар. Малыш подполз на четвереньках к провалу, глянул вниз и заскреб руками по разогретому солнцем цинку под собой - ему показалось, что он скользит вниз, туда, где у подножия домов ходят люди, как казалось отсюда, маленькие, головастые и очень смешные.

- О нет! Ты что, высоты боишься?

Малыш горестно кивнул.

- Не бойся, доска крепкая, тебя выдержит. - крысенок в нетерпении переступал по черепицам. Крыша, как и все другие в округе, была крыта крупной черепицей каленого, охряного цвета; цинковые листы крыши часовни были тоже крашены оранжевой краской, а между двумя этими желто-красными поверхностями чернела щель, от одного взгляда на которую - даже не в сам провал, а только на его края - начинала кружиться голова.

Малыш уже потом и не помнил точно, как ему тогда удалось перебраться на другую сторону, но все-таки удалось. Он, цепляясь за края доски и пытаясь рассматривать саму вымоченную тысячами дождей поверхность дерева, а не глядеть мимо нее, вниз, кое-как переполз через пропасть, с облегчением присел на гребень крыши, но тут оказалось, что это еще не все, надо идти дальше. А дальше, связуя дом, на крыше которого они стояли, со следующим, над очередным проулком была перекинута еще одна доска, точнее, две тоненькие досочки, связанные серой бельевой бечевкой в один мостичек, очень хлипкий на вид...

- Ох, опять... Ладно, ты, главное, вниз не смотри, а доска эта тоже крепкая, несмотря на то, что тонкая... - подбадривал крысенок с другой стороны.

И малыш пошел по доске, даже несколько увереннее, чем по первой, почти прямо, не помогая себе руками - то ли уверения спутника подействовали, то ли сам несколько привык к высоте, то ли кровь в голову ударила.... Но не успел дойти до конца, как доска тревожно затрещала. Малыш едва успел огромным прыжком с совершенно неожиданным для него проворством перескочить к крысенку, - доска, развалившись аж на три досочки, рухнула в бездну, не выдержали одновременно дерево и веревочка.

Крысенок простодушно усмехнулся:

- А я был уверен, что она выдержит! - и побежал было дальше, но, пробежав с полкрыши, вдруг ни с того ни с сего обернулся и хлопнул себя по лбу:

- Ах да! Совсем забыл! Как тебя зовут-то?

Малыш растерялся. Определенно, момент для такого вопроса был не самый подходящий. Они стояли по разные стороны гребня покатой крыши на высоте добрых пяти этажей над уровнем земли, и крысенок, которого так и шатало под тяжеленной стремянкой, спрашивал имя спутника.

- Виви. - наконец, вздохнул малыш.

На крысенка это оказало неожиданное воздействие. Он неожиданно развеселился и буйно расхохотался:

- Ха-ха-ха! Во имечко! А я - Пак! Виви - надо ж такое выдумать! Ха-ха... ха... - тут он, к собственному ужасу, качнулся, потерял равновесие, рухнул набок - лестницей вперед - и стремительно поехал к краю крыши. Стремянка жутко скребла по черепице, крысенок не догадался ее отпустить, да и спасся бы он даже тогда? Край крыши стремительно приближался, черепица летела во все стороны...

Так бы крысенок по имени Пак и сгинул бы, сорвавшись вместе с тяжеленной стремянкой с крыши пятого этажа. Спас его спутник: Виви метнулся вперед, поймал крысенка за кончик длинного хвоста и потащил к себе, упершись в гребень крыши ногами. Пак, таким образом, распластался по крыше в нелепой позе, уцепившись обеими руками за стремянку, которая уже наполовину свесилась через острый край. Некоторое время малыш и сила земного притяжения энергично тащили довольно тихо орущего (в основном от страха, хотя и от боли тоже, мало кому приятно, когда тебя тянут за хвост) крысенка в разные стороны. Наконец сила земного притяжения, видимо выдохшись, сдалась и уступила Пака Виви, который, осторожно вытравливая хвост товарища, вытянул наверх и хвост, и его владельца, и даже стремянку.

- Э... - сказал Пак, взгромоздив стремянку рядом с собой на гребень и сев на собственный хвост. Виви сел рядом:

- Извини... Я не хотел. - робко сказал он.

- Не хотел чего? - вытаращил глаза крысенок. - Меня вытаскивать? Или что? Будто это ты меня толкнул! Я же сам сорвался!

Малыш растерялся ещё больше и не стал возражать.

Они несколько отдышались и пошли дальше. Точнее, просто спрыгнули с той крыши, на которой стояли, на соседнюю, пониже - а это была плоская крыша крупнейшего корпуса казармы, стоявшего вплотную к последнему дому. Ходить здесь было совершенно безопасно, края крыши были даже ограждены какой-то хлипкой на вид оградкой, так что наши герои бодро пересекли ее по диагонали, перебрались по очередному мостику на крышу очередного здания. Тут и замок как-то сам собой оказался совсем рядом, а уж непонятная стена с зубчатым верхом, стоявшая совершенно одна, сама по себе, на "городском" берегу озера, была совсем уж под боком.

- Итак, Виви, мы у цели! - торжественно объявил Пак, упер ножки стремянки в край крыши и прислонил ее верх к проему между зубцами.

- Я, я первый! - и Пак полез наверх. Виви вздохнул, потрогал зачем-то поля шляпы и начал подниматься за ним.

С вершины странной стены, оказывается, был перекинут мостик, ведущий прямо к стенам замка. Построено это нелепое сооружение - мы о одинокой стене на берегу, конечно, - построено оно было довольно давно и служило, кажется, для защиты замка со стороны города. И казармы, кстати, были по соседству... Притом эти никому не нужные в эпоху пушек и воздушных кораблей фортификации ровным счетом никем не охранялись, так что Пак и Виви могли спокойно перебраться к замковой стене и там по бесконечным лесенкам с широкими каменными ступенями опасливо - вдруг все-таки охрана? - подыматься вверх, вверх, вверх... к террасе замка где-то на самом верху...

Ночь стремительно накатывала на город, кутая его тяжелым пуховым одеялом темноты. Небосвод как-то быстро окрасился темно-синим, а затем и черным, только вечерняя заря гасла где-то на западе, среди горных вершин, тонкой ало-розовой полоской.

Одно за другим гасли окна в домах, по улицам торопились домой последние прохожие. Только огни по краю города - окна фабрик - горели красным, как широко брошенная горсть углей из костра; работа там не прекращалась и ночью.

Тихо зажглись газовые фонари, залив город теплым мерцающим светом. Ночная стража заступила место дневной, и суровые александрийки, наконец расслабившись после тяжелого дня, разбредались по мелким кабачкам, так как в пустые и темные казармы на другой край города топать не хотелось. На площади Героев свертывались последние торговые палатки.

Звуки дня стихали, только журчала вода в каналах да скребла ободьями колес по мостовой случайная повозка. Даже огромные ветряки замедлили свое движение и вращались как-то сонно, совсем уж медленно, а потом и вовсе остановились.

Небо потихоньку усыпали звезды, и Млечный путь незаметно рассек его напополам - от края до края через зенит. Светила Акрукс и Толиман, Архернар и Канопус сонно глядели из темных высот на засыпающую землю. И на небосвод выкатилась огромная голубая Луна, заставившая обелиск таинственно мерцать также голубым цветом... А вслед за ней появилась еще одна Луна, розовая, ибо описываемый нами мир, называемый Гайя, по ночам освещают два светила - одно голубого и одно розового цвета. Зеркальный обелиск приобрел совершенно неописуемый цвет.

Естественно, две луны вызывали по полдюжины разнокалиберных приливов и отливов в сутки, и тому подобные малоприятные явления, но что поделаешь... А впрочем, небо здесь немногим отличалось от небес иных миров, и звезда Акрукс - сердце Южного креста - так же, противно компасной стрелке, указывала путь на юг.

Огни в замке и не думали гасить, хотя обычно - королева поддерживала там почти что военную дисциплину - все ложились спать в один час с отбоем в воинских казармах. Но сегодня был день особенный, так сказать - третий праздник в году, после Дня Зимнего Солнцестояния и Дня Рождения Королевы. Сегодня был День Рождения ее дочери, Ее Высочества принцессы Гарнет Тил Александрос XVII. Замок праздновал, и все огни в нем были зажжены, и на любом флагштоке, шесте, и даже громоотводе болтался национальный флаг, а между башнями были протянуты веревки с цветными праздничными флажками...

На террасе под обелиском собралось немало народа. Александрийцы из числа тех счастливцев, кому все-таки достались билеты, и дворяне из Трено, у которых билеты были именные, ожидали начала представления. Что-то не заладилось, корабль, тихо шумя винтами, висел перед террасой.

Терраса замка сейчас представляла собой зрительный зал с креслами. По логике вещей, перед ним должна быть сцена, но прямо впереди висела корма корабля с чем-то этаким, вроде балкончика, где музыканты "Танталуса" настраивали инструменты. Зрители забеспокоились. Никто при этом не замечал ни Пака, ни Виви, осторожно пробиравшихся за рядами.

Наверху, в пышно украшенной ложе, представления ожидали Ее Королевское Величество Брана и именинница - принцесса Гарнет.

Бране было далеко за пятьдесят. Время сильно изменило ее со времени смерти мужа, и не в лучшую сторону; да, впрочем, Брана и в молодости вряд ли можно было назвать писаной красавицей.

Так или иначе, она сильно растолстела, очень уж сильно, и весила, вероятно, поболее, чем вся ее личная охрана, вместе взятая - а в ложе стояло человек пять. Неумеренное употребление косметики привело к тому, что кожа королевы, и без того весьма неровная и нездоровая, приобрела серо-зеленый цвет, и даже скорее зеленый, чем серый. Очень маленькие, болезненно слезящиеся глазки почти совершенно терялись в тени огромного и весьма тяжелого церемониального шлема. Зато широченный жабий рот своими размерами с лихвой компенсировал недостаток пропорций в верхней части лица. Брана, которой было явно жарко в тяжелой королевской мантии, даже несмотря на вечернюю прохладу, обмахивалась веером - дорогой и сложной конструкцией из металла, дерева и шелка.

Королева с явным нетерпеним дожидалась начала пьесы. А принцесса Гарнет, явно нервничая, присела только на край кресла и начала с трагическим лицом рассматривать мозаичный пол ложи. Сидела она, разумеется, слева от королевского трона, так как справа должен был сидеть король, уже не один год как покойный. Его кресло пустовало.

Стоявший позади личный телохранитель принцессы, а, по-совместительству, и командующий гвардейскими частями Рыцарей Плутона, капитан Адельберт Штейнер сначала удивился ее престранному поведению, но, не найдя никакого объяснения, быстро успокоился, рассудив, что грядущее представление наверняка вернёт принцессе хорошее расположение духа.

Телохранителем принцессы Штейнер был уже ровно шестнадцать лет, с самого ее рождения. Гарнет он любил отечески-нежно, хотя эта любовь выражалась в основном в истериках по поводу неадекватного поведения подопечной, а именно: прогулки по городу в одиночестве, двусмысленные перешептывания с подружками из замковой охраны, а замок охраняли в основном девушки-солдаты первого года службы, то есть не намного старше самой принцессы; попытки научиться плавать в александрийском озере, откуда неумелого пловца легко может вынести течением, протащить через один из двух водопадов и скинуть с двухкилометровой высоты. В общем, принцесса была не самой беспроблемной подопечной.

Об этом Штейнере надо добавить еще пару слов. Был он человеком довольно высокого роста, широк в плечах и по горло закован в стальную броню. На обнаженных руках перекатывались могучие бицепсы. В руках Штейнер сжимал тяжелый палаш. Но, несмотря на грозный вид, Штейнер оставался личностью крайне простодушной и наивной. Лицо капитана с выпирающей нижней челюстью выглядело несколько туповато. Себя он называл почему-то рыцарем, хотя, конечно, на дворе был уже не тот феодальный век, когда жили рыцари настоящие. Он бредил понятиями вроде воинской чести, командирского долга, исполнения клятвы верности, которые понимал как-то странно, повинуясь собственным представлениям о морали и чести.

Штейнер обладал огромной физической силой, которой редко находил применения, разве что не скупясь иногда на могучие затрещины своим подчиненным. У него был замечательный командирский голос, не тише пароходной сирены, но в замке умение отдать внятный приказ подчиненному на расстоянии километров этак пяти-шести было как-то невостребовано. Подчиненных у него было мало, - хотя "Рыцари Плутона" и именовались гордо полком, народу в нем едва набиралось на одну роту.

В настоящую воинскую службу Штейнера, конечно, не брали - не мужское это занятие. Под настоящей службой он понимал битвы с врагами, лихие кавалерийские атаки и триумфальное занятие вражеских городов - в общем, то, чего не было уже лет пятьдесят и, скорее всего, не будет еще лет сто. Но в армии, так уж повелось, служили исключительно женщины, а мужчинам путь туда был заказан.

Штейнер, вероятно, больше всего жалел, что родился мужчиной, как бы парадоксально это не звучало...

Но, кажется, мы отвлеклись. Зрители уже начали недоуменно перешептываться, когда долго выжидавший, наблюдая за волнующейся аудиторией Баку, решил начать-таки представление.

4. Пред нашим представленьем

С корабля ударил одинокий интенсивно-желтый прожектор, ухитрившись тонким лучом выискать не просто королевскую ложу, но замершую на краю ложи напряженную фигуру Штейнера, и не просто фигуру, а лезвие огромного палаша, который капитан поднял перед лицом. Музыканты изобразили нарастающую барабанную дробь.

Капитан с видимым облегчением занес клинок за спину и резко выбросил его вперед, прочертив взмахом в воздухе широкую дугу, так что от ярко освещенного лезвия в публику полетели сполохи отраженного света... И тут все и началось.

С кормы "Примы Висты" в небо уперлись сияющие столбы света - лучи куда более мощных прожекторов; из-под кормы огромные бенгальские огни брызнули пучками искр всех цветов радуги; балкончик осветился розовым и зеленым, а по всему кораблю зажглись целые гирлянды мелких цветных лампочек - зеленых, красных, оранжевых, ровно расчертивших округлый корпус разноцветным узором косых ромбов, на манер параллелей и меридианов на глобусе, так что корабль, бывший будто сплошной глыбой мрака, предстал перед восхищенными зрителями чем-то вроде огромной драгоценности, легко парящей в воздухе. Музыканты вступили торжественным тушем, и балкончик, исполняющий, по всей видимости, роль оркестровой ямы, плавно начал подниматься по корпусу корабля вверх. Вся корма раскололась по горизонтали и раздвинулась вниз и вверх, будто улыбалось нестрашное чудище изо сна в летнюю ночь, балкончик с музыкантами уехал куда-то вверх, открывая скрывавшуюся под уходящей наверх частью - сцену, пока что пустую, но зато с пышнейшими декорациями - что-то вроде увитой плющом зубчатой крепостной стены с воротами, башенками, ступеньками лестниц по бокам, горящими факелами в креплениях. На картонное закатное небо над стеной явно не жалели краски - анилиновый закат был, пожалуй, поярче, чем настоящий, - а настоящая заря уже угасала тоненькой алой полоской у горизонта. И пока балкончик, таща за собой раздвигающийся занавес, полз вверх, а фейерверки еще не утихли, - фанерные, но выглядевшие совершенно как настоящие ворота раздвинулись, и из-под полога вышел Баку в горностаевой мантии, с достоинством кланяясь и помахивая рукой на все стороны.

Зрители, просто потрясенные всем этим великолепием, зааплодировали - да что там, устроили настоящую овацию, в восторге приподнимаясь с мест. Пак и Виви за их спинами вытягивали шеи, пытались высмотреть что-нибудь, раскрыв рты и беззвучно хлопая в ладоши - надеясь, похоже, не привлечь к себе чьего-либо внимания.

Штейнер, ретировавшийся обратно в дальний конец ложи, на момент исполнения торжественного туша снова вылез к краю, охрана начала прищелкивать пальцами в такт музыке, и даже суровая Брана позволила себе привстать с трона и проделать несколько танцевальных па, дирижируя музыкантам веером.

На сцену вышел Баку в горностаевой мантии и позолоченной короне из папье-маше, надетой на напудренный парик, и раскланялся на все стороны:

- Леди и джентльмены! - хорошо поставленным голосом, многократно усиленным мощными динамиками, начал он. - Эта история случилась давным-давно... Принцесса Корнелия была разлучена со своим возлюбленным Маркусом... Она пыталась бежать из замка, но была схвачена и заточена в башню своим жестоким отцом, королем-волшебником Лео... Маркус скрестил мечи с королем... Итак, Ваше Королевское Величество, королева Брана, Ваше Высочество, принцесса Гарнет... благородные дамы и господа, а также наши зрители из Александрии, "Танталус" представляет вам постановку легендарной пьесы "Я хотел бы быть твоей канарейкой"!

Снова вступил оркестр. Баку опять поклонился и прошел в центр сцены. Часть стены замка бесшумно поднялась вверх, и из открывшегося проема выехал огромный трон, пожалуй, даже более роскошный, чем тот, на котором восседала Брана. Баку поднялся по ступеням подножия и уселся на трон. Трон покатился далее чуть не до левого конца сцены, а через проем на сцену вышли королевские рыцари...

Тут мы несколько отвлечемся от нашего действия и скажем пару слов об этих статистах. Сейчас на сцене статистов было двое, но был и третий, и все трое были родными братьями-близнецами, схожими, как три капли денатурата. Звали их так: Бенеро, Генеро и Зенеро. На Баку они работали чуть ли со времен начала его цирковой карьеры, ко всему привыкли и никогда и ничему не удивлялись.

Все трое братьев были совершенно одинаковой и престранной внешности. Их родители, по всей видимости, жили где-то под чертой Тумана; а там нередки всяческие уродства у новорожденных, и также нередки двойни и тройни. Ничего удивительного, что все трое родились инвалидами: вовсе без пальцев на руках и ногах, и, кажется, без кожи на лице. Так-то они были бы нормальными александрийцами, разумеется, с собачьими мордами взамен лиц, тут уж совсем ничего нельзя было поделать, это не от Тумана зависело. Роста близнецы были маленького, едва доставали Зидану до плеча, а Баку - до пояса. Зато все трое были очень плотного телосложения, широкоплечие и длиннорукие, ни дать ни взять - ходячие бочонки. На руках у них всех троих были протезы вроде деревянных клешней, которыми братья орудовали очень ловко, а лица - у братьев, как было сказано, взамен лиц были жуткие звериные морды с висячими ушами по сторонам, как и у многих александрийцев, - они закрывали кожаными масками, подложенными ватой, со стеклышками напротив глаз. Впрочем, в сверкающих доспехах и с длинными пиками в руках они выглядели не так уж и плохо.

Итак, королевские рыцари церемонно прокосолапили по сцене и застыли у подножия трона. Баку, то есть король Лео, поднялся с трона, достал откуда-то тот самый меч, которым несколько часов размахивал, изображая полудракона, и тоже вышел на авансцену.

С другой стороны сцены тут же появился Маркус... При виде его зрители сначала оторопели, а потом разразились бурной овацией, и было отчего: уж больно необычный для романтического героя был у него вид. То есть, как и полагается, Маркус вырядился в длинный черный плащ до пола, повязал шелковый черный бант на шею - но на сцену вышел в ядовито-оранжевой бандане, благоухающей керосином, в какой мы его видели в начале нашего повествования. Ну и, конечно, торчащие изо рта клыки, орлиный нос, нависшие надбровные дуги и так далее. Гримироваться Маркус не стал, это было бесполезно.

Король Лео, то есть Баку, глянул на Маркуса с такой неподдельной злобой, что зрители снова зааплодировали. Однако обрывать подчиненному уши было явно не время.

Прожектор высветил в глубине сцены вышедших из прохода Зидана, Бланка и Цинну. Все трое были в одинаковых белых плащах с красными крестами на спине и с длиннейшими бутафорскими мечами. Самый длинный меч достался коротенькому Цинне; тот даже поднять свое оружие не мог, чтобы не зацепить за декорации, и не мог повести им в сторону, чтобы не зацепить друзей, и поэтому аккуратно держал меч перед собой.

Бланк:

О храбрый Маркус! Ты лишен судьбой
Отца и матери, и разлучен с любимой!

Цинна:

Но где твоя удача, та, что славила тебя?
Надеешься ли ты хотя б на что-то в жизни?

Зидан:

За друга честь сразиться мы должны!
Вперед!

Бланк и Цинна:

Вперед! Вперед!

С этими словами они также выбежали на сцену и выстроились по бокам от Маркуса, застывшего с мечом в руке. Цинна стал сзади.

Бланк:

Пришли мы за тобой, наш славный родич,
Помочь тебе в нещадной сече...

Он замолчал: последнее слово показалось ему каким-то неправильным. Маркус пришел Бланку на помощь:

Маркус:

Оставьте нас! Я должен сам сразиться
С тем, кто мне враг! Он мой!

Цинна:

О нет, мой родич! Я также должен отомстить!
И брат мой пал, замоченный...
Э-э-э... замученный тираном!

Баку хмуро скосился на Цинну и зарычал в свою очередь в микрофон:

Король Лео:

Что? Прочь, презренные! Да как посмели вы
Поднять свой меч на короля! Убиты будут все,
Кто смеет стать мне поперек дороги!

Зидан:

О вероломный Лео, разве я забуду
Все те обиды, что ты нам чинил?
Убить ль возможно рыцарскую честь?
Мы не уйдем, не отомстив тебе!

Король Лео:

Ах, так! Измена! Стражники, ко мне!
Убейте всех!

Близнецы шваркнули пиками оземь, вытащили из ножен короткие бутафорские клинки и встали по бокам уже от Баку: братец Бенеро напротив Зидана, братец Зенеро напротив Бланка.

Маркус рысью подбежал к Лео-Баку и, что было дури, с размаху рубанул того деревянным мечом. Попал он аккурат в левый глаз и тут же испуганно отскочил. Баку, со сдавленным воплем схватившийся за мгновенно заплывший глаз, видимо, только и мог благодарить судьбу и самого себя - а мог бы и разрешить Маркусу выйти на сцену с собственной, вовсе не бутафорской саблей.

Маркус опустил меч и втянул голову в плечи; Баку отошел назад и мстительно наступил на до поры до времени скрытую среди досок сцены педаль.

Зидан и Бланк шарахнулись от Маркуса в разные стороны, и вовремя: из-под досок сцены на того бухнуло малиново-красное пламя и размелось в стороны тучей искр и несколькими оторвавшимися оранжевыми языками, недалеко проплывшими в воздухе и быстро растаявшими. Пламя, само собой, было не настоящее, но выглядело вполне реально. Братец Генеро-пиротехник, высунувшись из-за кулис ровно настолько, чтобы не видели зрители, показал Баку растопыренную клешню: мол, все хорошо. Баку тер левый глаз и братцу Генеро не ответил. Генеро засуетился: за первым спецэффектом должен был почти сразу идти второй. Метеор.

Создавая хоть какую-то видимость битвы, Зидан и Бенеро пару раз пырнули друг друга деревянными мечами; а затем стоявший где-то за спинами друзей Цинна простер руки к небу, и под возгласы изумленных зрителей и под медное шипение с оркестрового балкончика - из пространства между размалеванными в радикальные цвета заката падугами плавно вылетел Метеор.

Метеор был бутафорский, конечно. Был он необыкновенно красивым, перламутровым, светящимся изнутри, переливавшимся всеми цветами радуги, но при ближайшем рассмотрении напоминал просто очень большой пузырь из целлулоидной пленки и с маленьким-маленьким фонариком внутри. Каким он и был в действительности. Зрители Метеор вблизи не видели.

Метеор в сиянии цветных прожекторов описал не особо ровный круг над головами актеров, на мгновение остановился над макушкой накликавшего его на свою голову Цинны, а затем спланировал к застывшей фигуре Баку и взорвался тучей искр, осыпав Лео-Баку несколькими килограммами мелко нарезанных конфетти. Зрители зааплодировали, Бран уронила веер.

Король Лео, отряхиваясь от конфетти:

Арр... Гррр... Проклятый Маркус, мы еще встретимся!

И удалился за кулисы, откашливаясь конфетти и прямо-таки трясясь от злости. Этот номер ранее не репетировался.

Зидан:

Вернись!

Лео-Баку просьбу проигнорировал. Зидан шагнул за ним - Бланк загородил ему дорогу. Ответственный момент.

Зидан:

С дороги, Бланк!

Бланк:

Одумайся, Зидан! Коль состоится этот брак,
Принц Шнайдер в дом к себе принцессу заберет -
Тогда двух королей повяжут родственные узы,
Мир воцарится в королевствах двух!

Зидан:

Но это глупо! Где же справедливость?
Где честь, где верность? Разве нет их больше
В подлунном мире? Подлец!

Бланк, взмахивая мечом:

En garde!

Зидан, также размахивая мечом по всем сторонам:

И ты не жди пощады от меня!

Они сошлись. Цинна и близнецы со сцены скрылись.

Бланк, конечно, был слеп. Но он все же был превосходным фехтовальщиком и намного превосходил соперника в этом сложном искусстве. Сцену дуэли Бланк продумал заранее; Зидану надо было следовать его тихим командам:

- Бей справа! Справа, я сказал! По ногам, я подпрыгну! Сам подпрыгни! Пригнись! Passado! Слева! Прямой! Отступай! Отступай, я сказал! Сверху! Hai! Сверху! Hai! Не в лицо же! Ты же понимаешь, я не вижу, где... Эх! Слева! Пригнись! Прямой!

Звучало это замечательно, на деле же все было совершенно ужасно. Отбивающий любой, даже самый точный удар Бланк, разумеется, меча Зидана не видел, наверное, чувствовал дуновения от летающих в воздухе клинков кожей, и очень уж точно чувствовал, и реакция у него была отменная. Зидану удалось только раз тыкнуть друга концом меча под ребра, Бланк тут же мстительно съездил нашего героя по шее, мечом, конечно, плашмя - отрубить голову деревяшкой нельзя, шею сломать - можно. Кошмар.

А со стороны бой смотрелся неплохо, более чем неплохо. Сверкающие крашеные мечи вились в воздухе, словно живя собственной жизнью, сшибались раз за разом, звеня не в такт ударам и разбрасывая в воздухе снопы белых искр, опять же не в такт ударам. Последние эффекты обеспечивались мечущимся за сценой Генеро. Красота.

Бойцы, взмахивая мечами, передвигались по всей сцене, подпрыгивали, сгибались, Зидан даже раз в воздухе перевернулся - назад, через голову, чуть не запутался в своем вывернувшемся вперед тяжелом бело-красном плаще и сбросил его в сторону, про себя чертыхаясь - почему не сделал того раньше? Затем Зидан легко взбежал по лестнице на оказавшуюся довольно низкую крепостную стену; Бланк - за ним.

На стене они снова несколько раз скрестили клинки, а затем Зидан прыгнул со стены ласточкой, приземлился на руки, предусмотрительно отведя меч в сторону, прошелся колесом по сцене - вперед, к зрителям - и неожиданно для самого себя оказался у самого ее края. С другой стороны был красно-серый гранитный край террасы, где сидели зрители, а между сценой с огнями рампы и этим краем - бездна, заканчивающаяся метрах в тридцати внизу, где плескала в разноцветных отблесках оцепившей корабль паутины сияющих гирлянд вода и покачивались едва различимые цепи между каменными столбиками.

Только Зидану и осталось, что в панике ткнуться одной ногой в край сцены, другой - в камень края террасы и зависнуть над страшной бездной в такой, мягко говоря, неустойчивой позе, расставив руки в стороны и нервно мотая хвостом. Сказал бы кто раньше, что ему, Зидану, придется сесть практически на шпагат над пропастью между замком и воздушным кораблем - Зидан бы не поверил, а если бы поверил - потребовал бы от Баку надбавку за риск.

Зрители, конечно, ахнули. Тишина.

Прошло несколько безобразно длинных секунд, прежде чем растеряшийся Бланк подбежал к покачивающемуся наподобие замедленного маятника метронома направо-налево и растопыренному, как наформалиненная бабочка на игле, Зидану и зашептал:

- Тебя вытащить? Или сам встанешь? Если что, я помо...

- Да я сам, - так же тихо ответил Зидан, оттолкнулся от края сцены и - выпрямился на одной ноге уже на камне террасы, просто-таки исходя гордостью: вон он я какой! Он и сам потом не мог объяснить, каким именно образом этот трюк проделал, а повторить его отказывался наотрез.

Бланк с облегчением перепрыгнул почти полутораметровую "бездну" вслед за Зиданом, и они продолжили свой бой уже в партере. Бланк наступал, Зидан отступал, мечами они махали по-прежнему яростно, чуть не задевая зрителей, чуть не наступив на сидевших уже в проходе, на корточках, где-то в районе третьего ряда Виви и Пака; королева Брана, охрана, Штейнер высунулись из ложи и смотрели на бой сверху, пока передний край балкона не скрыл актеров от них вовсе.

Наконец, последним могучим ударом Зидан выбил меч у охотно выпустившего последний Бланка - и меч, крутясь, полетел назад, на сцену, где его поймал вышедший из-за кулис Маркус. Свет прожекторов сопровождал меч все время полета и сосредоточился на фигуре Маркуса - а освещение зрительного зала тут же погасло. Погасла, чтобы не смущать зрителей, и анилиновая заря над крепостной стеной и на падугах, погасли факела на крепостной стене, - и сцена и партер исчезли, и лишь Маркус с мечом остался в свете слепящих прожекторов.

Маркус, разумеется начал читать свой монолог, чертя мечом в воздухе и усиленно отвлекая на себя внимание зрителей, пока Бланк и Зидан в темноте пробирались за спинками кресел куда-то в сторону:

- Подвиньтесь, пожалуйста... Нам за кулисы... Минуточку, мы вас не затрудним...

- А подержите, пожалуста, я через пять минут заберу, - Зидан вручил бутафорский меч охраннице, Бланк стащил с себя и повесил на конец копья той же охранницы свой бело-красный плащ, и оба они стали проталкиваться дальше, пока девушка соображала, что ей с этим имуществом делать. Нашарив ведущую внутрь замка дверцу определенно служебного назначения, Зидан и Бланк тихо скрылись за ней, и больше никто их на представлении не видел.

- Ну и как, Зидан, переоделся? - спросил от двери Бланк. Сам он уже напялил на себя щегольскую гвардейскую форму, нагрудник и пояс с коротким мечом, надвинул на незрячие глаза каску и старательно сутулился, надеясь, что никто впредь не догадается заглянуть под козырек каски и увидеть, что "гвардеец" слеп.

Зидан действительно облачился в гвардейский наряд и теперь вертел в руках гвардейскую каску и морщил нос. Форма рослого охранника висела на маленьком и худеньком Зидане даже не мешком, а парусом, впрочем, то же можно было сказать и о форме Бланка. Бланк повторил свой вопрос.

- Да... Но эта каска... э-э-э... Не очень-то хорошо она пахнет...

Бланк выразил лицом вселенскую скорбь.

- Пустяки. Моя прямо-таки воняет. Кираса чересчур большая... - он постучал по нагруднику, - спина вся чешется, сапоги мокрые, перчатки липкие, даже в карманах какие-то крошки... - и вывернул карманы в качестве доказательства.

- Ладно-ладно, японял. Пошли. - сказал Зидан, швырнув каску Блютцена на стол и направляясь к двери. - Банку-то не забыл?

Бланк молча вытащил из-за пазухи знакомую банку с жуками, которые немедленно закопошились; по-видимому, все верхние жуки-оглопы при виде света попытались переместиться в нижнюю часть банки, а нижние - в верхнюю.

- Не волнуйся, склерозом пока не страдаю.

- Первое. Я подливаю сонное зелье принцессе в чай... - начал Зидан.

- Остальное мое. Есть у меня сюрпризик для любящей матери-королевы... - Бланк, вспомнив о чем-то, отодвинул стоящий по соседству стол. Под столом обнаружились бездыханные хозяева формы, бравые Рыцари Плутона Блютцен и Коэль, оба в одних подштанниках.

- Спят как младенцы. - умилился Бланк.

- Надо смотреть, когда заходишь в комнату: не ждет ли за дверью кто-то с табуреткой наготове. - проворчал Зидан.

Они задвинули стол на место и выглянули за дверь:

- Если я не ошибаюсь, королевская ложа совсем недалеко, только по лестнице подняться...

- Усек, - сказал Зидан, отпихивая друга в сторону и с уверенным видом выходя в холл. Прямо по курсу, были рыцарские доспехи... портьера... куранты... дверь запертая... Так. Сориентируемся. Слева - коридор, выход на террасу, охрана. Справа двери в огромный зал, охрана. "Зидан! Дурак, лестница у тебя под носом!" (приглушенным полушепотом).

- А сам дурак. - ответил Зидан, ставя ногу на первую ступеньку.

Откуда-то сверху донеслись шум аплодисментов и восхищенные возгласы.

- ЗИДАН! - зашипел Бланк сзади. - Начинается сцена, где Маркус пробирается в спальню Корнелии. Мы должны управиться до финала!

- Не тупой. - ответил Зидан, шагая по лестнице.

Он на ходу повернул голову к Бланку:

- Чего ты там застрял? Мы - храбрые Рыцари Плутона, солдат не боимся, ходим где хотим, хоть... - тут его монолог прервался, поскольку на него налетел кто-то бежавший по винтовой лестнице вниз, а Зидану что-то его природная реакция отказала. Зидан с возмущением уставился на того, с кем столкнулся. И застыл.

Всю его реакцию можно бы изложить строкой вопросительных знаков, обильно перемешанных с восклицательными - никого подобного он здесь в замке видеть не ожидал, среди множества охраны, придворных, ученых, окружавших королеву...

А это была прекрасная юная девушка, ростом не выше самого Зидана, хрупкая, с точеной талией, с чистым и свежим лицом, почти скрытым в тени капюшона какой-то белой рясы с орнаментом из оранжевых треугольников по краю. Традиционное одеяние белых магов, кстати говоря. Чудное, практически неземное создание.

В опасной близости от таких чудных, практически неземных созданий здравый обычно рассудок Зидана напоминал снежок на сковородке.

- Вы мне дадите пройти? - после некоторого молчания осведомилась девушка в белом одеянии.

- Гмм-да, да! - опомнился Зидан, отступая в сторону. - Стоп. Минуточку! - он скакнул на прежнее место. - Мы с вами раньше не встречались?

- Нет, я вас не знаю... - покачало головой неземное создание.

- Что там творится, Зидан? - спросил поднимающийся по лестнице Бланк.

- Мм-да. Я никогда не встречал раньше настолько прекрасных... Скажите, вы не...

- Мне надо идти! - рявкнуло неземное создание, отпихнуло Зидана, отпихнуло и подошедшего Бланка, да так, что тот рухнул на ступеньки - и полетело по лестнице вниз.

- Какого черта? - изумленно вопросил Бланк. Зидан перемахнул через его голову и ринулся по лестнице вниз:

- Подъем, Бланк! Это была Принцесса Гарнет!

- Ты что - серьезно? - начал Бланк, но вопрос его ушел в пустоту. Зидан и девушка исчезли.

5. Твердыня семидесяти королев

Две тысячи лет... трудно представить себе такую древность, но замку было две тысячи лет, и построили его руки человеческие. В те дни мир был молод, и он был совсем иным - не разлился еще по равнинам континентов зловещий Туман, как говорили легенды. Не бродили в нем страшные создания - перекореженные неведомыми силами животные и растения, небеса были сини, сияющие снегами горы высоки, моря глубоки, леса обширны. Землей тогда правила магия, если верить тем же легендам; и иных городов и стран доносят до нас предания: Корнелия, Мелмонд, Правока, Луфения, совсем уж сказочные Дергар и Эльфхейм... Все эти названия, почти погребенные в глубоких наносах времен, настолько полусказочны, настолько веет от них мифом - что многие и считали их мифом, легендой, годной лишь для детей и полусумасшедших историков. Но было одно имя, в реальности которого, в реальности его носителя не позволял себе усомниться никто.

Александра Хайвинд Тайкун.

Первая королева Александрии. Личность полулегендарная - и в то же время абсолютно реальная. Непобедимая воительница и мудрый правитель, она правила драконами и путешествовала верхом на них среди облаков. Она заложила первый камень александрийского замка - старейший обработанный камень в мире. Она установила законы, по которым жила Александрия. Здесь, под небесами Александрии, хранили след ее ноги древние мостовые. Здесь, в королевской библиотеке хранились книги, написанные ее рукой. Она сражалась в тысяче битв и ни разу не проиграла.

Но - все люди смертны. Александра Хайвинд Тайкун умерла - не в битве. От старости.

Но - герои не умирают. Александра Хайвинд Тайкун осталась жить в памяти своего народа. Множество правителей наследовали ей, но люди помнили ее одну.

А Александре Хайвинд Тайкун наследовали около четырехсот или даже более пятисот королев и прочих правителей, всего в четырех династиях. Но память народная и вместе с ней летописи, ведшиеся с незапамятных времен, хранили имена Семидесяти, и Александра Хайвинд Тайкун была Первой. Семьдесят королев были именно теми правителями, каким дают титулы Великих, Сильных, Мудрых; если на то пошло, Кровавых и Грозных - пусть так, но и Кровавые и Грозные королевы вместе с Великими и Мудрыми навсегда вписали свои имена в скрижали мировой истории. Были среди них отважные воительницы, подобные самой Александре, были хитрые дипломаты, предпочитавшие воевать не мечом, а словами - и доказавшими, что слово опаснее меча; были правительницы, более заботившиеся о народном благе, чем о завоеваниях. Были поэтессы, философы, астрологи. Были и коронованные волшебницы, воскресившие забытое со времен Александры искусство править драконами. Были трудолюбивые строительницы на троне, вознесшие башни Александрийского замка на невероятную высоту и выстроившие прекраснейшие здания в городе, носящем имя все же первой королевы. И, хоть замок строили поколения, люди по вечерам любовались мерцающей в лучах заката громадой и говорили детям: "Это замок. Его построила Первая королева Александра Хайвинд Тайкун".

* * *

С шипеньем и треском огромные часы в огромном пустом зале били полночь. Удары неслись над зеркальным паркетом; и лишь старые портреты и застывшие на вечной страже доспехи внимали им. И, как только в тишину замка упал последний удар, распахнулись огромные двери справа, и в зал, звеня бубенцами дурацкого колпака и метя пол невероятной длины рукавами, вбежала крошечная фигурка в синем и белом.

- Мы в беде! Мы в беде! - завывала она.

И тут же распахнулись другие двери, напротив первых, и, также звеня бубенцами и метя рукавами сияющий паркет, вбежала в зал другая фигурка, ростом не выше первой, да и вообще - можно бы решить, что это та же самая первая или ее отражение в зеркале, если б не была она уже в красном и белом.

- В беде мы, в беде мы! - вторила она первой.

- Это ужасно! - завыла первая справа, обливаясь глицериновыми слезами, оставлявшими дорожки в густом гриме высохших щек под впавшими злыми глазками.

- Королева Брана нам головы отрубит! - зарыдал и испортил грим на сухом старческом личике двойник слева.

- Мы должны поспешить! - завопил правый.

- Поспешить мы должны! - подтвердил левый. И они поскакали по лестнице вверх: один ступит левой ногой, другой - правой, один правой - другой левой, в зеркальном отражении.

- Мы в беде! - В беде мы! - Мы в беде! - В беде мы! - вопили более или менее синхронно они.

Это были королевские шуты, Зорн и Торн. Трудно сказать, откуда они вообще взялись при дворе: королева не считалась особо веселым человеком - возможно, когда-то эти двое ее развлекали с успехом, но те времена давно прошли, и королева держала шутов скорее по привычке. Да и сами шуты были не особенно веселыми людьми: дурацкое искусство не располагает к веселью, и в цирке самые грустные люди часто - клоуны. А это были не просто клоуны.

Неразлучные Зорн и Торн, кстати, говоря, были вовсе не близнецами от рождения - они сроднились за много лет совместной службы и - каждый стал зеркальным отражением другого. Что один думал, то говорил другой, что делал один, то тут же неосознанно повторял другой. Это была одна душа в двух телах, и, надо сказать, весьма злая душа. За спинами шутов шептались, что они не вполне вменяемы, но в глаза что-либо говорить боялись: шуты, по слухам, владели черной магией.

Симметрия зеркальных отражений нарушилась, когда оба добежали до того холла с четыремя дверями и лестницей, где несколько ранее мы видели Зидана, Бланка и неземное создание.

Сине-белый Зорн засеменил к передней двери, но его остановил неуверенный голосок красно-белого двойника:

- Верный путь, это не!

- Я знаю, это не верный путь! - твердо сказал Зорн, резко остановившись.

- Действительно, ты уверен? - обратился к нему за подтверждением Торн.

- Я уверен, действительно! - еще тверже ответил Зорн.

- Удивляюсь я иногда... - вздохнул Торн, изготовившись зачем-то снова плакать.

- Н-не время удивляться! - запротестовал его двойник, и они поскакали далее на второй этаж по лестнице.

- Спешить к королеве Бране мы должны! - Мы должны к королеве Бране спешить! - вопили они. На втором этаже ситуация повторилась, и неизвестно, сколько раз бы они заботливо указывали друг другу дорогу возле каждой двери, если бы очередной проход не оказался дорогой в королевскую ложу.

- Ваше Величество! - Видеть королеву мы должны! - завыли шуты, толком не разобравшись, где они, собственно, находятся и что преграждает им дорогу.

Дорогу им преграждал вышеописанный громила-капитан Штейнер, у которого были вполне ясные представления, кого к королеве пускать, а кого не пускать. Пускать, кстати говоря, он никого вообще не собирался.

- Ее Величество занята! Приходите попозже! - голосом, вовсе не приветствующим посягательства на свободное времяпровождение королевы и в более поздние сроки прорычал он и расставил руки в стороны, давая понять: кто-либо пройдет в ложу только через его труп. Шутов он не боялся, Зорн и Торн, будь они хоть первыми магами в мире, могли сидеть перед Штейнером до морковкиного заговенья, но в ложу не пройти.

Шуты выглянули в ложу из-за объемного корпуса капитана, искренне надеясь привлечь кого-то небезучастного к их отчаянному положению. И такой небезучастный нашелся. Точнее, такая небезучастная.

- В чем дело? Чрезвычайная ситуация? - раздался в ложе ясный, привыкший к командам голос.

Это была Беатрис, генерал армии и первая воительница во всем королевстве.

Беатрис происходила из древнейшего, богатейшего дворянского рода; ее предки верой и правдой служили всем четырем династиям. И Беатрис пошла по стопам бабок и матерей: чуть не с пеленок она научилась владеть мечом, принесла Клятву Верности в двенадцать лет и с тех пор служила Ее Величеству. Королеве Беатрис была предана всей душой, была готова и умереть за нее, и выполнить любой ее приказ. Скорее второе, так как убить Беатрис было, кажется, невозможно - давно уже в королевстве, да и во всем мире не находилось равного ей бойца.

Но все же в каком-то тренировочном бою Беатрис потеряла-таки правый глаз. Это было глупо и недостойно, истинную женщину украшают шрамы только полученные в битве - но с потерей пришлось смириться, и пустую глазницу навеки закрыла белая шелковая повязка, уйдя концами под прекрасные пушистые русые волосы, которым завидовала не одна женщина королевства. А в остальном Беатрис была прекраснейшей женщиной, первой красавицей двора - но под венцом представить ее было невозможно, настолько суровое выражение застыло на прекрасном лице. Беатрис никогда не улыбалась, никогда и никто не видел ее в гневе, и лишь иногда тень пробегала по лицу генерала - когда побежденные в смертельной битве просили у Беатрис пощады. Ее иногда называли "Рыцарем, не знающим милосердия", но и жестокой Беатрис по-настоящему не была. Просто она не знала иных представлений о рыцарской чести, чести победителя.

- Да, да, чрезвычайная ситуация! - уцепился за брошенный Беатрис спасательный круг Торн, а Зорн добавил:

- Настоящая чрезвычайная ситуация страшной срочности!

- Очень хорошо. Я подумаю, что я могу сделать. - Беатрис неспешно развернулась и пошла к трону.

- Очень благодарны мы будем! - Мы будем очень благодарны! - заверещали шуты.

- Черти бы побрали эту Беатрис, вечно пытается меня обойти... - заворчал Штейнер. Генерала Беатрис он боялся не больше, чем дурацкой черной магии. Все-таки возглавлял гвардейский полк, охранял лично Ее Величество и играл вовсе не последнюю роль в королевстве. Бывает ведь и так: политика монарха определяется тем, каких сановников к нему (к ней) охрана пустит, а каких - нет. Так что ролью самоварного крана в политическом процессе Штейнер вольно или невольно пользовался вовсю.

Беатрис вернулась с полдороги:

- А в чем, собственно, проблема?

- Ее Королевское Высочество... - начал Зорн.

- Принцесса Гарнет... - вставил Торн.

- В ОПАСНОСТИ! - взвыли оба. И зарыдали.

- Вижу, - сурово ответила Беатрис. - Ждите, - и снова направилась к трону.

Королева Брана, пристально следящая за разворачивающимися на сцене событиями, несколько минут делала вид, что не замечает вытянувшейся у каменного подлокотника Беатрис; но наконец королева не выдержала и с недовольством обернулась:

- Не отвлекайте! Вы не видите, что я смотрю представление?

Беатрис начала:

- Ваше Величество, я вынуждена бояться, что принцесса Гарнет...

- А! Она только что вышла. - отмахнулась королева.

Беатрис оглянулась на шутов, которые делали ей какие-то знаки. Торн высунулся из-за Штейнера, насколько мог, и беззвучно шевелил губами, пытаясь что-то передать Беатрис.

- Ваше Величество, по-видимому, принцесса Гарнет сбежала с Королевской Подвеской.

- Хорошо, хорошо. Всё... То есть как это?! - Брана, кряхтя, приподнялась с трона. - Генерал Беатрис!

Беатрис вытянулась по стойке "смирно" еще больше прежнего:

- Ваше Величество?

- И капитан... э... Капитан Штейнер!

- Да, Ваше Величество! - вырос у другого подлокотника оставивший шутов охране Штейнер.

Брана повелительно махнула веером в воздухе:

- Идите и найдите Гарнет!

- Да, моя королева! - гаркнул Штейнер.

- Сию минуту, Ваше Величество! - Беатрис ударила себя кулаком по нагруднику открытой и изрядно, скажем так, декольтированной кирасы. В ту же минуту королевская ложа опустела. Брана, ворча и вздыхая, опустилась на сиденье трона и попыталась сосредоточиться на представлении.

Куда направилась Беатрис, нам неизвестно. Зато известно, куда отправился Штейнер: собирать своих гвардейцев. Он прошел по галерее, идущей поверху того самого, знакомого нам зала с изогнутой лестницей и четыремя дверями, остановился посередине, набрал в легкие воздуху и громовым голосом скомандовал:

- Р-Рыцари Плутона! ПАА-СТРРРОИТЬСЯ!

Громовой рев пронесся по всему замку, прорвался за каждую дверь и отразился эхом от каждой стены. Охранницы у дверей, ведущих во внутренние покои по ту сторону галереи, прижали ладони к ушам. В дальней комнате оборвался и упал портрет. Но это падение портрета было единственным следствием команды: ничего более не произошло. Не явилось на ковровой дорожке зала двойной шеренги подтянутых молодцеватых Рыцарей в сияющей броне. И вообще ни одного Рыцаря, хотя бы и вовсе не молодцеватого, не подтянутого, хотя бы и в пыли и паутине.

Пунцовый Штейнер издал горлом звук, по тональности напоминающий мышиный писк. Охранницы у дверей в конце галереи давились от смеха. Но, прежде чем Штейнер что-то смог сказать, отворилась дверь боковой комнаты и оттуда в коридор вывалились бравые Рыцари Плутона: заслуженный Второй Рыцарь Блютцен и заслуженный Третий Рыцарь Коэль, оба в кальсонах с тесемочками. Определенно, подтянутости и молодцеватости им не хватало, особенно Коэлю, наевшему себе к тридцати годам изрядное брюшко; но уж зато пыли и паутины на обоих было с излишком. Рыцари наперебой завопили:

- Капитан, сэр!

- Все собраны, построены и ждут ваших распоряжений!

Тут они сообразили, что последняя реплика расходится с реальностью, и замолчали. Штейнер, трясясь от злости, сбежал по лестнице вниз и завопил, раздавая подзатыльники обоим нерадивым подчиненным, в порядке строгой очередности.

- Да о чем вы говорите?! (Подзатыльник.) Вас здесь только двое! (Подзатыльник.) Где остальные? (Подзатыльник.) Где, никчемные бездельники? (Подзатыльник.) У меня приказ от королевы! (Серия подзатыльников.) Оденьтесь и ищите принцессу Гарнет. Марш!

Благодарные Рыцари исчезли. Штейнер фыркнул и направился искать остальных своих подчиненных.

А уж искать было где. Замок был огромен. Здесь было, наверное, несколько тысяч комнат, десятки и сотни метров коридоров. Были здесь тесные комнатенки по образцу стенного шкафа и просторные залы, по которым шаги и голоса отдавались эхом раз десять; были тесные коридоры с низкими потолками и узенькими окнами-бойницами, в которые едва можно было просунуть палец, и каменные колодцы в десять этажей вышиной, с застекленным окном высоко вверху. Были в замке места настолько странного вида, что один этот вид заставлял усомниться в душевном здоровье архитекторов. Были, конечно, кухни, оружейные, ткацкие мастерские, красильни, кузни, чокобятни, то есть стойла для верховых птиц чокобо, поскольку лошадей на Туманном континенте не было никогда; но все это пребывало в полном запустении. Добрую половину комнат замка не открывали и не проветривали лет сто-двести, если не все триста; картины на стенах зарастали паутиной и покрывались густым слоем пыли; оружие и доспехи ржавели; мебель тихо гнила в запертых комнатах, куда никто не заходил столетиями по отстутствию надобности; к тому же скучающие придворные и охрана распространяли самые нелепые слухи о всяческих необыкновенных и пугающих явлениях, якобы имеющих быть место где-то в глубинах замка. Поговаривали о каких-то таинственных бледных фигурах, блуждающих по темным лестницам, об оживающих якобы портретах и ходячих латах. Вроде бы в Александрийском замке было видимо-невидимо каких-то тайных ходов, о которых, впрочем, вроде бы хорошо знали и часто зачем-то пользовались неназываемые, но всем якобы известные лица. Где-то вдруг обнаруживались отпертые двери, из-за которых тянуло могильным холодом - а на следующий день исчезали. Где-то набредал человек в коридоре на люк в полу, среди зеркального паркета - а из люка, наоборот, дышало жаром и были видны багровые отблески пламени - а через полчаса люк исчезал, и, сколько паркет не простукивали, ничего найти не могли. Кто-то видел среди ночи, как в библиотеке на столе сама собой перелистывается забытая книга в полное отсутствие сквозняков.

Точно было известно только то, что под замком будто бы находятся какие-то загадочные подземелья, тянувшиеся под самим замком, конечно, под озером и даже под городскими строениями чуть ли не до окраин города Александрии. Незадолго до описываемых событий одна из младших сержантов вдруг провалилась среди бела дня в какие-то темные катакомбы под старой оранжереей, бродила там полдня в поисках выхода, а когда ее все-таки вытащили через ту же дыру в оранжерее - рассказывала о гигантских механизмах, очень старых, но в отличном состоянии, хорошо смазанных и выкрашенных и будто бы находящихся в этих самых катакомбах и о многом другом. Сержант в свободное время ходила по всему замку, распространялась о своем подземном приключении, и кое-кто из числа рядовых начал организовывать экспедицию в таинственный лабиринт. Болтливую идиотку вскоре вполне заслуженно отправили охранять границу в какую-то тьмутаракань, дыру в оранжерее оперативно заделали, но неясные слухи все еще ходили по замку, ширясь и обрастая совершеннейшими баснями.

Во всяком случае, точно можем сказать: никаких сказочных кладов под замком спрятано не было. Рядовые, в большинстве своем романтически настроенные девушки первого года службы, то есть лет восемнадцати, искали везде клады, распространяли нелепые слухи и сами им верили, Рыцари Плутона - взрослые, вроде бы рационально мыслящие мужчины, - занимались тем же самым, так что и день и ночь кто-нибудь ходил по замку и простукивал стены и пол.

Королева Брана по вступлении на престол начала приводить замковое хозяйство в порядок. Часть комнат была очищена от пыли, имущество переписано и инвентаризовано, население замка увеличилось более чем втрое, в основном за счет военных - но того было мало. Очищенные комнаты зарастали пылью заново; новоприбывшие солдаты и офицеры не меньше старожилов боялись ходить по пустым неизвестным коридорам, держась знакомых путей. Более того, загадочные и необыкновенные явления вдруг участились: бродили по замку бледные фигуры, разговаривали портреты, в библиотеке на общедоступных полках обнаружились и тут же пропали какие-то удивительные опечатанные тома в железных переплетах с каббалистическими символами. В некоторых коридорах сами собой появились гигантские бочки в рост человека, тоже опечатанные; причем распространяться об этих бочках и о многом другом строго-настрого воспрещалось. Сам капитан Штейнер ходил по замку, прекращал нелепые разговоры о необъяснимых явлениях и щедро раздавал зуботычины направо и налево; кого-то наказывали дисциплинарно, кого-то понижали в звании, но ничто не помогало: слухи только множились.

А сейчас Штейнеру было не до слухов. Он нагрянул в трапезную, где накрывали гигантский стол на двести пятьдесят персон, и, разумеется, обнаружил там еще одного злостно уклоняющегося от своих служебных обязанностей гвардейца по имени, кстати сказать, Мюлленкедхейм. Указанный персонаж притулился на краешке стола, и на коленях он держал поднос, на который складывал по пирожному, по кусочку ветчины, по ложке салата - с каждого блюда, которое уставлявшие стол девушки-солдаты имели неосторожность мимо гвардейца пронести. Мюлленкедхейм, не вставая со стола, притормаживал покачивающуюся под тяжестью блюда рядовую длинной ложкой, какой размешивают бульон в больших супницах, и той же ложкой перекладывал что-нибудь к себе на поднос.

Вокруг кипела суета: солдаты носились туда-сюда, с волшебной быстротой устанавливая на необъятный стол блюда, покрытые никелированными колпаками; раскладывали сияющие снежной белизной тарелки и серебряные, золотые, мифриловые даже наборы вилок, ложек, ножей, хоть благородные дворяне и предпочитали есть руками. Мимо Штейнера с грохотом протащили стремянку: вешали серпантин и воздушные шары. Кто-то маленького роста, в поварском колпаке, обознавшись, видимо, ухватил Штейнера за обшлаг и начал говорить, сильно заикаясь, что, мол, сидит какое-то Ку на кухне, тратит ценные продукты и ничьих советов не слушает; Штейнер рявкнул на неизвестного в поварском колпаке, и тот перепуганно растворился в воздухе. Штейнера интересовал Мюлленкедхейм; тот, впрочем, уже увидел командира и с подносом в руках шел к нему.

- Здравия желаю, сэр! Вы только попробуйте, какая курочка! - и протянул цыплячье жареное крылышко Штейнеру под нос. Тому ничего не оставалось, как взять крылышко и надкусить.

- Н-неплохо... к-конечно... - выдавил Штейнер, давясь ароматным нежным мясом и выкашливая кости в руку. - Ты почему не на дежурстве?

- Веймар дежурит. - отмахнулся Мюлленкедхейм, забирая у капитана куриные косточки и метким броском отправляя их в плевательницу на другом конце зала. Репрессий за безделье со стороны капитана он не боялся - Штейнер к нему благоволил: Мюлленкедхейм был лучшим стрелком в роте.

- Все равно. - хмыкнул Штейнер. - У меня приказ от королевы... Ищи принцессу Гарнет!

- Принцесса Гарнет? Опять?

- Именно. Что - опять?

Мюлленкедхейм не ответил. Штейнер махнул рукой и направился к выходу. Гвардеец сунул блюдо под стол и побежал за уходящим капитаном.

Они побежали по бесконечным коридорам замка. Какое-то время Штейнер слышал, как за плечом у него пыхтит Мюлленкедхейм, потом гвардеец отстал, и дальше Штейнер бежал один.

Он прогрохотал по паркету зеркального зала, где мы впервые видели шутов Зорна и Торна, побежал дальше и вдруг остановился, услышав знакомый голос:

- Завоевательная политика Барона... являлась прямым следствием... в течение примерно пятидесяти... то есть я хотел сказать... свидетельством... Бордам Даравон преобладание субпассионариев в период акмеической фазы...

Штейнер подкрался к двери с краю зала, из-под которой падала желтая полоска света. голос шел из-за нее. За дверью была библиотека.

Штейнер приоткрыл дверь и проскользнул в образовавшуюся дверь.

О! Что это была за библиотека! Одна из лучших в мире, наверное. Семьдесят королев десять или пятнадцать веков собирали книги. Когда-то близ города Карнак отрыли древнюю библиотеку, старую, как сам мир, там были тысячи книг - где они? В Александрийской библиотеке! Собирал свою библиотеку император Гешталь, пока не закачалась и не рухнула его империя, колосс на глиняных ногах; но где его книги? В Александрийской библиотеке! И множество книг пришло сюда другими путями - купленные у богатых дворян-коллекционеров и простых людей и прямо королевами, и через перекупщиков, и через сданные александрийцами в макулатуру старые-старые листы, и через прочитанные среди строк палимпсеста строки старые, соскобленные ради экономии пергамента; и даже просто через переписчиков, которым люди рассказывали: когда-то, где-то, давным-давно читал я такую-то книгу и запомнил из нее то-то...

Уже один неполный каталог, составленный Бог весть когда, занимал целый зал; каталог полный, доведенный пока только до буквы "Ё", занимал другой зал; полки с книгами везде доходили до потолка и занимали множество залов, переходов и подвалов. Сколько в библиотеке книг, не знала ни одна королева.

Книг было много. Очень много. Их было астрономически много. Дубовые полки проседали под весом фолиантов, оплетенных и в толстенную кожу бычьих шкур, и в тончайший, почти прозрачный сафьян, с переплетами матерчатыми и деревянными, а то и железными; книг с металлическими уголками, чтобы страницы не обтрепывались, и без оных; написанных вручную - всем, чем можно писать, от чернил до драконьей крови - на пергаменте, на старинной тряпочной бумаге, на тонкой рисовой, на сосновых дощечках, на коже всех сортов; отпечатанных во все эпохи книгопечатания; книг, в которых было всего несколько страниц или даже один переплет; других, которые были по толщине таковы, что в одиночестве занимали добрую треть книжной полки; третьих, что были опечатаны королевскими печатями, а некоторые из последних, в кованых железных переплетах, были оплетены от лиха цепями и заперты на навесные замки. Были в библиотеке книги на языках Туманного Континента, и Внешнего Континента, и еще одного Забытого Континента, где никто не жил уже тысячи лет, и заснеженной Эсто Газы на северном Затерянном Континенте; и заморского Дагерео, и на языке муглов, на семи языках Древних, на языке неведомых строителей руин Лонки, на мертвых языках Шуми и Мумба и с ними на многих других, на которых люди даже никогда не говорили, а говорил неизвестно кто.

Учитывая древность большинства книг, нетрудно было поверить, что, как говорили, добрая половина из них волшебные, и что они в самом деле сами собой перелистываются по ночам. Во всяком случае, к большинству книг обычные люди не допускались, а только специально подготовленные, приведенные к присяге и давшие подписку о неразглашении библиотекари. В библиотеке были залы и хранилища, в которые посторонним вход был воспрещен, были такие, в которые был вход только по пропускам, такие, в которые пускали только в особые дни и только по монаршему разрешению, и даже такие, в которые вход был строго-настрого воспрещен вообще всем. Не очень-то и хотелось!

Но Штейнер в запретные залы не шел. Он прошел между первыми стеллажами и направился прямо ко столу в центре читального зала, доверху заваленному древними фолиантами. Посередине стола сиял круглыми полированными боками огромный глобус, а вокруг - сидела и пила чай местная интеллигенция: библиотекари, архивариусы, специально допущенные из города студенты и прочая интеллектуальная шантрапа. Во главе стола стоял молодой человек небольшого роста, стриженный под машинку, листал книгу и вещал внимающим ему слушателям:

- В то время как... На что указывает Алазлам Дурай, авторитету которого... Что позволяет провести известную ана-ана-ана-ана. - он увидел Штейнера, сильно смутился и стал искать под столом гвардейский шлем.

Штейнер снисходительно сказал:

- Ну, Лаудо, ты же Рыцарь Плутона! Тебе полагается проводить время в военных учениях, а не за книгами.

- А давайте, я лучше писателем буду. - заикнулся Лаудо.

В голосе Штейнера появился металл.

- Будешь-будешь. Потом как-нибудь. М-марш искать принцессу Гарнет!

Лаудо с отчаянным лицом похватил поданный ему симпатичной студенткой по правую руку шлем, надел его и побежал прочь. Интеллигенция повздыхала, усадила на место Лаудо нового оратора и продолжила чаепитие. Штейнер вышел.

Он вышел из дверей, ведущих на открытый воздух, на аллею, куда падал рассеянный свет из узорчатых окон, прошел далее на пристань, потом еще дальше, надрал уши еще паре-тройке попавшимся под ноги бездельникам-гвардейцам, отсчитал три десятка подзатыльников сопляку и лоботрясу Веймару, оставившему пост и целовавшемуся в пролете лестницы с милой девушкой, по званию, кажется, младшим лейтенантом. Младшая лейтенантша тихо ушла, надеясь не вызвать и на себя гнев Штейнера, Веймар тоже, потирая затылок, пошел на пост; и Штейнер пошел дальше, но тут услышал обрывок разговора - между тем же Веймаром и кем-то еще: "Принцесса побежала на башню... своими глазами видел... искать, да?". Радость заплеснула капитана. Сломя голову он бросился в какую-то дверь, в другую дверь, пробежал по аллее, сбил с ног кого-то, заскочил в какую-то дверь - ура! Лестница, и лестница ведущая именно что наверх башни! И побежал по ней капитан... побежал... побежал... пошел быстрым шагом... пошел помедленнее... побрел, хватаясь за сердце, потому что не родился еще тот человек, что мог бы пробежать единым духом по винтовой лестнице пятнадцать этажей.

К тому моменту, как Штейнер вывалился с лестницы на верхнюю смотровую площадку башни, он уже едва держался на ногах от усталости, а дышал так, словно загнанная птица чокобо, которую заставили на предельной скорости везти тележку на край света и всю дорогу читали нотации по поводу перерасхода корма. Штейнер тяжело опустился на последнюю ступеньку лестницы и принялся бронированным кулаком вытирать пот со лба.

- Фу-у... Усталость расправляет свои черные крылья... - изрек он. Какое-то время капитан молчал, потом вдруг вскочил на ноги. - Нет! Нельзя и думать подобным образом! Принцесса должна быть найдена!

С этими словами Штейнер заметался по площадке, надеясь, что принцесса прячется где-то у него под носом. Никого он, конечно, здесь не обнаружил и собрался было спускаться вниз, как вдруг взор его абсолютно случайно упал на верхушку башни напротив, где по такой же площадке пробежала фигурка в белом и скрылась с виду. За ней гналась другая фигурка в голубом и при хвосте. Не думаем, что нужно объяснять читателю, кто это были. Фигурки исчезли за надстройкой башни... снова появились и снова исчезли... Короче, принцесса Гарнет, а за ней и Зидан, сбросивший уже мешавшие доспехи Рыцаря Плутона, нарезали круги по площадке соседней башни, минут пять уже, наверное.

Штейнеру тоже ничего объяснять было не надо:

- Постой-ка! Вон там! - завопил он. - Это же принцесса Гарнет! Преследуемая разбойным образом! Не бойтесь, моя принцесса - ваш рыцарь идет!

Он действительно порывался куда-то идти, топал ногами на месте и размахивал руками подобно ветряной мельнице, но толку от всего этого было мало - расстояние между башнями было метров тридцать, а летать рыцарь не умел.

6. В преследовании без срока и конца

Девушка в белом, спокойно улыбаясь, стала на каменный зубец ограждения башни, слегка нагнулась и сразу же выпрямилась. Зидан, последние полчаса гнавшийся за девушкой по всем проходам и переходам замка, вовсе не ожидал, что она когда-либо остановится; но - свершилось. Он резко затормозил и начал медленно приближаться, по мере возможности ласково улыбаясь. Девушка в белом, столь же ласково улыбаясь, отодвинулась к краю - за спиной у нее была пропасть в пятнадцать этажей. Внизу покачивалась корма корабля-театра, там шло представление - а прямо под башнями сидели и хлопали актерам зрители, не подозревая, что творится у них над головой.

Пауза.

Зидан подумал и решил, что самоубийцами принцессы, как правило, не бывают, а посему поведение девушки в белом, если она, конечно, принцесса - блеф чистой воды. Он, предостерегающе подняв руки и улыбаясь еще более ласково, приблизился к принцессе.

Та улыбнулась ему со всей возможной теплотой и ухнула в пропасть спиной вперед.

Зидан чуть не спрыгнул тут же вслед за принцессой; так же чуть не спрыгнул со своей башни и Штейнер, который было кинулся даже головой вперед между зубцами, но застрял и замолотил в воздухе руками, раскрыв рот в беззвучном крике.

Зидан, вздрагивая, приблизился к краю, перегнулся через зубец, глянул вниз - и?

Принцесса Гарнет Тил Александрос Семнадцатая парила в воздухе семью этажами ниже... вцепившись в почти невидимый в темноте трос, тянувшийся... да-да, тянувшийся прямо к кораблю-театру "Прима Виста". И таких тросов, с флажками, с фонариками, от корабля к каждой башне шло видимо-невидимо.

Не был бы Зидан Зиданом, если бы он, не сжав зубы и не заправив молниеносным движением кружева на манжетах под ткань обшлагов, не отодрал бы от зубца другой трос и не ринулся бы головой вниз в бездну.

И не был бы Штейнер Штейнером, если бы он с суровым и мужественным лицом не кинулся бы вслед за Гарнет и Зиданом, обвязавшись тросом поперек пояса.

Цирк, честное слово.

Принцесса ударилась ногами в полосатый брезент полукупола, прикрывавшего балкончик с музыкантами, съехала по этому брезенту к краю, свесилась вниз и, раскачавшись на руках, спрыгнула к музыкантам. Хлопнула дверь: Гарнет скрылась в глубинах корабля. Порядком одуревший от головокружительной погони Зидан последовал за ней тем же маршрутом. А сверху донесся глухой удар: Штейнер промахнулся по брезенту и врезался в одну из узорных башенок в основании несущих винты осей. Раздались глухие проклятия, завязнувший в пробитой насквозь стенке Штейнер подрыгал ногами и затих.

Гарнет между тем влетела случаем именно в ту проходную каюту, где гримировалась к выходу и попутно учила по книжке роль актриса по имени Руби.

Так случилось, что эту деятельницу театра "Танталус" мы еще не представили публике. Руби на совет "Танталуса" не позвали по единственной причине: эта двадцатилетняя красавица с задумчивым восточным лицом - была, по общему и единодушному мнению Зидана, Маркуса, Бланка и Цинны, великолепной драматической актрисой, тонким трагиком и полной дурой. Посему она пребывала в том наивном убеждении, что "Танталус" есть театр. А не особо опасная организованная преступная группирока, как то было на самом деле.

Руби была абсолютно непрактичной, мечтательной натурой. Она могла проводить многие часы, просто стоя или сидя и размышляя о чем-то своем - и она сама не могла сказать, о чем. Она часто задумывалась о чем-то и во время собственного монолога - исключая сценические - и изумленный собеседник ждал-ждал и принимался тормошить Руби, не дождавшись окончания ее речи. К тому же и память у нее была довольно плохая, то есть Руби могла уже и не помнить, о чем говорила пять минут назад, хоть тексты ролей помнила, и то хорошо. Держалась она ото всех особняком, за внешностью хоть и следила, но престранным образом: во всяком случае, человек в здравом уме полголовы в голубой цвет, а полголовы в пепельный красить не будет.

Сейчас Руби медленно шла по середине каюты, держа в одной руке книжку и читая по ней вслух, а в другой руке пудреницу. Выскочившая из боковой двери Гарнет, разумеется, налетела на актрису; девушки больно стукнулись лбами; книга и пудреница полетели на пол.

- Мой государь, превыше всех богатств земных... - вещала по инерции Руби. - ЩО?! Що, ё-мое? Притормози-ка! Куда намылилась, дарахуша? Хоть "пардон"-то можно сказать, а?

- Пожалуйста, прошу извинить меня, я должна спешить... - начала Гарнет.

- Имянно! И я тут сижу, готов-вюсь к моему великому выходу... - возразила ей Руби.

Принцесса растерялась. Влетел Зидан. Руби тут же обратилась к нему:

- А, Зидан, побачь, как она меня ударила! Прям ненормальная какая-то, да?

- Просто дай мне с ней поговорить... - начал Зидан, обходя Руби сбоку.

- Мянутошку, ты ваще слухаишь, що я сказав? - возмутилась Руби, приближаясь к Зидану и дергая его за обшлаг перчатки. Гарнет тут же загрохотала по лестнице вниз.

- ЭЙ! - возмутился Зидан. - Руби, поговорим позже! - и также ринулся вниз по лестнице.

Это была та самая комната о трех дверях, кубрик, где несколькими часами раньше томились в ожидании босса члены "Танталуса" и где он так напугал их драконьей маской. Принцесса метнулась сначала к одной двери, потом к другой и, наконец, решилась - дернула дверную ручку. Увы! Это была дверца стенного шкафа, и в нем, само собой, лежал заряженный самострел Цинны.

- Осторожно! - завопил Зидан. Принцесса шарахнулась от шкафа; стрела пролетела через комнату и вылетела в открытый иллюминатор. Дальнейшая судьба ее неизвестна.

Принцесса рвала ручку другой двери. Зидан, тяжело дыша, сел на нижнюю ступеньку, поджав хвост.

- Похоже, у вас некоторые затруднения. - сказал он, а про себя подумал "М-м-да, что б мне сказать такое? Но зато - она в наших руках".

- А... - ответила принцесса. - Вы работаете на этом корабле?

Придумала все-таки что-то?

- Как вы, вероятно, и подозревали... Истина в том, что... Я действительно... - с этими словами Гарнет приподняла край капюшона, под которым оказалось, действительно, прелестное большеглазое личико с очень правильными чертами.

"Вот говорят: глаза цвета ночи. И я не верил, что такие вообще бывают".

- Я - принцесса Гарнет Тил Александрос Семнадцатая, наследница престола Александрии. - торжественно произнесла Гарнет. Она задумалась и прикусила губку:

- Есть вещь, о которой я хочу вас попросить. Я желаю быть похищенной. Прямо сейчас.

К этому Зидан был не готов.

- Э-э... М-м-да. Я не... То есть я имею в виду...

Но тут нарушаемую лишь отдаленным гулом двигателей и тихой музыкой с оркестрового балкончика разрезал отдаленный вопль Штейнера:

- Принцесса! Где вы?

Гарнет испуганно надвинула край капюшона на глаза.

- Пожалуйста... Это за мной!

- Ага... - сказал Зидан. - Вон оно что творится... Ну, ясно. Предоставьте их мне.

- Вы не представляете, насколько я вам благодарна. - тепло сказала Гарнет, потупив глаза.

Попал снежок на сковородку. Зидан рухнул на одно колено и схватил руку принцессы:

- Очень хорошо, Ваше Высочество!.. Сим обязуюсь похитить вас наилучшим образом!

- А чем это тут вы занимаетесь? Сюда, сюда! - прогнусавил за спиной Гарнет Цинна, неслышно вошедший в комнату. Заметив у себя над плечом совершенно неожиданную красноносую, рябую и плоскую физиономию с маленькими глазками, принцесса взвизгнула и в ужасе шарахнулась глубоко задумавшемуся Зидану за спину.

- Не извольте волноваться, Ваше Высочество, это мой друг Цинна. - опомнился Зидан.

- Да, правда? Я сожалею о своей неловкости. Вы меня напугали, - обратилась Гарнет к Цинне, - но, - это уже Зидану, кокетливо, - будь и у меня подобный лик, я все равно была бы немалым образом испугана.

- Обидно, да. - набычился Цинна. - Рылом, мол, не вышел. А я каждое утро умываюсь...

- ПРИНЦЕССА! - заорал где-то совсем близко Штейнер.

- СЮДА! - рявкнул Цинна, указывая Зидану и Гарнет на открытую дверь и попутно укладывая заряженный заново самострел в шкаф.

Принцесса, Зидан, а за ними и Цинна забежали в указанную дверь и прикрыли ее за собой. Вовремя; распахнулась третья дверь и в кубрик с налитыми кровью глазами влетел Штейнер, размахивая огромнейшим двуручным палашом. Он ожидал увидеть здесь злокозненных похитителей Гарнет, и, разумеется, перебил бы всех на месте - но кубрик был пуст.

- Принцесса? Принцесса! - Штейнер принялся трясти ручки всех дверей подряд, открыл и шкаф и, конечно, получил самострельную стрелу в живот. Ничего страшного не случилось, стрела отскочила от закаленной рыцарской брони и упала на пол, но этот маленький эпизод несколько отрезвил Штейнера:

- Здесь везде ловушки! - взял палаш наизготовку и стал в ужасе осматриваться. Прошло с минуту, а Штейнер никак не мог решиться и открыть какую-нибудь дверь. Наконец, он с обреченным вздохом взялся за ручку той двери, через которую вошел, и тут же отскочил от нее, как ужаленный: ручка поворачивалась сама собой.

- Ага, где ты был-то раньше? - с облегчением приветствовал Штейнер вошедшего Рыцаря Плутона. Тот вздрогнул, надвинул на глаза шлем и вытянулся:

- З-с-с... Здравия желаю, сэр!

- Вот то-то! Моя принцесса? Принцесса! - завопил снова Штейнер.

- Цинна, это тупик. - обеспокоенно сказал Зидан, озираясь по сторонам. Они были в той самой кают-компании, где ранее шло совещание.

Цинна засмеялся:

- Я знал, что что-нибудь такое случится. Сезам!

Мощным пинком отбросил стол в сторону.

- Откройся! - подхватил едва заметное на полу колечко и дернул. Открылся небольшой люк, сквозь который вполне можно было спуститься... куда-то вниз. В машинное отделение.

- Вот я лючок и врезал. - самодовольно добавил Цинна.

- Принцесса! - раздался очередной вопль Штейнера.

- Прыгайте! - велел Цинна. Зидан, за ним Гарнет, а за ними и Цинна попрыгали в люк, и опять-таки очень вовремя: в кают-компанию с мечами наголо ворвались Штейнер и его гвардеец:

- Ага, принцесса должна быть там!

- Я первым, сэр! - торопливо вставил Рыцарь Плутона и прыгнул - ногами вперед, зацепился за край каблуком и застрял, сложившись в узком люке, как перочинный ножик: голова в шлеме, руки и ноги торчали в кают-компанию, остальное же надежно завязло между палубами.

- Ты хоть соображаешь, что делаешь? - зарычал Штейнер.

- Простите, сэр! Я застрял, сэр! - задрыгал ногами гвардеец.

- Ну и черт с тобой! - скрежетнул зубами Штейнер, закинул меч на плечо и выбежал из кают-компании прочь.

Гвардеец еще немного подрыгал ногами для приличия, потом успокоенно и без особенных усилий выбрался из люка.

- Надо же, он купился.

Машина работала на холостом ходу. Тихое, очень тихое для такого мощного двигателя гудение наполняло машинное отделение. Машина была новая, как и весь корабль; необъятный котел блестел начищенными медными боками в центре множества обсыпанных водяными каплями труб, напоминая некий техногенный алтарь нового, промышленного века. Двойная кожаная диафрагма котла раздвигалась и сжималась, наводя на мысли уже о некоем дышащем живом существе; и, помимо гудения, по залу с каждым ее движением наполняли звуки, напоминавшие вздохи и стоны - звуки, способные напугать непривычного к ним человека; но это всего лишь перегретый Туман прорывался сквозь поры и неплотно закрытые щели в коже диафрагмы.

В те времена подобные машины казались еще почти чудом, хотя и более двадцати лет прошло с тех пор, как первая из них дала привод винтам воздушного корабля. Сотни лет люди жили по соседству с заполненными Туманом долинами, и даже странно, что вплоть до недавних времен Туман использовали разве что в полуволшебных, но бесполезных игрушках, а более - боялись его, не понимали, считая не более полезным для человека и всей цивилизации, чем извержение вулкана. Все переменилось с изобретением Туманных машин; а изобрел и построил первую машину человек, ничем не ограниченный ни в средствах, ни в фантазии - правитель Линдблюма Сид Восьмой, ныне уже покойный. Его творение перевернуло мир. Туман из грозной и опасной стихии стал первым другом и помощником человека. Туманные машины двигали громады воздушных кораблей и поднимали грузы на сказочную высоту, позволяя легко строить города на прежде недостижимых для человека вершинах. Туманные машины разгоняли поезда на первой в мире Беркмейской железной дороге, соединившей соседние древнюю Александрию и индустриальный Линдблюм; Туманные машины позволили пробить пути Беркмея в непроходимых скалах и связать два государства обширной транспортной артерией. С помощью Туманных машин были выстроены поистине технические чудеса - колоссальные Южные Врата, сооружение циклопических размеров, позволившие с легкостью добираться из Александрии в Линдблюм и обратно на воздушном корабле с одной лишь посадкой; и их близнец, не уступающий им размерами - Северные Врата между Александрией и сопредельной Бурмецией; и, разумеется, гигантские башни Линдблюма, весь единый город-колосс, сам чудо из чудес...

Но все это лежит впереди у наших героев. Не будем торопить события, ведь всему есть свое время.

- А вы очень спортивны для принцессы, Ваше Высочество. - заметил Зидан, прыгая по проходу перед главным котлом Туманной машины и потирая ушибленный копчик. - Я думал, что упаду на вас.

- Ничего особенного. Я тренировалась для побега из замка, вот и все. - сухо ответила Гарнет.

- Ну уж нет. Если бы вы не были принцессой... - начал неопределенно Зидан.

- Нет у нас времени для пустой болтовни. - отрезал Цинна. - Топаем дальше.

Недалеко они прошли. В следующей за машинным отделением каюте было отверствие в потолке, и из отверствия шел шест. Никто, разумеется, не предполагал, что из отверствия немедленно вывалится и съедет по шесту капитан Штейнер собственной персоной и упрет руки в бока:

- Ага! Принцесса! Я, капитан Адельберт Штейнер, пришел, чтобы спасти вас!

Зидан, Цинна и Гарнет замерли. Хлопнула сзади дверь, и из нее явился давешний Рыцарь Плутона, при мече и надвинутом на глаза шлеме:

- Не следует беспокоиться, Ваше Высочество!

Штейнер при виде своевременного подкрепления немедленно пришел в прекрасное настроение:

- Отлично сделано, солдат! Вот о чем вспомнят позже, как о звездном часе Рыцарей Плутона!

- Не волнуйтесь, Ваше Высочество. Мы вас отсюда вытащим. - продолжил Рыцарь Плутона, снимая шлем и обнаруживая скрытую доселе под его козырьком повязку, скрывающую глаза. Разумеется, это был Бланк.

- Ты - ты не из моих Рыцарей! - задохнулся Штейнер.

Зидан выступил вперед, взявшись левой рукой за правое запястье. Он повернул фальшивый бриллиант, и - выскользнули из-под кружев манжет и протянулись вдоль ладони скрытые в обшлаге перчатки тридцать сантиметров качественной стали. Никогда не ходи без оружия, никогда, говорил ему Баку - что и было исполнено.

- Настоятельно рекомендую... - начал Зидан, помахивая тонким стилетом под носом у Штейнера.

- Оставить принцессу... - продолжил Цинна, похлопывая головкой тяжелого молотка по ладони.

- Нам! - окончил Бланк, взмахивая трофейным гвардейским мечом в воздухе.

Но уж не тот человек был Штейнер, чтобы устрашиться и троекратного превосходства противника в силе. Он рванул из-за спины двухметровый палаш и прочертил им в воздухе над головой сияющий круг.

Зидан резким выпадом кольнул Штейнера стилетом - тот скользнул по броне; сделал с досадой второй выпад с тем же результатом. Ответный удар капитана чуть не снес Зидану голову; Зидан под мечом пригнулся и откатился назад. Штейнер еще несколько раз махнул мечом в воздухе, но Зидан был вне зоны досягаемости.

На Штейнера с занесенным молотком бросился Цинна. Капитан легонько махнул мечом, брызнули искры - в руках у Цинны осталась одна рукоятка. Цинна и глазом не моргнул; тут же в руках у него оказалось по разводному ключу.

Тем временем на Штейнера с мечом наперевес прыгнул Бланк. Отзвенело несколько ударов... и все. Бой закончился.

И отнюдь не в пользу "Танталуса". Наступила тишина.

Зидан поднял голову и увидел, что Штейнер и Бланк с перекошенными лицами стоят напротив друг друга, и конец штейнерова меча, пробивший латы Бланка на животе, как пустую жестянку, глубоко в эти латы ушел - Штейнер просто наколол слепого на острие палаша, как заморенного мотылька на булавку.

Лязг.

Бланк уронил свой короткий меч и со страдальческим лицом уставился незрячими глазами на уходящее в пробоину лезвие.

Штейнеру, собственно, не приходилось раньше убивать людей; сражался он только в тренировочных боях и в собственных мечтах. Поэтому почувствовал он себя ничуть не лучше Бланка.

Капитан выронил меч, который попросту с грохотом упал на пол, не будучи поддерживаем ни с одного, ни с другого конца. Штейнер закрыл лицо руками и затрясся в рыданиях.

Бланк тем временем пригляделся к штейнерову мечу, на котором не было ни капли крови, сунул руку в пробоину в собственной броне...

- О-о-оглопы... - тихо, с отчаянием сказал Бланк. Он поднял руку, на которой сидел толстый желтый жучок и мрачно смотрел на происходящее. Бланка перекосило; он постоял-постоял и вдруг с дикими криками начал обдирать с себя доспехи.

Штейнер отодвинул руки от лица, и несколько секунд остолбенело смотрел, как вопящий Бланк исполняет дикий канкан по всей каюте, и из лат у него сыплются желтые жуки пополам с осколками разбитой банки. Затем Штейнер глянул себе под ноги и увидел, что он окружен оглопами и они, определенно, от нечего делать лезут ему, Штейнеру, на ноги.

- Н-НЕТ! Оглопы! Ненавижу оглопов! - заверещал Штейнер тоненьким, абсолютно не подходящим его комплекции, зато весьма пронзительным голоском и присоединился к Бланку в его безумных прыжках и подскоках, страшно грохоча доспехами. Оглопы, радуясь свободе, разбежались по всей каюте, подпрыгивали с резкими щелчками на метр и на два в воздух, лазали по стенам, влезали каким-то образом на потолок и падали оттуда.

Посмотреть на паникующих Штейнера и Бланка со стороны было забавно, но не более того. Зидан упрятал стилет обратно в обшлаг перчатки, схватил Гарнет за руку и потащил ее вон:

- Наш шанс! Пошли!

Тем временем на сцене лицедействовал Баку.

Король Лео:

Я, наконец, увижу этой ночью
Осуществление желаний тайных -
Помолвку князя Шнейдера
И дочери моей Корнелии...
Как ласточка у кобчика в когтях
Трепещет ему в радость -
Он не знает, что станет сам
Добычею когтей орлиных...
Как только родственные узы
Соединят дом Шнейдеров с моим,
Удел их отойдет по старшинству
Ко мне!

Вбежали Зенеро и Бенеро с пиками, волоча связанного Маркуса и подбадривая его легкими дружескими пинками.

Зенеро:

Мой государь!

Бенеро:

Скажу вам: нами пойман вор
Или убийца; в темноте ночной...

Король Лео:

Он мне знаком. Ведь это бедный Маркус!
Послушай, парень, ты мне надоел.
Какой бы страстью не пылал ты к ней,
Чем бы она тебе не отвечала -
Ты ей не пара! Я тебя уйму -
Как только третий час пробьет полночи,
Лишишься головы!

- Ну и что теперь? Куда нам идти дальше? - спросила Гарнет. Они находились в довольно большом, но донельзя забитом разнородной машинерией полукруглом помещении: посередине торчал вертикальный вал более двух метров в обхвате, по периметру торчали впечатляющих размеров механизмы неизвестного назначения, увенчанные дощатыми платформами; с потолка свисали какие-то цепи. Сильно пахло машинной смазкой и чем-то паленым.

- Э-э-м-м-да. - сказал Зидан, тыкаясь в стены в поисках другой двери. - Я как раз думаю над этим вопросом...

- Зидан! На Номер Второй! - заорал вбежавший Цинна, семафоря разводными ключами. Зидан молниеносно подсадил Гарнет на ближайшую платформу (слишком уж молниеносно, мог бы и растянуть удовольствие) и вскарабкался на нее сам.

- Стойте! - громыхнул сзади Штейнер, вламываясь в распахнутую настежь дверь. Зидан, не дожидаясь, пока рыцарь приблизится, рванул боковой рычаг, и платформа мгновенно вознесла его и принцессу к потолку. Зидан и Гарнет испуганно пригнулись, но в потолке уже распахнулся раздвижной люк, и они исчезли в бьющем сверху свете прожекторов. Цинна загородил Штейнеру дорогу, прикрывшись ключами. Штейнеру было некогда; он в обход ключей приподнял Цинну за шиворот и отбросил в сторону, а затем сам вскочил на платформу и дернул рычаг.

Часы пробили трижды.

Король Лео:

И кроме того...

Но на сем Баку был вынужден прервать едва начатую фразу, поскольку чуть ли не у него под ногами среди досок сцены раскрылся люк, и оттуда на платформе выехали Зидан и принцесса Гарнет. Зидан немедленно бросился к Баку и зажал сетку микрофона ладонью - на случай неадекватной реакции босса, каковая немедленно и имела место.

- Это... что... принцесса Гарнет?

- ДА! - зашипел Зидан, обращаясь сразу ко всем находящимся на сцене. - Парни, импровизируйте что-нибудь!

Все находящиеся на сцене молчали, и кто знает, сколько бы молчание могло продлиться - но распахнулся второй люк, и из него на платфоре выехал изумленный и немедленно перепугавшийся почти до потери сознания капитан Адельберт Штейнер с мечом наготове.

- А? Что это? - растерянно вымолвил Штейнер.

Он был готов драться с голодным и озлобленным Великим Драконом, или с легионом демонов, или с непобедимым чудищем по имени Озма, что, по сказкам, живет среди облаков и лишь время от времени показывает оттуда зеркальные бока... Но вот оказаться на сцене под бьющими в глаза прожекторами, под взглядами трехсот зрителей и, что самое главное, под суровым взором королевы Браны - нет уж, увольте. Штейнера слегка покачивало, он явно боялся упасть в обморок у всех на глазах. Одно счастье: публика его пока не узнала, королева, кажется, тоже.

7. Побег из Александрии

Возникла еще более неловкая пауза, наконец, Маркус, сообразивший, что надо что-то делать, отпихнул Бенеро и Зенеро и подбежал к Гарнет.

Маркус:

Корнелия, любовь моя!

Зидан, тайно от зрителей крутя у виска пальцем, зашипел сзади на принцессу:

- Маркус любит Корнелию, Корнелия любит Маркуса!

Гарнет послушно, и, надо сказать, с большим чувством, хорошо поставленным, действительно актерским голосом воскликнула:

- О Маркус!

- Класс! - прошептал Зидан.

- Я изучала драматическое искусство, знаете ли. - усмехнулась Гарнет.

- Пилите дальше, ребята, Брана смотрит, все-таки! - шепнул в свою очередь Баку.

Гарнет горячо обняла растрогавшегося Маркуса, при этом Зидан поморщился, ощущая немалый укол ревности - как-никак он, а не Маркус, гнался за принцессой по всему замку, поймал и дал ей слово ее похитить.

Гарнет-Корнелия:

О Маркус, я по вам скучала,
И более: я тебя ждала!..
Забуду разве я тебя?
Оставлю ль стороны твоей?
Мой милый, не во власти королей
Владеть моей любовью,
Зато в твоей - забрать меня
С собой отсюда прочь...

Зидан, вклиниваясь:

Смотри, смотри на них, король,
Единственное, что ты можешь дать -
Благословение отца.

Лео-Баку:

Уж нет!
Я слышу бред безумца! Что речь мне -
"Я не оставлю стороны твоей"!
Я властен! Я сам волею своей
Решаю судьбы всех подвластных мне.
Брак предрешен! Принцесса, моя дочь
И Шнейдер-князь - невеста и жених
! Князь Шнейдер, разве вы откажетесь от свадьбы?
Чем вас принцесса не прельщает?

Последние слова были обращены к Штейнеру. Тот только хлопал глазами, и, поняв, что триста зрителей ждут от человека в доспехах и с мечом ответа, жалобно выдавил:

- Ж-жениться на моей принцессе? К-кто?! Я?!

Баку от него отмахнулся.

Король Лео:

Безумец! А этой шайке подлецов
Мне нечего сказать, помимо
Приговора смерти! Стража!

Бенеро было замахнулся на Зидана копьем. Зидан немедленно вырвал у статиста оружие и обломал об колено, Маркус тут же заехал не столь расторопному Генеро по физиономии. Статисты с криками "Их слишком много! Бежим!" действительно убежали со сцены прочь.

Лео, размахивая мечом:

Молись, или - здесь кончится твой путь
Земной, о дочь моя; твоею волей
Или неволей вернешься в замок!

Корнелия-Гарнет:

О нет, отец, я не вернусь!

Лео-Баку:

Корнелия, не затрудняй меня,
Одумайся, ведь дело лишь в тебе,
Вся смута лишь из-за твоих мечтаний.
Одумайся и будь благоразумной.
А разве есть ли у тебя иной исход?

Маркус, обнажая меч:

Есть, если я могу помочь!
Вот время моего возмездья -
Пусть дух отца направит руку мне,
И за отца, за мать, и за тебя, Корнелия,
Ударю, и король умрет!

И в самом деле замахнулся для колющего удара. Сценарий, безусловным образом, летел к чертям.

- Где Бланк? - захрипел Зидан, беспомощно оглядываясь. Гарнет, однако же, быстро сообразила, что делать: она прыгнула вперед и заслонила Лео-Баку грудью. Маркус ударил - и, о счастье! - хорошо ударил. Деревянный меч прошел у Гарнет между рукой и боком, порвал белую ткань одеяния и до Баку не достал. Гарнет так убедительно, медленно, со страдальческим лицом, осела на доски сцены, что Зидан чуть не завопил "Врача!!!", но вовремя опомнился, Штейнер же и вправду поверил, что принцесса мертва. Ничего он, к счастью, не завопил, просто рухнул у тела Гарнет на колени и горько заплакал.

Маркус, истошно:

НЕТ! Корнелия!

Гарнет, затихающим шепотом:

Прости, мой милый Маркус,
Мне все же дорог и отец...
Прости сей дерзкий шаг...
И ты, отец, прости же моего
Возлюбленного Маркуса...

Маркус, хватаясь за голову, вполне по тексту:

О нет! Корнелия! Что я наделал!
Она мертва! Я больше не увижу
Ее лица, не буду слышать ее шагов,
И не изведаю ее прикосновенья...
Жестокая судьба, тебе и мир - игрушка!
Мне были даны все сокровища земли
В одном лице, и сразу все отнято...

Он тут же "закололся" тем же мечом и рухнул лицом вниз. Штейнер зарыдал еще горше. В руках у тех зрителей, что были повоспитаннее, появились носовые платочки, остальные украдкой вытирали слезы рукавом. Глаза многих обратились к королевской ложе. Суровая королева Брана крепилась-крепилась, но наконец и по толстой монаршей щеке скатилась слезинка, а за ней - целый водопад:

- Боже Мой! Сегодняшнее представление настолько трогательно!.. Вааааа! - завыла королева. Ее слезы были для многих зрителей сигналом плакать уже безо всякого стеснения, или, если угодно, безо всякого дальнейшего намека на то, что сейчас следует именно плакать.

Королева вдруг прекратила плач и встрепенулась:

- Но где же все-таки принцесса Гарнет? - и, не в силах держаться, зарыдала еще пуще. И весь партер тоже заплакал еще сильнее. Безбилетники Виви и Пак, сидящие на корточках у самого края террасы, перед передними креслами, тоже прослезились.

- Классное представление! - заметил крысенок Пак.

- Да, только грустное какое... - вздохнул Виви.

Пак похлопал приятеля по плечу:

- Вот, не зря мы сюда карабкались, я уверен! А так как?... Ой-е-ей, смотри-ка... Л-лучше не смотри, а б-беги отседова! - и сам, вжав голову в плечи, рванул по краю террасы куда-то в ночь.

Виви оглянулся и в ужасе вскочил на ноги: к ним уверенно шагали Рыцари Плутона в составе двух человек, и, явно, не с самыми добрыми намерениями. Эти двое были из того числа, что Штейнер направил на поиски Гарнет. Искать принцессу им надоело, и они решили проявить усердие в другой области. Завидев объекты, по отношению, к которым это усердие можно было проявить, они ускорили шаги, а потом и вовсе перешли на бег, совершенно некультурно по отношению ко зрителям улюлюкая и завывая:

- Стойте! Вернитесь!

Надо ли говорить, что Виви вовсе не последовал этим рекомендациям, а сломя голову кинулся вслед за Паком, придерживая шляпу обеими руками. Пак куда-то делся, и видно его не было; гвардейцы вознамерились вовсе отрезать Виви любые выходы с террасы и загоняли его в угол. Спасение Виви нашел в том, чтобы по боковым мосткам взлететь на сцену - а разгоряченные преследователи взбежали вслед за ним.

Зрители, удивленные появлением на сцене среди актеров совершенно посторонних лиц, недоуменно загалдели, но тут же замолчали и уставились на сцену. Замерли и актеры, и гвардейцы, и стоящий на коленях Штейнер - ибо Виви, маневрирующий за телом принцессы, вздумал теперь обороняться.

Он сложил ладони лодочкой, обратив их к размахивающим мечами Рыцарям Плутона, зашептал - и тут в пустых этих ладонях что-то появилось, какая-то искра, белая или желтая, неистово вращающаяся и дергающаяся, как крошечный зверек, и вдруг в несколько мгновений выросшая в обьеме, будто сматывая на себя прямо из воздуха миллионы других искр, может быть, пламенеющих атомов, складывающихся в единый огненный клубок в руках юного мага. И клубок пылал, не сгорая, повиснув в воздухе над распростертой ладонью. Прожекторы сами собой приугасли, и в свете огненного клубка в руках Виви от всех стоящих на сцене протянулись серые тени. Это была магия, настоящая, древняя, вполне сказочная и в то же время абсолютно реальная - магия.

Маг поднял огненный шарик в воздухе - он все так же висел над ладонью в считанных сантиметрах, не причиняя создателю видимого ущерба, - занес руку с шаром за плечо и резко выбросил ее вперед.

Огненный шар, шипя и разбрасывая искры, пролетел по направлению к оцепеневшим гвардейцам метр-другой, как-то быстро потерял скорость и высоту полета, упал неожиданно прямо на тело лежащей ничком "мертвой" принцессы Гарнет и рассыпался искрами по белой накидке - та вспыхнула, и вспыхнула как-то сразу, быстро и сильно, будто была облита керосином. Принцесса немедленно воскресла, завизжала "Горячо!!!" и стала с вовсе не приличествующей ее титулу поспешностью обдирать с себя пылающее одеяние, под которым обнаружился ярко-оранжевый, туго облегающий весьма привлекательную фигурку Гарнет комбинезон и рассыпавшаяся по спине волна дивных черных волос, шедших чуть ли не до пояса, и - но это скорее уж показалось Зидану - огромный кулон на груди, чудовищных размеров драгоценный камень чистейшей воды на цепочке. Принцесса без белой хламиды оказалась миниатюрной, очень даже хорошо сложенной девушкой, вполне спортивного вида. Встреть Зидан такую на улице, без кулона, конечно, и не подумал бы, что это принцесса, а подумал бы... о другом.

Зрители ахнули, королева приподнялась в кресле. Гарнет тщательно погасила носком подкованного сапожка остатки догоравшей хламиды и только тогда осознала, что ее узнали.

Немая сцена; впрочем, Баку быстро сообразил, что к чему, и рванул задумавшегося Зидана за плечо:

- Зидан! Время! - и тут же скрылся со сцены.

Зидан опомнился и махнул рукой принцессе:

- Гарнет!.. Принцесса! Идемте отсюда побыстрее!

- Что?.. Что происходит?! - обрел дар речи потрясенный чудесным воскрешением принцессы Штейнер. К этому времени ожил и Маркус, сел на корточки и недоуменно почесывался, гадая, что ему делать. Гарнет ткнула пальцем в сторону капитана:

- Штейнер! Я запрещаю тебе следовать за мной далее!

- Капитан! - завопил со своей стороны сцены Рыцарь Плутона Хааген. - Мы ожидаем ваших приказов, сэр! - впрочем, при этом он благоразумно отошел на соединяющий сцену с террасой мосток. Его товарищ поступил точно так же.

Штейнер был не в том состоянии, чтобы еще и отдавать приказы. Он открывал и закрывал рот, издал серию нечленораздельных звуков и наконец выдавил, сначала довольно неуверенно, а затем гораздо тверже:

- Э... Ну... Гм... Боюсь... что я не могу подчиниться!

- Необычайно упрям, как и всегда. - со вздохом константировала Гарнет.

- Ну же, принцесса, оставим Его Чугунство и будем драпать! - взмолился Зидан.

- Стойте, моя принцесса! - взвыл Штейнер, снова поднимая забытый было палаш.

Зидан оглянулся по сторонам.

- Малыш, ты в порядке? - обратился он к замершему Виви.

- Д-да, просто обломался... - растерянно сказал маг. Зидан ухватил одной рукой руку принцессы, другой - Виви и попытался увести их со сцены.

Штейнер взмахнул палашом:

- Моя принцесса, я не могу позволить вам уйти! - и страшным голосом скомандовал гвардейцам:

- ВЗЯТЬ ИХ!

- Стабилизаторы сконфигурированы! - крикнул откуда-то снизу Цинна.

- Хорошо! - густым басом ответил Баку, наконец-то оказавшийся в своей стихии - в рубке корабля за штурвалом.

- Машинное отделение готово к работе! - отозвался Бланк.

- Прекрасно! - заулыбался в бороду Баку, щелкая переключателями на приборной панели. Та замигала огнями; ожили и заиграли стрелками всевозможные альтиметры, спидометры и прочие "-метры". В стороне за стенкой раздался и продолжился густой вибрирующий звук, будто от камертона; он быстро сделался куда более громким и низким и перешел в настоящий рев.

- Все в норме! - заорал снова Цинна.

- Отлично! Время! Мы трогаемся! - крикнул в ответ Баку, сжимая руки на ободе штурвала.

Громаду корабля сотрясла дрожь, и лопасти винтов на уходящих в небо осях пришли в движение, замелькали и слились в единых кругах, неистово рубящих воздух. Сцена перед глазами изумленных зрителей ушла вверх и в сторону вместе со всей необъятной кормой; лампочки на гигантском корпусе погасли, и сверху посыпались концы оборванных в одночасье тросов с флажками, гвардейцы попрыгали в партер со своих рушащихся мостков. Где-то внизу раздался грохот - там киль разворачивающегося исполинского судна снес береговую стену и с ней крыши нескольких домов; обломки шаркнули по корпусу и рухнули с плеском в воду мимо голов напуганных прохожих. "Прима Виста" тронулась.

Но вот уж уйти так запросто, не попрощавшись - так из Александрии не уходили. Королева Брана сигналила из своей ложи кому-то веером; и вдруг развалилась пополам ближайшая к подножию башни-гиганта маленькая круглая башенка, и откуда-то снизу, из темного колодца между обвисшими по сторонам основания половинками башенки поднялась и развернула дуло в сторону корабля огромная пушка, верхом на которой сидел Рыцарь Плутона Мюлленкедхейм и вовсю семафорил красными флажками. Пушка коротко рявкнула и выбросила всполох пламени и - увенчанное стальным наконечником целое бревно, черное в свете выстрелов, размером с телеграфный столб и - тянущее за собой невероятной толщины цепь.

Зидан соскользнул по накренившейся сцене к принцессе, сгреб ее в охапку и оттащил в сторону - вовремя; гигантский гарпун врезался в доски сцены, взломал их и глубоко ушел под сцену, натянув несокрушимую цепь. А на стенах замка разваливались новые и новые фальшбашенки, и из-под них выглядывали новые, заряженные гарпунами пушки, стреляли с оглушительным грохотом и забивали гарпуны в корму и днище корабля. Зидан потащил Гарнет по почти разрушенной в течение нескольких секунд сцене среди целого леса уткнувшихся в нее гарпунов; Штейнер было пополз к принцессе и протянул руку, но подкатился Маркус и столкнул глупого рыцаря с того самого место, куда мгновение спустя ушел очередной гарпун, а сам скрылся в дыре под сценой.

Баку не собирался сдаваться. Воздушный корабль набрал высоту и натянул цепи; заработали кормовые винты и толкали корабль вперед, прочь от замка. Несколько гарпунов словно бы нехотя вышли из корабельной кормы, рассыпая выбитые доски, и ухнули вниз, в город, увлекая за собой тяжелые цепи. Корабль-театр вырывался из западни.

Брана в ложе лупила веером по подлокотнику, выкрикивала что-то, чего в грохоте выстрелов и безумном вое сматывающихся с лебедок цепей никто не слышал. Над ней, в высоте замковых строений, вдруг среди узких окон во много этажей задрожал и треснул посередине гигантский литой бронзовый щит с гербом, добрых десяти метров в поперечнике, и половинки его начали раздвигаться в стороны...

Зидан понял, что худшее, что могло настать - настает. Он снова потащил принцессу со сцены прочь... но вот здесь на дороге оказался Штейнер. Кое-как поднявшийся на ноги капитан стоял к Зидану и Гарнет лицом, следовательно, спиной - к чудесным образом расколовшемуся щиту и возникшему за ним черному проему.

- Я вас не пущу! - изрек Штейнер. Зидан показал ему кулак и потащил принцессу дальше, на край сцены, где был выход; Штейнер устремился за ними, забежал вперед и загородил спасительная дверь. К расколовшемуся щиту, полностью разошедшемуся в стороны, он стоял все еще спиной.

В эти секунды в корму корабля впилось еще с полдюжины гарпунов, впрочем, были они уже на излете и выдернулись сами собой из корабельной кормы, как и те, что попали в корабль раньше - были выдернуты на тянувшимися до предела цепями или оборвали их и остались засевшими глубоко в дереве.

Между тем в темном проеме показалось нечто действительно страшное - то, что Зидану сначала представилось огромным бронзовым кольцом, светлым среди окружающей его черноты; но в самом кольце чернота была еще большая. Не сразу Зидан понял, что это - жерло гигантской пушки, такой огромной, что сам он мог бы спокойно и не сгибаясь стоять в нем.

- Ты, чудила! Ложись! Сзади! - заорал рыцарю Зидан.

- Думаешь, я попадусь на этот старый трюк? - фыркнул Штейнер.

- Капитан Штейнер, обернитесь! - в панике попросила Гарнет. Штейнер покачал головой.

Гигантская пушка коротко рявкнула и извергла в клубе пламени огромный снаряд - чудовищное ядро, целиком окованное железом и обшитое по диаметру во всех направлениях шипастыми обручами. Ядро, неистово вращаясь, ринулось к воздушному кораблю.

Принцесса прижалась к Зидану; тот прикрыл ее левой рукой, а правой - собственную голову. Штейнер самодовольно усмехнулся - вот он какой страх внушает! - опустил палаш и двинулся к принцессе.

Ядро, нарушая все до единого законы физики, какие Зидан только знал, замедлило в воздухе свой ход, прекратило вращаться и совсем уж медленно подплыло к кораблю, хищно дергаясь из стороны в сторону. С ним происходило что-то странное: круглый бок ядра вдруг расколола страшная трещина по горизонтали, и из трещины этой выплеснулся огонь и обтек ядро по всей поверхности, срываясь клочьями сзади, и загоревшееся от адского жара алым цветом кованое железо исчезло под пламенным покровом, и весь снаряд вдруг превратился в огненный. И в огне проступили новые ужасные черты; открылись среди пламени огромные, налитые яростью глаза, также огненные, но исполненные невероятной злобы, и былая трещина, разползшаяся на пол-снаряда, шевелила острыми обломанными краями, будто огромная пасть скалила клыки - так и было, огромная пасть, из которой казалось белое пламя, и страшные глаза среди пламени, и высунулись из огня под пастью крошечные, тонкие, словно бы изломанные артритом старческие трехпалые ручки - огненные, и сквозь них было видно, и с них срывались языки пламени. Невиданное чудовище парило в воздухе, подплыв совсем близко к корабельной корме, совсем близко к спине Штейнера.

- Господин Штейнер, пожалуста, посмотрите назад! - взмолился маг Виви, также прижавшийся к Зидану.

- Жарко-то как... - вздохнул Штейнер, но не обернулся, сжал зубы и поднял меч навстречу троим.

Чудовище поворочало пламенеющими белками глаз в огненных глазницах, шевельнуло зубастой челюстью и вдруг стало расти в размерах, взбухать, надуваться, быстро увеличилось в диаметре вдвое и втрое. Видно было, что процесс этот огненному диву неприятен; оно шевелило глазами, раскрывало и закрывало белую, расползавшуюся в стороны пасть и отчаянно загребало в воздухе крошечными ручками, размер которых не изменился. Наконец, монстр издал короткий, жуткий рык, и лишь он заставил Штейнера наконец обернуться и оказаться с страшным дивом лицом к лицу - к этому моменту огненное чудище было в размерах вдесятеро больше, чем тот кованый железом снаряд, каким оно было минуту-другую назад.

Штейнер уронил палаш и, тихонько подвывая от страха, сел на изломанные доски сцены, закрываясь руками. За его спиной Зидан, Гарнет и Виви скрылись за кулисами.

Бомба рыкнула последний раз, натужилась - и взорвалась.

На какие-то доли секунды нестерпимо яркий свет залил ночное небо над Александрией; и в стороны разлетелись среди него какие-то обломки; еще долею секунды спустя пришел звук - гром невероятной силы, грозящий разорвать барабанные перепонки; ударная волна прошла по городским улицам, снеся с ног прохожих и выметя начисто стекла из всех окон в целом квартале; раздалось в стороны огромнейшее плотное облако светлого, но быстро темнеющего дыма, рассыпались и погасли последние искры пламени...

Королева Брана ликовала в своей ложе, размахивала веером, пританцовывала, выкрикивала что-то не слышное самой себе, поскольку уши ее временно прекратили слышать. Вдруг что-то насторожило ее; она притихла и внимательно уставилась на дымное облако - а из него в отдалении, волоча за собой дымный и пламенный хвост, почерневший, искореженный, но все же целый корабль-театр "Прима Виста".

Корабль медленно, словно с натугой, как раненое, но упорное в своем стремлении к жизни животное, плыл низко над городскими черепичными крышами; вот одна из башен-осей со все еще вращающимися винтами отломилась с корпуса и рухнула вниз, круша жилые дома. Корабль снизился еще более, но продолжал свой упорный полет.

Брана оскалилась, с хлопком сложила веер и согнула его. Могучие мускулы на монарших руках напряглись - веер треснул и разползся бесполезными кусочками шелка и стальных прутьев. Королева отбросила половинки веера в стороны и села на трон, в бессильной злобе провожая глазами корабль, уходящий в светлый на фоне черного ночного неба Туманный океан за пределы Александрии. Поврежденный, но не побежденный воздушный корабль-театр потерял высоту и скрылся за краем обрыва.

Брана сгорбилась и закрыла лицо руками.

- Гарнет, я никогда не верила, что ты сделаешь что-то подобное... Наверное, ты уже не та беспомощная маленькая девочка, что я знала... Зорн! Торн!

Явились шуты.

- Наш маленький опыт готов?

- Да, Ваше Величество. В полной боевой готовности. - подтвердил Зорн.

- Запросто уничтожить принцессу Гарнет он может. - предупредил Торн.

Королева отняла от лица руки и поднялась, и шуты попятились перед ее огненным взором.

- Мне она нужна живой! Верните ее - немедленно!

Шуты молчали.

Корабль падал, падал, падал. Туман скрывал равно пройденное им расстояние и глубину, на которое предстояло ему еще спуститься. Земля подошла совсем как-то незаметно, сломались под корабельным килем вершины черных елей, почти неразличимых в темноте и Тумане, раздался удар, на секунды наступила тишина, а затем - грянул второй взрыв, не слабее первого, видимо, не сдюжила Туманная машина и лопнул все же котел. Огненное облако разрыва поднялось выше самых высоких лесных вершин, грохот разрыва сотряс лес, и ударная волна смела черную хвою с еловых ветвей.

А потом... потом наступила тишина.

8. И имя ему - Злой Лес

В долине под Александрией лежит Злой Лес, одно из самых странных, загадочных и страшных мест Туманного континента. Здесь нет света, ведь лишь немногие лучи его в солнечные дни пробиваются через Туман вниз, к земле. И их поглощают разлапистые ветви черных елей. Деревья растут все выше и выше в жажде света, и старейшие из них достигают многих десятков метров, восьмидесяти, девяноста, ста, а в иных местах и более. Под их корнями холодно и сыро. Здесь вечно клубится Туман, и Лес - его оплот.

Под ветвями елей ноги тонут в опавшей хвое, почти невидимой под слоем Тумана. Здесь и там из под нее выглядывают, будто остовы затонувших кораблей или кости вымерших чудищ, бледно светящиеся, лишенные коры стволы упавших деревьев, проигравших в борьбе за выживание. Свет от этих стволов, от облепивших их лишайников и огромных грибов на черных гнилых пнях составляет единственное освещение в лесу.

Огромные листы черного папоротника, вышиной часто в рост человека, подобно темным парусам пиратских кораблей плывущие среди холодного моря Тумана, закрывают таинственную и страшную лесную жизнь от глаз ненужного наблюдателя; одиноко идет он по лесной тропинке и знает уже, что кто-то или что-то проснулось голодным в своей норе и бесшумно выбирается из нее, вынося огромное тело на гибких когтистых лапах в ночной лес, и уже избрав одинокого путника своей законной добычей. А тот лишь может оглядываться по сторонам, вздрагивая от каждого шороха и не зная, когда мягко обрушится на него тело страшного зверя.

Троп тут предостаточно, но вот только неведомо, куда они ведут. Человек в лесу не ходит, а все же тропы исправно протаптываются неизвестно кем. И заведет тропа не к выходу из леса вовсе, а всегда или в топь, или в такую чащу, что и выбраться нельзя, и, заведя прохожего в самую глушь, пропадет неведомо куда...

А глушь здесь еще какая! Пойдешь в любую сторону, ломясь через тоненький стоячий сушняк и раздвигая хилые молодые елочки - только чавкает болото под ногами да теснее смыкаются черные еловые ветки над головой. Кричи не кричи - никому не услышать, лес все глушит, да и нет ни человеческой души на десятки километров вокруг. Сыплется хвоя сверху, покрывает упавшие стволы, старые кости да поверхность трясины: в одном месте толстым слоем черных игл все укрыто - земля твердая, по соседству тот же слой игл - топь безо всякого дна. Да и в Тумане еле видно, что там, через несколько шагов - болото ли, пригорок или овраг. А если болото и не рядом, все равно везде в Лесу чувствуется его присутствие.

Здесь как-то притупляются органы чувств. Слезятся и болят глаза то ли от постоянного напряжения - поди разгляди что в глухом Тумане - то ли от самого Тумана, то ли еще от чего. Ухудшается слух, но слушать тут особенно нечего: звуки леса, исправно приглушаемые еловыми ветками, сливаются в один сплошной шорох да шелест. Только иногда послышится другой звук: ш-шарк что-то через ветки на высоте, глухой удар по стволу, будто кувалдой ударили, тишина, и опять: ш-шарк - в другой уже стороне. Кто-то тяжелый ловко прыгает с дерева на дерево - но кто, зачем? Или прямо за спиной послышится что-то вроде сухого старческого кашля. Обернешься - нет никого... но это пока. "Если вы еще живы - не беспокойтесь, это пройдет".

И обоняние притупляется: поначалу чувствуешь едкие гнилые запахи старого леса, потом перестаешь их замечать - но для хищника, идущего по чьим-то следам, все запахи вещественны и осязаемы, и он ясно различит след пришельца и рано или поздно настигнет его - если это ранее не сделает кто-то другой.

А все же кое-что кроме шорохов да шелестов можно услышать... но не хочется. Если прислушаться... можно и человеческие голоса разобрать, хотя нет... послышалось. Плачет кто-то или стонет? Или поет, тянет слова, будто заупокойную молитву читает - ни слова не разобрать... Или бурчит какой-то недовольный бас, или детский голос зовет кого-то... А скорее - все одновременно. А в лесу никого нет! Нет, и все! И не надо верить глупым россказням, будто это души погибших в Злом Лесу взывают о помощи. Нет. Мы люди века пара и Туманных машин, мы люди века просвещения. Привидений не бывает. Мы скоро перестанем слышать голоса... но они останутся.

Куда ни пойдешь - лес все плотнее сдвигается, все хуже видно в Тумане, все чаще кажется, что за спиной кто-то идет, и не без причины... Повернешь назад - то же самое, лес только теснее сдвинется, да Туман сгустится.

Выйти можно только что на поляну - нежданную, негаданную и - только глянешь на нее - нежеланную. Поляны Злого Леса ничем не лучше чащоб. Голое, лишенное всякой растительности, словно бы вытоптанное место, и в центре - какой-нибудь стоячий камень в половину человеческого роста. Вокруг плывут белесые клубы Тумана, так, что не различить, есть ли земля под ногами, или нет ее вовсе, и тихо, и страшно, и чудится, что ворочается что-то огромное под землей, почти что под ногами, не мертвое, но и не живое, и хочет выбраться наружу... А то другая поляна. Здесь тоже пусто, ни травинки, и тесным кольцом вокруг всей поляны выстроились огромные грибы, белые, бесформенные, лоснящиеся от какой-то мерзкой слизи, ни дать ни взять - привидения, собравшиеся на полночную сходку... А третья - вся покрыта травой, ровной, белой, все травинки одинаковые, в рост человека, странные какие-то - ни дать ни взять расчесанные волосы. И что-то трава колышется в центре поляны, хотя - ни ветерка. Не надо ходить на поляны.

А разве чащоба лучше? Здесь тоже есть места, непохожие ни на какой обычный лес. Среди еловых ветвей кое-где торчат деревья странные, в большинстве своем сухие, вроде бы лиственные, но без единого листочка, без коры, какие-то странные, кривые, раскоряченные, словно скрюченные в агонии руки мертвецов со множеством пальцев. Между елями в высоте повисли какие-то неразличимые в Тумане плети вроде лиан в тропическом лесу; и среди черных еловых лап иной раз свешивается что-то совершенно невообразимое, какое-то мерзкое, липкое от слизи мочало длиной почти что в человеческий рост.

А то выйдешь на заброшенную дорогу, отмеченную двумя старыми колеями, заросшими мхом и залитыми болотной водой. Не надо радоваться нежданной дороге - ею давно перестали пользоваться, еще до изобретения воздушных кораблей, возможно, сразу после того, как в неазапамятные времена прорубили в лесу просеку и провели колеи - Лес был слишком опасным местом для экипажей. Вот один - мятая коробка с единственным колесом на сломанной оси, тронь - рассыпется, лежит поперек пути, прямо сквозь нее с давнего момента аварии успела прорасти черная ель, и ели этой лет тридцать-сорок. Постромки оборваны, за осколками битого стекла в окошке видны старые кости и тряпье. Но не следует приближаться лишь для того, чтобы посмотреть, кому они принадлежат - старая повозка давно стала чьим-нибудь жилищем, и хозяин, независимо от того, хищник ли он, травоядный ли, что здесь редкость, или трупоед, будет защишать свой дом.

Лес где-то там, не так и далеко, уперся в скалы, в гранит до небес, и где-то наверху, в заоблачной высоте, шумит гордая и богатая Александрия. Да только никто не спустится оттуда по отвесной стене скалы, чтобы помочь заплутавшему путнику - не ходят люди по стенам, как мухи. И сгинет он в болотах, или будет съеден неведомым страшилой на лесной дорожке, или просто споткнется как раз перед невидимой в Тумане ямой с дрекольем на дне. И горше всего погибнуть там, где - по карте - до обжитых мест, до Александрии, рукой подать, на плоской карте ведь Злой Лес в долине и Александрия в горах совсем рядом...

Да и что одни болота? Разве дойдет до топи путник? Съедят его. Благо есть кому. Что горные хищники? Волк? Лев? Смешно. А здесь в лесу бродит неведомо кто. Да, впрочем, и ведомо: привезут, бывает и так, жутких созданий на ту же ярмарку, на показ. "Клыкач, клыкача привезли в клетке!" Охотно уплатит народ пятачок за вход в пыльный шатер с огромной, прочно сколоченной клеткой, где сидит страшное красноглазое чудище, живое, вовсе не сказочное, все в черной недлинной шерсти; размером оно с теленка, а то и побольше, с длинными затупленными когтями на мощных лапах, да с тремя длинными ушами, позади головы, как паруса - одно промеж двух других, и еще два уха острых, куда меньше размером, на приличествующих местах; и тычется в прутья мордой с парой длинных и очень острых зубов (резцов, а не клыков вовсе), торчащих на локоть из верхней челюсти. Что за чудо-юдо? А в клетке, конечно, хищник страшный, не дай Бог встретиться с таким на лесной дорожке, но предком его был - заяц.

И клыкач этот еще наибезобиднейший изо всех бармаглотов, что бродят в Злом Лесу: ведь если зайцы за сотни лет превратились в таких страшил, то что же сталось с бывшими хищниками?

Ходили в то время престранные, и как будто бы и достоверные рассказы о Злом Лесе: о страшных пауках в человеческий рост, развесивших свои тенета в лесной глуши; о полусказочном народе гоблинов, которые тоже не прочь полакомиться человеческим мясом; о каких-то огромных летающих цветах, которые одурманивают человека сладким ароматом и, присев сзади на шею, пьют кровь; о страшном Хозяине Леса, которого никто и никогда не видел, - а кто видел, тот уже о нем не расскажет; о ходячих мертвецах, об оборотнях, о призраках... О чем только не рассказывает простонародье, и рассказчики сами смеются над ходячими баснями, которые ночью в лесу оказываются страшной правдой.

Но Злый Лес страшнее, гораздо страшнее, чем рассказы о нем.

* * *

Баку, тяжело мотая головой, поднялся с того места, где лежал, и оперся на рулевое колесо. Рулевое колесо, подчиняясь всем принципам классической физики, повернулось, и Баку чуть не упал снова. Он все же поднялся на ноги, посмотрел по сторонам, и увидел в густом вязком сумраке, что Цинна сидит на краю поваленного набок рундука на другой стороне рубки и с наслаждением затягивется сигарой из его, Баку, личного запаса.

- ЦИННА! - рыкнул Баку.

Тот вскочил, выронил сигару изо рта и вытянул руки по швам.

- Да, босс? Так вы живы?

- Нет, это тебе мерещится все, - злобно ответил Баку. - Подбирай и докуривай, я после тебя к этой сигаре не притронусь. Сам-то цел?

- Да... но корабль-то, корабль...

- Да ладно, - отмахнулся Баку. - Нам сказочно повезло, что мы сели в лес, а не на скалы, и что не ухнули с такой высоты на ровное место. Зато мы живы...

- Чего говорите, босс? - удивился Цинна, заново закуривая ту же самую сигару и заодно перекладывая к себе в карманы с десяток других. - Все погибли. Мы одни остались...

В этот момент хлопнула дверь и в рубку ворвался Бланк. Коридор за его спиной был ярко освещен, и вовсе не светом керосиновых ламп - отсветами пожара.

- Босс! Все горит! Огонь вышел из под контроля!

- Черт тебя побери, прекрати вякать и загоняй его под контроль! - возмутился Баку.

Бланк, бормоча что-то себе под нос, ринулся вон из рубки.

Цинна весело закудахтал и свалился со своего рундука. Из его карманов посыпались сигары. Баку сделал вид, что ничего не замечает:

- Ты! Туши пожар! Да собери все, что может нам пригодиться: оружие, еду, одежду, да мало ли что!

- Да, да, босс! - Цинна встал, выпрямился и ударил себя кулаком в грудь.

- Мне кажется, нам удалось убежать?.. - Гарнет, тяжело дыша, остановилась и, не выдержав, села на корточки на край лесной тропинки. Рядом маг Виви с тревогой вглядывался в Туман, зачем-то крепко сжимая в руках гнутый древесный корень, подобранный по дороге.

- Н-не знаю... Это... - он поднял голову к еловым кронам и - окаменел, пригвожденный к месту страшным холодным взглядом из черной хвои.

- Что там? - вопросила Гарнет, поднимая глаза тоже вверх.

Больше ничего сказать они не успели.

Зидан нехотя приподнял голову и глянул перед собой. Он лежал ничком на сырой траве, и перед ним, сзади его и по сторонам не было видно ровным счетом ничего: какая-то серая муть и все.

- Где ж это я? - спросил себя Зидан. Он почесал за ухом и понял, что у него сильно болит левая нога, а правой он не чувствует вовсе.

- Э, - сказал себе Зидан, - может, мне левую ногу сломало, а правую совсем оторвало? А я ничего не чувствую из-за болевого шока?

Он с трудом приподнялся, сел, ощупал ноги и понял, что они в полном порядке, разве что отбиты после падения, особенно левая. А куда он, собственно, упал? И откуда?

Зидан, вздохнув, поднялся на ноги и поковылял, куда глаза глядят. Глаза глядели явно не в ту сторону: Зидан, в очередной раз вынеся правую ногу вперед, ощутил под ней пустоту и едва не кувырнулся куда-то вниз. Он едва успел перенести вес на левую ногу, скривился от боли и глянул перед собой.

Сквозь серую муть проступали очертания "Примы Висты". Ага, это же Туман по сторонам, только почему "Прима Виста" внизу, а не вверху?

Зидан тупо пялился на воздушный корабль чуть ли не у него под ногами, пока не сообразил, что стоит на довольно высоком холме, точнее, на краю обрыва на склоне этого холма, а корабль - скорее, остов корабля - лежит в ложбине под холмом.

Вид у летающего театра был жуткий. Красавец-корабль, развороченный взрывом и при падении разломленный почти пополам, в одночасье превратился в груду кое-как державшихся вместе обломков. Нос, вставший почти под прямым углом к корме, уперся в белеющий сломанный ствол огромной старой сосны, остановившей, видимо, движение упавшего корабля по склону вниз; по крайней мере, корабль-театр не съехал в болото.

Уцелело две оси с винтами, остальные, видимо, оторвались во время падения. Винт на одной оси еще медленно вращался, слабо поскрипывая, вероятно, по инерции. Все окна и иллюминаторы были выбиты ударной волной, она же смела надстройки кормы, так что земля вокруг далеко была усыпана битым стеклом и щепой. Некоторые из уцелевших окон тускло светились, скупо озаряя плывущий мимо Туман, но причиной тому был пожар внутри корабля.

Бывшая сцена была раздавлена сорвавшейся ложей музыкантов; оставалось надеяться, что все, кто на ней находился перед крушением, были, как Зидан, сброшены с корабля во время удара о землю. Из-под перекошенной ложи торчали александрийские гарпуны и остатки декораций, тянулись оборванные цепи от гарпунов.

Надстройки носовой части как будто бы были не повреждены; и в целости осталась рубка на вершине донжона. Это было хорошо. Плохо было то, что изо щелей корабля шел дым, и иллюминаторы мерцали теми отсветами бушующей огненной стихии, какой бывает только в заводских топках и в окнах горящих домов. Пожар.

И над кораблем в Тумане нависали силуэты огромных деревьев. Вокруг был Туман, самый густой Туман, какой Зидан когда-либо видел, и в нем мерещились странные голоса и еще какие-то не менее странные звуки. Зидан никогда не верил в привидения и счел их галлюцинациями. Но все же корабль был в Злом Лесу. И это было плохо. Очень плохо.

А вот... что-то движется у разлома в огромном боку корабля. Огонек? Фонарь!

Цинна, подсвечивая себе фонарем, выволок из дыры в борту корабля клавесин старинного вида и прислонил его к куче уже спасенных предметов, точнее, тех спасенных предметов, что не уместились в карманах спасателя. Куча была увенчана, разумеется, знакомой драконьей головой в двух половинках, а под ними лежали какие-то ящички с бронзовыми ручками, мешок муки, старое зеркало, кастрюли, начищенные музыкальные инструменты и тому подобная дребедень.

Зеркало под клавесином жалобно хрустнуло, но Цинне было как-то не до того.

- Устал... Умираю... Совсем умер... - и он, ссутулившись, сел на край клавесина, совершенно довершив уничтожение зеркала. Однако, немного отдышавшись, он с тревогой стал осматриваться по сторонам. Ему было страшно; серое марево Тумана, черные стволы деревьев и вообще весь лес вокруг казались наполненными жуткой и враждебной любому пришельцу жизнью, выжидающей только удобного момента, чтобы напасть.

Да так оно и было, собственно говоря.

Из дыры в клубах дыма выбрался мрачный Зенеро, а может и другой близнец - кто ж их различит! - волоча за собой безжизненное тело кого-то из музыкантов. Цинна узнал в последнем Вторую скрипку. Тело было, впрочем, не совсем безжизненным и на свежем воздухе начало испускать жалобные стоны и обещать пожаловаться владельцу заведения, который допускает, что постоянных клиентов, пусть и не совсем трезвых, таким неподобающим образом выдворяют на улицу.

- Угорел, бедняга. - пожалел его Цинна, беря себя в руки (то есть обхватив руками плечи и слегка дрожа). - Врежь ему как следует, авось очнется...

Он глянул на донжон. Из одного из иллюминаторов наверху вырвался язык пламени, потом там все затихло.

- Что босс и остальные там еще делают? - возмущенно спросил Цинна. - Хотят вместе с кораблем сгореть?

- Ищут принцессу Гарнет, - коротко объяснил Зенеро. - Нигде ее не находят. Может, она того... Упала... И корабль ее... того... раздавил.

- Великолепно! - завопил Цинна. - Мы ее похитили, мы ее и убили. Осталось нам самим повеситься для надеж...

Тут он совершенно случайно повернулся к лесу и увидел, что по голому склону холма к нему ковыляет привидение. Цинна с полминуты стоял на месте, в ужасе беззвучно открывая и закрывая рот. Кровь застыла у него в жилах, а волосы на голове зашевелились сами собой. Совсем уже он собрался дать стрекача, но вдруг понял, что это вовсе никакое не привидение, а - Зидан.

Зидан спрыгнул с невысокого обрыва, скривился от боли и медленно подошел к Цинне, разглядывая со стороны кучу спасенных предметов.

- Эй, Зизу... - радостно начал Цинна. - Да как тебе в голову пришло прыгать с та-акой высоты?! Псих!

- Да я не прыгал, меня сбросило, когда корабль тряхнуло... - мрачно ответил Зидан. - Со всеми все в порядке?

- Да-а... Нам всем очень-очень повезло. Но, если мы не найдем принцессу Гарнет... Хоть ложись и помирай.

- Что с ней?... - тревожно спросил Зидан и осекся, услышав в отдалении за черными стволами деревьев девичий визг. Крик коротко оборвался; Зидан быстро оттолкнул Цинну, рванул из кучи спасенных вещей свои старые добрые кинжалы в ножнах с ремнями, на бегу уже продел руки и голову в эту сбрую и бросился бежать в лес. В лес, в Лес, туда, откуда послышался крик.

Цинна что-то тоже кричал ему вслед, но Зидан уже ничего не слышал.

9. Тропой ночною в стороне лесной

Лес несся навстречу, окутывая бегущего белыми облаками Тумана, обсыпая черную хвою с высот, на каких над тропами простерлись черные кроны,- но тесно сдвинувшиеся деревья расступались при приближении, словно открывая дорогу в лесную чащу.Ни один звук не тревожил ночную тишь, и было темно, очень темно, и лишь иногда в редких просветах среди вершин мелькал розовый или голубой отсвет - чудом пробившиеся сквозь Туман лунные лучи. Зидану не нужен был свет.

Под ногами периодически хлюпает болото, когда в мутную пленку воды с грязной пеной по краям лужицы ударяет подошва сапожка. Еще брызги не упали обратно в лужицу или среди черного мха - другая подошва врезается в чахлую растительность на кочке далеко впереди. Шаги ли это еще или уже прыжки? Не отвлекаться, иначе будет потеряно верное направление. Хлюп... хлюп... хлюп...

Вот странный склон без какой-либо растительности; сухие кости торчат из суглинка. Не думать, чьи они; с горы бежать можно быстрее, чем в гору, и это хорошо. Не отвлекаться.

Кустарник по сторонам; прямо - огромный упавший ствол - нет, одна лишь оболочка от ствола, сердцевина выгнила, внутри получился трехметровой длины наклонный тоннель с круглыми стенками, такой ширины, что можно, согнувшись, даже и бежать по нему. А по другую сторону тоннеля...

Овраг с мутной черной водой, в которой плавает черная же хвоя. Черт!

Зидан рухнул в ледяную воду, ушел под нее с головой, захлебнулся, закашлялся и изготовился даже плыть, но быстро понял, что воды в овражке ему в самом глубоком месте по пояс. Он нашарил рукояти кинжалов и пошел вдоль по оврагу - края были высоки.

Когда он достиг сколько-нибудь пологого места на склоне, крик повторился - совсем рядом, буквально здесь же, за деревьями. Зидан узнал голос принцессы Гарнет... крик ослабел и затих...

Зидан прямо-таки взлетел на край оврага, прыгнул через черный поваленный ствол и - оказался в нужном месте, на той самой поляне - или не поляне, а старой звериной тропе, или чем-то таком подобном.

Он не сразу понял, что здесь происходит. Увидел он сначала лишь Виви, сидящего на земле среди черных листов папоротника. Маг вцепился в края шляпы, натягивая ее на голову, будто надеясь, что эта мера ему чем-то поможет, и негромко всхлипывал.

Подняв глаза Зидан увидел и Гарнет - оранжевый комбинезон был совершенно незаметен под какими-то огромными узкими листьями - или не листьями вовсе? Сама принцесса, прикрытая этими листьями, скорчилась вроде бы без сознания наверху какого-то бугра... или плотно сложенной кучи мокрого компоста... или чего-то подобного.

- Что здесь, черт возьми... - начал Зидан.

"Куча компоста" зашевелилась, открыла крошечные черные глазки, разинула огромную беззубую пасть с вывороченными губами и коротко и страшно рыкнула, поднимаясь с земли и словно увеличиваясь в размерах, становясь на короткие утиные лапы и нависая над юношей, вздымая над ним пару поднятых из кустов тяжелых шипастых щупалец шестиметрового размаха. Зверюга была ростом самое меньшее три метра, столько же и в ширину, и весила наверняка несколько тонн. Зидан выронил брякнувший о еловый корень бесполезный кинжал и медленно отступил назад.

Чудище - растение, да, хищное, ходячее растение! - чудище формой напоминало луковицу тюльпана, то ли одна голова без тела, то ли тело без головы, пасть и глаза прямо на боку чудища. Луковица тюльпана... Зидану когда-то приходилось сажать тюльпаны ранней весной, лет восемь-десять назад, и ему сейчас, на краю смерти, почему-то вспомнилось то ощущение, с которым твердая пророщенная луковица уходит в холодную вскопанную землю... Луковица растения была для садовода-любителя Баку, - и, значит, и для Зидана теперь также - чем-то большим, чем для других. Луковица заключает в себе зародыш будущего цветка, снабженный должным пропитанием для будущей жизни прекрасного растения - как яйцо содержит в себе зародыш птицы и пропитание для него. Яйцо и луковица своей многослойностью похожи на многослойный мир, внутри которого растет человек... Смерть - это прорастание из луковицы, вылупление из яйца, разве не так, Зидан?

Какие же дурацкие, черт возьми, мысли иногда приходят в голову в моменты смертельной опасности, когда нужно думать лишь о собственном спасении... Не хочу - ни прорастать, ни вылупляться! Какой, интересно, цветочек прорастет из этой луковицы?

Из кустов откуда-то позади чудища вылетел Штейнер. Если бы сейчас своего капитана охраны увидела королева Брана - не задумываясь, отправила бы его в сумасшедший дом. Штейнер в обгорелой броне, со свежей ссадиной на щеке и вытаращенными глазами, в которых горели одновременно неукротимая ярость и панический страх, вполне мог сойти за пациента этого заведения. Но прок от него сейчас был - Штейнер рубанул мечом чудище сзади - и пупырчатая глянцевитая кожа легко лопнула под лезвием, и меч ушел глубоко внутрь туши монстра, развалив бок почти пополам, - но из раны не хлынула кровь, как было бы, если бы монстр был животным. Влажная, сочащаяся каким-то мерзким соком рана на круглом боку выглядела примерно так же, как разрез на сырой картофелине - внутренность чудища была однородной, слегка зернистой. Монстр, которому ранение ничуть не повредило, медленно повернулся к более опасному противнику, переступая перепончатыми когтистыми лапами.

И Зидан увидел, что странные огромные листья - части чудища - на самом деле не просто прикрывают тело лишенной сознания Гарнет, все еще остававшийся на макушке монстра - они удерживают его на весу, сплетясь в какое-то подобие клетки, формой и размером почти повторявшей очертания туши чудища. Более того, внутри клетки острый длинный отросток подобрался к горлу девушки, пробил кожу - и лишь тонкая струйка крови стекала от ранки вниз по шее, все остальное поглощал монстр, высасывая кровь и жизнь принцессы. Нанесенная Штейнером рана сама собой сомкнулась краями, щупальца занеслись над рыцарем.

Мир таял, теряя краски и превращаясь в голую систему координат "земля-небо-враг", как бывает иногда, когда в бою оставишь ненужные эмоции и очистишь разум от излишних в бою мыслей, забудешь о близости смерти, о воле таких химер, как Судьба и Случай, изгонишь страхи перед чем бы то ни было, и поверишь лишь в старые добрые законы физики, и в доказанные медициной возможности собственного тела, и еще в заученные до автоматизма приемы рукопашного боя, и просто в самого себя. Тогда возможно все. Возможно поймать летящую стрелу, возможно голыми руками вырвать меч из рук вражеских, возможно прыгнуть на высоту более собственного роста, возможно убить врага, не коснувшись его.

Такое состояние человека именуется Транс.

Непросто достичь его собственной волей. Но возможно, скажем далее - вне собственной воли, тогда, когда человек войдет в Транс бессознательно. Когда сознание могучим потоком затопит одно, и только одно чувство, такое, как гнев или страх - страх не за себя, но за кого-то другого. Как вырвавшийся из-за прорванной дамбы чистый бурлящий поток разметывает гнилые сточные воды, скопившиеся у подножия дамбы за много лет - одна эмоция изгонит из разума и излишние чувства, и страх смерти, и глупую веру в Судьбу и Случай. Тогда Транс десятикратно усилит силы человеческие.

ТРАНС!!! Зидан одним прыжком взлетел на загривок чудища, бывший на высоте двух или более метров. Он протянул руку в сторону, и в ней оказался кинжал - то ли Виви бросил его, то ли сам собой кинжал взлетел с земли. Зидан о том не думал, он, оскалившись, едва удерживаясь на загривке монстра, кромсал отростки-вампиры. Вот он дотянулся до самого крупного отростка, приникшего к шее девушки, ухватил за середину, рубанул... Хрусь! Отросток бился в руке Зидана, обретя собственную жизнь, и Зидан отбросил его в сторону и принялся рубить и колоть чудище, с нечеловеческой силой вбивая кинжалы в плоть растения, так, что лезвие погружалось в пробитую им рану вместе с рукоятью и частью руки нашего героя - а он рвал руку и кинжал из раны и наносил следующий удар.

Монстр не выдержал. То ли испугался за собственную жизнь, возможно, Зидан пробивал кинжалами плоть чудища в непосредственной близости от его мозга - но должен же быть у него мозг! - или какого-нибудь важного органа, или же монстр боялся Штейнера, или просто не хотел рисковать уже заполученной добычей.

Он впился щупальцами в ствол соседней сосны, оторвался от земли и быстро начал возносить свою тушу вверх по дереву. Зидан, не ожидав ретировки со стороны чудища, не успел за что-либо ухватиться и сорвался, Транс прошел. Кинжалы остались у него в руках; Зидан брякнулся оземь, тут же вскочил и стал озираться. Было поздно. Чудище исчезло, унеся с собой принцессу, и только вдали слышались глухие удары о стволы деревьев и - ш-шарк, ш-шарк - через хвою, дождем осыпавшуюся вниз.

- Принцесса! Принцесса! - взвыл Штейнер, дернувшись туда-сюда.

- Какого... Что это было? - спросил Зидан рыцаря и мага, поднимаясь с земли. Те синхронно помотали головами; о чудище оба знали не больше, чем сам Зидан.

- Она погибла... - зашептал почему-то Виви. - Я не смог применить магию... Чудище сейчас ее ест...

Штейнер с диким воплем рухнул на колени.

- Как я мог позволить этому произойти?!

- Нет-нет... - возразил Зидан, пригнувшись и оглядываясь по сторонам. - Она жива... Это чудище... вроде рабочего муравья... Оно тащит ее в муравейник... кому-то, кого надо кормить...

Штейнер вскочил и отряхнул колени от хвои.

- Очень хорошо! - рявкнул он. - Мы еще можем ее спасти! Надо идти в лес и искать ее... немедленно!..

Ш-шарк! - и треск веток невдалеке!

Зидан и Штейнер глянули друг на друга, а потом на Виви. Маг стоял неподвижно, стиснув корень, словно посох в руках, и смотрел куда-то вверх.

Ш-шарк! Ш-шарк - совсем близко! Монстр возвращался!..

Штейнер развернулся на звук, поднял меч и закрутил головой. Зидан быстро встал к нему спина к спине, расставил ноги и развел кинжалы в стороны. Ш-шарк! Он почувствовал, как Штейнер глянул через плечо, дернулся и снова развернулся в сторону леса.

Ш-шарк!

Зидан махнул магу:

- Сюда! Чего стоишь!..

Виви сделал несколько шагов к напряженно застывшим Зидану и Штейнеру. И в этот момент ветки над головами троих громко треснули, осыпали их дождем черной хвои - и среди этого дождя на землю мягко обрушилась огромная туша чудища...

Бывает так в ночных кошмарах: человека преследует кто-то страшный, и он с огромным усилием этого кого-то страшного убивает, пытается отдышаться, а преследователь снова жив и продолжает свою погоню за усталой и израненной жертвой с утроенными силами.

Здесь был как раз тот случай, только проснуться и прервать кошмар было нельзя. Похожее на луковицу тюльпана чудище, совершенно невредимое, безо следа нанесенных ему Зиданом и Штейнером страшных ран, приземлилось на обе лапы и стремительно склонилось вперед. Виви рванулся вперед, но было уже поздно. На макушке монстра страшным цветком открылись отростки-"листья"; чудище с глухим уханьем повалилось вперед, ухватило ими бегущего мага и тут же, как кукла-неваляшка, приняло вертикальное положение. Сломанный корень, который Виви зачем-то таскал с собой, пролетел несколько метров и упал чуть ли не к ногам Зидана. "Листья" вокруг мага затрепетали и надежно сомкнулись вверху, Виви, таким образом, оказался в клетке, и из-под ног его уже поднялся страшный отросток-вампир, высунулся наружу клетки и приблизился к лицу мага снаружи. Виви, словно окаменев, наблюдал за его движением.

Зидан и Штейнер рванулись к чудищу; оно отступило назад с неожиданной ловкостью и снова вбило тяжелое шипастое щупальце в ствол дерева, намереваясь сбежать так же, как и раньше... Нет, так же, как и первое, ведь это были два разных чудища! Эта мысль придала Зидану сил. Значит, их все-таки можно убить!

Что-то у чудища не заладилось. Отросток-вампир тыкался в шею мага, точнее, там, над воротником, где у Виви должна была быть шея. Но, как помнит читатель, под полями шляпы у Виви не было сколько-нибудь осязаемой плоти, которую мог бы пробить отросток, а лишь непонятная чернота и два светящихся глаза. Маг прижимался к "листьям" противоположной стороны клетки и отмахивался руками.

- Отстань! Выпусти меня!

Виви резко взмахнул рукой и поднес ее к концу отростка, замершего как бы в удивлении. В считанных сантиметрах от раскрытой ладони в кожаной перчатке так же, как и на представлении, родился маленький, нестерпимо яркий огонек и тут же превратился в поток бушующего пламени, словно в баке с горящей нефтью открыли заслонку и огонь выбросился наружу. Это выглядело гораздо эффектнее, чем на сцене театра. Отросток-вампир вспыхнул и сгорел в считанные мгновения, как спичка.

Маг протянул обе руки из страшной клетки наружу - ладонями вниз, и пламя ударило сверху прямо в круглые бока чудища. На секунду-другую монстр и Виви представляли собой сюрреалистическое зрелище: вызванное магом яркое пламя огромным факелом озаряло Зидана, Штейнера, лес вокруг, и прежде всего - кошмарную тушу страшилища, которое Виви жег сверху. Запахло горелым.

Монстр резко поднял щупальце и сильно ударил по клетке сбоку. Виви пошатнулся, потерял равновесие и прервал действие магии. Чародейский огонь тут же угас сам собой.

Чудище, рыча, видимо, от боли, подняв тяжелые щупальца, двинулось на Зидана со Штейнером.

- Наша очередь! - завопил Зидан и, занеся кинжалы за голову, ринулся на чудище; рыцарь с мечом последовал за ним.

Хрясь!

Зидан не очень-то и понял, что произошло. Он получил мощный, очень мощный удар щупальцем и тут же оказался сидящим на земле метрах в десяти от чудища.

Монстр тут же нанес удар вторым щупальцем - Штейнеру.

Хрясь!

Рыцарь упал гораздо ближе к чудищу, чем Зидан. Но вот его меч... Огромный двуручный палаш с резной рукояткой пролетел, крутясь, с десяток метров в сторону и канул в тот самый овраг, откуда Зидан недавно с таким трудом выбрался. Бульк!

Штейнер с нечленораздельным воплем схватил с земли какой-то сухой обломанный дрын метров трех длиной, и с этим дрыном наперевес понесся на чудище. Зидан, сидя на земле, вспомнил картинку из книги сказок: рыцарь на весьма упитанной лошади с копьем в руке атакует не менее упитанного дракона. Все было здесь на месте, кроме, конечно, лошади... Чудище закрылось щупальцем. Только бы "копье" выдержало!

Дрын со своей ролью копья справился превосходно. Он пробил хрястнувшее щупальце насквозь, прошел в пасть чудища, пробил плоть монстра и вышел с обратной стороны, несколько вверху, под основаниями "листьев". Брызнул прозрачный сок и залил загривок чудища под вылезшим из раны блестящим от слизи концом дрына.

На этот раз мозг чудища был задет - и пробит насквозь. Чудище булькнуло, последним усилием рвануло щупальце в сторону и сломало дрын. Штейнер подбежал к самой губастой морде чудища, толкнул обломок дрына глубже в пасть, расширяя рану.

Монстр медленно осел наземь, рапростер щупальца. Плоть на боках "луковицы" стала дряблой, обвисла, чудище превратилось - на вид - в ту же кучу компоста, какой казалось раньше. Вернее, каким казался один из собратьев умирающего монстра, унесший всего-то несколько минут назад принцессу Гарнет в страшную Туманную мглу.

"Листья" потеряли жесткость и раскрылись, обвиснув вдоль потерявших форму боков чудища. Маг Виви спрыгнул на землю.

- С-спасибо.

Штейнер тронул обломок дрына, а потом маслянистую кожу рядом с остекленевшим черным глазом. Монстр был мертв. Рыцарь обернулся и пожал плечами.

- Цел? - коротко спросил Зидан. Маг кивнул... а Зидан глянул за плечи Штейнера и увидел, как среди безвольно повисших "листьев" в верхней части неподвижно лежащей туши вздуваются какие-то страшные мешки, натягивая буро-черную кожу. Само чудище лежало неподвижно.

Штейнер и Виви поймали взгляд Зидана и обернулись... но было поздно... Раздался негромкий звук вроде хлопка, будто прокололи воздушный шарик - лопнул и развернулся лохмотьями один мешок, а за ним и второй. В воздух бухнули две струи мерзкого зеленого газа, окрасив Туман вокруг туши могильной зеленью - монстр и после смерти мстил своим убийцам. Воздух наполнился незнакомым кислым запахом... и тут же рыцарь и маг молча повалились навзничь. Отрава!

Зидан все же стоял несколько далее от монстра, да и реакция его не подвела. Он сам еще не понял, что происходит - а вогнанное в подсознание "ОПАСНОСТЬ!!! УХОДИ ОТ ОПАСНОСТИ!" заставило его совершить, не разворачиваясь, огромный скачок назад, перевернуться в воздухе... да, а сзади чуть скрененный назад ствол ели и огромные гнутые корни, вылезшие из земли... взлететь спиной вверх по стволу, скребнув задниками сапожек по отстающей от ствола коре и ухватиться руками за первый попавшийся сук, и повиснуть над землей...

Жуткое облако газа над поваленной тушей, светящееся густо-зеленым, в считанные секунды побледнело и развеялось. Кислый запах исчез. Зидан отпустил сук и мягко приземлился на ноги, поглядел в стороны. Далеко-далеко, казалось, чуть не у горизонта, он видел свет... свет... Свет! Голоса!

- Э-эй! Ау! Зида-ан! Мисс Гарнет! Ваше высочество! Где вы?! - звали голоса. Нет. Не те призрачные голоса, что мерещилсь в Тумане. Это свои.

- Эге-гей! Босс! Бланк! Маркус! - завопил Зидан и замахал руками, чтобы его заметили. - Сюда!

  1  2  3  4  5  6  7