Demilich's

Хроника

Глава 5. Что-то кончается, что-то начинается

Прошел год.

Геральт, раненый в сражении с бесом в дикоземье близ Новиграда, возвращался в город. Голова поверженной твари была приторочена к его седлу, однако бес умудрился рассечь когтями правую руку ведьмаку, посему по прибытии тот первым делом направился на рыночную площадь, где спешился близ торговца травами.

Тот, однако, вытащил из-под прилавка шипованную дубину, бросил неприветливо: «Да мне совесть не позволит продать травы мутанту!» «А продать фиштех тем, кто употребляет его?» - парировал Геральт. – «Совесть позволяет?» Торговец рассвирепел, полез драться, и даже взял в руки арбалет...

«Что здесь происходит?» - послышался окрик, и толпа поспешно расступилась, пропуская мастера Ван Шагена, главу торговой гильдии. Торговец травами с изумлением наблюдал, как хозяин гильдии приблизился к ведьмаку, хлопнул его по плечу, предложив и раны залечить, и хорошо провести в время в одной из городских таверн.

Вскоре двое уже коротали время за добрым элем да делились всякими историями – в основном, из жизни странствующих ведьмаков да глав гильдий. Наконец, собравшись с духом, Ван Шаген перешел к проблеме, его снедающей. «Ты ведь помнишь Селию, мою младшенькую?» - осведомился он, и когда Геральт утвердительно кивнул, вздохнул: «Услада моего взора. Мы ведь все делали для того, чтобы защитить ее от бед».

«Но?..» - поторопил собеседника ведьмак, и Ван Шаген помрачнел, молвил: «Но в последнее время к ней... кто-то ходит. Кто-то проникает в комнату Селии по ночам, незамеченный стражами. Тихий и невидимый... как призрак». «Значит, умный мальчик», - усмехнулся Геральт. – «Находчивый. Хороший зять будет». «Нет, ты не понял», - покачал головой Ван Шаген, которому было совершенно не до смеха. – «Не может человек незамеченным пробраться в ее башню. Смертный человек».

«Вампир?» - деловито осведомился ведьмак, покосившись в сторону: завсегдатаи таверны начали потасовку, становилось шумно. «Или маг», - пожал плечами глава гильдии. – «Или... я не знаю даже – это твоя специальность, классифицировать всяких тварей». «Какие-то отметины на ее теле?» - продолжал спрашивать Геральт, заинтересовавшись. «Ну, на ее шее появились какие-то красные отметины», - признался Ван Шаген. – «Округлые... на засосы похожи. А ее аппетит – она почти ничего не ест! Бледная, рассеянная, как будто зачарована...» «Или влюблена», - подсказал Геральт, и Ван Шаген вздохнул: «Знаю, этого недостаточно, чтобы заключить контракт с ведьмаком...»

Он отпрянул в сторону, когда тело одного из дерущихся забулдыг рухнуло на их столик. Поморщившись, Геральт схватил пьянчугу за ремень, швырнул обратно к его дружкам. После чего, обернувшись к приятелю, обещал заняться его вопросом. «Спасибо», - просиял Ваш Шаген. – «Могу я просить тебя навестить нас прямо сейчас?»

...Глава гильдии сопроводил ведьмака в свой особняк, возведенный на утесе близ Новиграда, и Геральт, прокравшись в комнату Селии, схоронился за занавесью. Вскоре вернулась и сама девушка, облачилась в нарядное белое платье... будто дожидалась кого-то.

С балкона донесся какой-то звук, и девушка бросилась к возлюбленного... коим оказался никто иной, как сердцеед Лютик. Старый ловелас принялся исполнять любовные баллады восхищенной его талантами девушке... когда опешил, заметив выступившего из-за занавесей Геральта. «А что, вы двое...» - начал было он, но ведьмак отрицательно покачал головой: «Контракт». «Рад тебя видеть!» - обрадовался Лютик, совершенно позабыв по Селию. – «Не знал, что ты в городе!» «Вернулся повидать старых друзей», - отозвался Геральт. – «В первую очередь, Присциллу. Как она, кстати?»

«Кто такая Присцилла?» - с подозрением воззрилась на Лютика Селия. «Ну... мы решили, что нам не по пути», - вздохнул тот, и Геральт усмехнулся: «Другими словами, она выставила тебя за дверь?»

«Ты лучше на это посмотри!» - Лютик указал другу на здоровенный сундук, стоящий на балконе. – «Поверь, это куда более интересно, нежели мои любовные похождения. Магический сундук!». Селия дрожала от гнева, но старые приятели ее даже не замечали. Лютик откинул крышку сундука, и Геральт осторожно заглянул внутрь, поинтересовался: «Где достал?» «К Оксенфурте, в гвинт выиграл», - с гордостью отвечал Лютик. – «Антиквар даже не мыслил, что связался с настоящим мастером этой игры! Я уже потом осознал, что эта штука может переместить меня куда угодно, достаточно лишь слово сказать!» «И первые словом твоим, конечно же, стала ‘опочивальня девушки’», - усмехнулся Геральт.

Неожиданно на дне пустующего сундука воссияли некие магические символы, и Лютик почесал затылок, выдавил: «Что-то новенькое... Прежде я просто запрыгивал внутрь и говорил, куда мне нужно переместиться. Не было никакого сияния». Он внимательно разглядывал руны, и когда попытался произнести их вслух, сундук воспарил в воздух наряду с не удержавшимся на ногах и рухнувшим в него менестрелем.

Подпрыгнув, Геральт ухватился за край сундука, и тот взмыл ввысь, унося парочку приятелей прочь от особняка главы гильдии и его весьма разочарованной подобным исходом вечера дочери.

Долго длился полет в зачарованном сундуке... когда тот, наконец, опустился на вершину башни некоего замка, возведенного над городом. Геральт и Лютик выбрались из сундука, проследовали во внутренние помещения башни; заметил ведьмак, что сундук опустился на круг призыва – наверняка прежний хозяин реликвии пожелал, наконец, вернуть ее.

Судя по внутреннему убранству, проживал в башне некий чародей: повсюду виднелись фолианты, колдовские ингредиенты да всякие ценности – как-то золотые побрякушки да драгоценные камни. Предприимчивый Лютик тут же тут же набрал их целые пригоршни, бросился к сундуку – складывать. Среди прочей утвари означились двимеритовые оковы, чему менестрель несказанно обрадовался: вдруг он когда-нибудь встретит прекрасную и темпераментную чародейку, с которой разделит ложе? Ведь не только же Геральту должно так везти!

«Давай посмотри, сможет ли эта штуковина доставить нас домой!» - предложил другу ведьмак, однако Лютик, воодушевившись сим приключением, отыскал ступени, ведущие к основанию башни, начал спускаться по ним.

На выходе ведьмака и менестреля окружили воины, сжимающие в руках арбалеты, постановили, что немедленно доставят чужеземцев к королю. Судя по эмблемам на доспехах солдат, занесло странников действительно далековато – в Офир!

Год назад Геральт прикончил в стоках Оксенфурта наследного принца Офира, обращенного в гигантскую жабу, а сейчас был препровожден наряду с Лютиком в тронный зал дворца, дабы предстать пред королем Нибрасом. На языке Северных Владений монарх не говорил, и переводила речи его некая темнокожая красавица.

«По приказу Его Величества короля Нибраса – ветра, несущегося над дюнами, источника благоденствия его подданных, - чужеземцы будут преданы смерти», - озвучила женщина королевскую волю, и Лютик, выступив вперед, заговорил, обезоруживающе улыбаясь: «Ваше Королевское Величество, все это – чудовищное недоразумение. Должно быть, кристаллы, питавшие портал, через который мы ступили, были некачественными, и наше появление здесь – ошибка, случайность. Я – принц Лютик из Наракорта, а это – мой телохранитель, ведьмак...» «Ламберт», - подсказал Геральт, пока не сделал спутник его роковую ошибку, озвучив истинное имя.

Лютик с удивлением воззрился на Геральта, пока переводчица и король переговаривались, тот едва заметно кивнул. Наконец, женщина молвила: «Возможно, это весьма удачная случайность. Мы отправили на север три отряда воинов, дабы схватили они убийцу нашего возлюбленного принца Сирвата. Никто из них не вернулся назад. Даже великий маг Аамад пал в противостоянии с негодяем, именуемым ‘Геральтом из Ривии’».

Геральт сохранял каменное выражение лица; Лютик же разинул рот от удивления, а переводчица продолжала: «Если поможете нам пленить его, король Нибрас щедро вознаградить вас. Известно ли вам это имя? Он – северянин, как и вы». «Конечно же, известно», - осклабился Лютик, и Геральт прожег его уничижающим взглядом, который менестрель предпочел проигнорировать. – «Известная сволочь, для которой ничего святого не существует. Оскорбление всего рода ведьмаков!» «Прекрасно», - улыбнулась женщина. – «Стало быть, ведьмак Ламберт с радостью исполнит волю короля и доставит ему голову Геральта из Ривии».

Геральт и Лютик переглянулись, после чего последний попытался было объяснить внемлющим ему офирийцам, что кодекс ведьмаков запрещает подобное... «Тем, кто не желает исполнять приказ короля, уготована смерть», - доходчиво пояснила женщина. – «Принц Лютик останется гостем его величества, пока Ламберт исполняет возложенную на него миссию. Ведьмак выступит на север через три дня».

Стражи вывели Лютика из зала, за ними последовали и король наряду со свиток. Геральт остался наедине с переводчицей, которая, приблизившись к ведьмаку вплотную, поинтересовалась с улыбкой: «И что теперь, Геральт из Ривии?»


Лютик не переставал возмущаться, когда стражи вели его по коридорам королевского дворца, настаивая, что с наследным принцем следует обращаться соответственно. Капитан стражи обернулся к наглецу, процедил: «Для меня все вы одинаковы, северяне. И будь моя воля, давно бы от тебя избавились вовсе. Потому останешься в отведенной тебе комнате. Попробуешь выйти – и я перережу тебе глотку».

С этими словами офириец втолкнул менестреля в комнату, где тот с изумлением лицезрел на кровати двух полуобнаженных девиц. «Добро пожаловать, мой принц», - призывно промурлыкала одна из них. – «Я – Дайо, а это – Амина».

Лютик заметно повеселел...


Ведьмак и спутница его проследовали в дворцовый сад, и когда остались, наконец, наедине, поинтересовался Геральт: «Как ты узнала?» «Твой приятель, ‘принц’, так ухмылялся, когда рассказывал о похождениях похотливого Геральта из Ривии», - пояснила женщина. – «Я сразу поняла, что к чему».

«И этого оказалась достаточно?» - поразился Геральт, и красавица утвердительно кивнула: «Да. Все было написано у него на лице». «Если ты собираешься рассказать королю...» - начал было ведьмак, но женщина прервала его: «Я бы уже сделала это. Нет, на тебя у меня иные планы».


Лютик блаженствовал. Дайо делала ему массаж, в то время как Амина – развлекала игрой на лютне. Менестрель полагал, что оказался в раю, и пытался забыть о том, что за дверью отведенных ему покоев – стражи-офирийцы, которые снесут ему голову с плеч, даже глазом не моргнув.

«А кем была та брюнеточка, рядом с королем?» - осторожно поинтересовался он, постаравшись, чтобы голос звучал совершенно безразлично. Девушка быстро переглянулись, и отозвалась Дайо: «Хатун Радея – королевская волшебница». «И любовница?» - на всякий случай уточнил Лютик, на что Дайо воскликнула: «Нет! В свою постель король пускает лишь фаворитку, Зайру. На самом деле, король сделал Радею придворной волшебницей вместо Аамада, лишь когда она сумела исцелить Зайру...»


Эту же историю в настоящий момент Радея рассказывала внемлющему ей Геральту. «Многие пытались, король пригласил даже старуху Фатуу», - говорила чародейка. – «Но в итоге исцелить Зайру смогла лишь я... По крайней мере, так мне казалось. Она сохранила здоровье и красоту, но... изменилась. Ныне обладала она аурой невероятной силы. А во дворце начало твориться нечто странное».

«Что именно?» - уточнил ведьмак, и Радея вздохнула: «Убийства. Попытайся осторожно выяснить, кто стоит за этим, и я помогу вам с другом бежать из дворца». «У меня лишь три дня...» - напомнил ведьмак.

«Тогда советую начать немедленно», - постановила волшебница, после чего провела Геральта в мавзолей, познакомив со служителем оного, Хеметом; последний занимался подготовкой усопших к погребению, и по требованию Радеи показал ведьмаку тело женщины, убитой последней.

Со знанием дела осмотрев труп, ведьмак постановил: «Убита магией. Могущественное воздействие – заклинание или проклятие. Кем она была?» «Любовницей короля», - отозвалась Радея. – «Как и все остальные жертвы». «Сколько их?» - полюбопытствовал Геральт. «Три», - отвечала волшебница, но Хемет возразил: «Четыре».

Радея наградила служителя мавзолея пристальным взглядом, отчеканила: «Нет, три. Первая умерла от болезни. Троих же девушек убили». «И на всех телах – одинаковые отметины?» - уточнил ведьмак, осматривая оные, покрывавшие предъявленное ему мертвое тело, и, дождавшись утвердительного ответа, от Хемета, молвил: «Мне нужно осмотреть Зайру». «Это может оказаться непросто», - нахмурилась Радея. – «Меня она старается избегать, а король никого к ней не подпускает. Но все же я могу попробовать изыскать способ».


Ночью, дождавшись, когда столь феерично скрасившие его досуг девушки уснули, Лютик выбрался из постели, оделся и скользнул в коридор, посчитав, что сейчас – самое подходящее время для исследования дворца.

Но не успел он сделать из нескольких шагов, как Дайо настигла его, толкнула за занавесь, велела не двигаться и молчать – и вовремя! Капитан стражи Мараал проследовал мимо по коридору, не заметив чужеземца.

«Глупец!» - зло зашипела Дайо. – «Из-за тебя мы все могли погибнуть! Ты, я, Амина!» Лютик лепетал слова извинения, признавшись, что обладает необъяснимым талантом втягивать людей во всяческие неприятности... И столь искренним было его раскаяние, что Дайо сменила гнев на милость, обещав, что – так и быть - передаст весточку от Лютика ведьмаку.

...Поутру Лютик наряду со спутницами расположился в саду, и рассказывали те ему о людях, живущих во дворце – как знать, быть может, пребывание менестреля в Офире затянется?.. Мимо прошел Мараал – озлобленный на весь свет, как и всегда; затем показался Фир, верховный евнух – «жадный, глупый и могущественный», по мнению Дайо. Наконец, девушки указали Лютику на Зайру, и по выражению их лиц понял поэт, что фаворитку короля они не жалуют. «Король находит ее столь красивой, что позабыл обо всех остальных любовницах», - заметила Амина. – «Даже о Дайо». «Похоже на то», - прошипела Дайо, не отводя взгляд от Зайры. – «По крайней мере, пока».

...Дождавшись, когда Зайра отойдет в уединенный уголок сада, подальше от глаз придворных, Радея погрузила ее в сон заклинанием, после чего дала Геральту знак приблизиться. «Ну зачем так?» - вздохнул ведьмак. – «Я просто хотел с ней поговорить». «Поверь, она бы сразу начала орать и звать стражу», - поморщилась волшебница.

Ведьмак присел рядом с осевшей наземь Зайрой, ощутил, как подрагивает его амулет, ощущая весьма сильную магическую ауру. «Странно», - задумчиво протянул Геральт. – «Не могу уловить ее источник. Как будто она... повсюду».

Он попытался было применить Глаз Нехалены, дабы проверить, не имеют ли они дело с магической иллюзией, но артефакт на глазах пораженного ведьмака раскололся! Геральт нахмурился, внимательно присмотрелся к браслетам на запястьях Зайры, один из которых был поврежден. «Что это за руны?» - поинтересовался он, разглядывая браслеты. «Просто чары на удачу», - пожала плечами Радея. – «В Офире все носят такие».

Услышав приближающиеся шаги, ведьмак и чародейка бросились прочь. Проходивший мимо капитан стражи заметил тело Зайры, бережно поднял его на руки...

«В общем и целом, я уверен в одном», - постановил Геральт, когда они с Радеей отошли подальше. - «Никакой смертный маг не в силах сотворить столь могущественное заклинание. Не знаю пока, что это значит. Пойду-ка разыщу Лютика. Он пытается помочь мне. Получил от него записку, значится в которой: ‘Лютик пытается помочь’. Он даже не представляет, как сильно эти слова пугают меня». Радея понимающе кивнула: наверное, ведьмак знает, о чем говорит.


Тем временем Лютик, в покои которого девушки пригласили верховного евнуха, озвучил последнему свое предложение. «Провести выступление для короля?» - поразился тот, и поэт с улыбкой кивнул. – «Боюсь, это невозможно. Пленники не допускаются в королевские покои». «Но разве я не гость?» - всем своим видом Лютик выражал расстройство. – «Король ведь сам так сказал, верно?»

«Да, но...» - замялся евнух, и, наконец, нашелся с ответом: «Разразится скандал, если захожий принц станет вести себя как простолюдин-бард!» «Ну, мое появление здесь сложно назвать запланированным визитом», - признался Лютик. – «Приглашения-то не было. И подарками не обменивались...»

С этими словами он протянул Фиру мешочек с золотом, и глаза евнуха алчно вспыхнули. «Стало быть, сегодня вечером?» - уточнил Лютик. – «И, надеюсь, увижу тебя? Говорят, ты и сам поэт». «Ну что вы...» - рассмеялся евнух, и Лютик улыбнулся в ответ: «О, скромность украшает гения! Теперь я обязательно должен услышать твои творения!»


Геральту, возвращавшемуся в свои покои, путь преградил Мараал; в руках он сжимал короткие кинжалы. «Стало быть, это действительно так», - процедил он. – «Ведьмаки распутны и бесчестны». Геральт остановился, обнажил меч. «И по какой же причине ты делишься со мной этим откровением?» - полюбопытствовал он.

Метнувшись к ведьмаку, Мараал сделал выпад кинжалом, оставив на щеке того порез. «Ты напал на Зайру!» - рявкнул он. «А, верный слуга короля», - процедил Геральт. – «Защищаешь любовницу своего короля? Или это личное дело?»

Ответным ударом он выбил один из кинжалов из рук Мараала, а после вонзил меч противнику в грудь...


После заката Дайо вознамерилась покинуть покои, отведенные Лютику, поведав Амине, что собирается раздобыть доказательства интрижки Зайры с Мараалом. «Король наверняка не пожалеет награды за это», - уверяла она встревоженную подругу. – «Может, даже дарует свободу Лютику».

Крадучись, приблизилась она к комнатам Зайры, усмехнулась, услышав доносящиеся изнутри стоны. Уверенная, что застанет любовников с поличным, распахнула дверь... и опешила. «Кто ты?..» - только и смогла выдавить она.


Лютик развлекал короля и придворных пением и игрой на лютне, когда разнесся под дворцовыми сводами истошный крик. Один из стражей немедленно устремился к выходу из чертога; король же не подал и виду, будто что-то произошло, сделал поэту знак продолжать.


Тем временем Геральт наведался в покои Радеи, где чародейка занялась резаной раной, оставленной на груди ведьмака клинком Мараала. «Спрятал труп?» - деловито осведомилась женщина, но Геральт отрицательно покачал головой: «Времени не было. Пришлось оставить...»

«Тебе не больно?» - участливо поинтересовалась Радея. – «Я такая же целительница, как верблюд – ткачиха». «Зайру же сумела исцелить», - напомнил ведьмак. – «Как, кстати, ко всему происходящему относится ее интрижка с Мараалом?» «Сложно сказать», - вздохнула чародейка. – «Она всегда была прекрасна как леопард... но после своего недуга стала донельзя похотлива, как...» «Как ведьмак?» - усмехнулся Геральт, пристально глядя Радее в глаза.

Неожиданно из коридора донесся крик; набросив рубаху, Геральт выбежал из комнаты, обнаружив на полу донельзя обожженное тело Дайо. Из-за угла коридора показался стражник, но Радея зачаровала его заклинанием, и воин оторопело застыл, уставившись в одну точку.

«Айбнар алевин», - прохрипела Дайо, после чего глаза ее закрылись – навсегда. Геральт вопросительно воззрился на чародейку, и та перевела с офирского: «Дочь пламени. Джинния».

Двое ступили в комнату Зайры, где все было перевернуто вверх дном. «Ты когда-нибудь сражался с джиннией?» - обратилась к ведьмаку Радея, и тот утвердительно кивнул, припоминая их с Йеннифэр давнишнее противостояние с подобным существом: «Да. Раз или два».

Заметив на полу расколотый браслет, ведьмак поднял его, повертел в руках. «Придется мне провести ритуал связывания», - произнес он. – «Но... наверняка подобного джинна кто-то призвал. И надел на него эти штуки!..» «Браслеты!» - воскликнула чародейка. – «Ну конечно! Как же я не обратила на них внимания прежде?! Что же тебе необходимо для проведения ритуала?»


На следующее утро дворцовый сенешаль заглянул в покои менестреля, напомнив, что песнопений того ожидает король. Окинув взглядом комнату, сенешаль нахмурился: странно, что Дайо нет в покое...

Следуя по коридору в направлении тронного зала, лицезрели в оном Лютик и сенешаль короля, беседующего с придворной чародейкой. Монарх был встревожен, и обвинял ведьмака в гибели Мараала. «Ведьмак все время был со мной», - возражала Радея. – «Как вы и приказали». «Но кто тогда?» - требовал король ответа. «А кого вы сделали новым королевским убийцей?» - вопросом на вопрос отвечала чародейка, и король задумчиво почесал бороду: «Эрхана. Намекаешь на то, что это он убил Мараала?» «Если это и так, то он сполна доказал, что достоин отводимой ему роли», - отозвалась Радея. – «Ваше Величество вновь сделало мудрый выбор».

Несколько часов спустя ей удалось покинуть дворец, и провела чародейка Геральта в пещеру неподалеку – единственное место в округе, где произрастали грибы, необходимые ведьмаку для ритуала, но почитаемые офирийцами за проклятые.

Покончив с гигантскими змеями-фалаками, гнездо которых означилось в пещере, приступил Геральт к поиску грибов. «Боишься этих тварей?» - уточнил ведьмак, кивнув на трупы рептилий, и Радея фыркнула: «Рядом с Геральтом из Ривии, убийцей монстров?»

Схватив спутницу за руку, Геральт резко развернул ее лицом к себе, осведомился: «Может, пришло время сказать правду? Откуда тебе известно, кто я такой? И избавь меня от россказней о мимике Лютика». «У нас есть общая подруга», - улыбнулась Радея. – «Йеннифэр. Поэтому об одном беловолосом ведьмаке я слышала немало».

«Вы с Йен друзья?» - поразился Геральт. «Не, не совсем», - отвечала Радея, вспоминая их с Йеннифэй магическую дуэль на борту корабля, в котором последняя оказалась повержена. – «Во время нашей встречи я забрала у нее как редкий магический артефакт, так и чародея, с которым она спала. Поэтому я не очень бы хотела вскоре встретиться с ней снова. Она...» «Тяжело прощает обиды», - понимающе вздохнул Геральт. – «Да, мне это хорошо известно».

В недрах пещеры означился гигантский василиск; ведьмак и чародейка атаковали тварь, сразили ее. «Поверить не могу, что занимаюсь этим бесплатно», - проворчал ведьмак, и Радея обнадежила его, призывно промурлыкав: «О, мы наверняка придумаем некую компенсацию».

Геральт отстранился, заметив столь необходимые ему грибы, произрастающие в пещере...


Разыскав во дворце Эрхана, Лютик поздравил королевского убийца с новым назначениям, и тот смерил поэту мрачным взглядом. «Я не люблю оставаться кому-то должным», - процедил он. – «И слышал, что это ты просил короля за меня. Зачем? Что тебе нужно?» «Ну, если так уж хочешь выказать благодарность, так и быть, можешь оказать мне парочку услуг», - обезоруживающе улыбнулся Лютик.


Радея провела Геральта в лабораторию Аамада, и вскоре тот изготовил за алхимическим столом павшего чародея необходимое для проведения ритуала вещество. «Это тайное оружие ведьмаков против джиннов?» - с любопытством осведомилась Радея, наблюдая, как спутник ее осторожно переливает жидкость в бурдюк. «Это – соль Археуса», - пояснил Геральт. – «Магический круг, очерченный ею, ослабит любого духа, демона, и – надеюсь – джинна». «И ослабленного ты убьешь», - понимающе кивнула чародейка.

«Можешь рассказать мне побольше об этой джиннии?» - попросил ведьмак, и Радея отозвалась: «Предполагаю, что с каждой смертью сила ее все возрастает, ровно как и власть над Зайрой – день ото дня. Зайра так быстро свела короля с ума, заставила его желать лишь ее... теперь я понимаю, как ей это удалось».


Вечером сего дня дворцовый стражник повстречал в садах Зайру. Улыбаясь, та приблизилась к юноше, провела острыми ногтями по его груди, рассекая кожу...


Радея зачаровывала клинок Геральта – все же надлежит как следует подготовиться к противостоянию со столь могущественной сущностью, каковой выступает джинн.

«Часто наведываешься в лабораторию Аамада?» - осведомился ведьмак, осматриваясь, и чародейка отрицательно покачала головой: «Не особо. У меня в городе свой дом». Наконец, она закончила творить волшбу и протянула меч Геральту, молвив: «Сильнейшие из офирских рунических чар придадут ему новую силу».

Но ведьмак внимательно прислушивался к неким звукам, донесшимся снаружи...


Лютик, завершив очередное выступления для короля, покинул дворец, вышел в сад, устремился к башне, оставался в которой магический сундук, в котором имели они с Геральтом несчастье прибыть в сии далекие земли.

Замер, как вкопанный, заметив мертвое, обнаженного тело дворцового стражника... а чуть поодаль – удаляющуюся фигуру Зайры. Последняя обернулась к поэту, и тот ужаснулся: глаза женщины полыхали алым.

Со всех ног Лютик припустил к башне, молясь лишь о том, чтобы успеть добраться до сундука. Распахнув двери, столкнулся он с Радеей и Геральтом, воскликнул: «Зайра! Думаю, она собирается убить короля!»

Велев Радее присмотреть за поэтом, Геральт бросился ко дворцу... и поспел как раз вовремя. Одержимая возложила руки на плечи монарху, поглощая его жизненные силы. Отбросив короля в сторону знаком Аард, Геральт атаковал Зайру, ударил мечом по браслету на запястье ее, расколов оный.

В следующее мгновение джинния, больше не обремененная необходимостью оставаться в человеческом обличье, приняла свое истинное, дохнула потоком пламени. Загодя сотворенный знак Квен спас Геральту жизнь, и ведьмак начал кружить вокруг чудовища, изливая на пол из бурдюка приготовленное вещество, заключая джиннию в круг из соли Археуса.

В противостоянии Геральт сразил джиннию, и сущность той оставила тело женщины, ныне остывавшее на каменном полу. Король приходил в себя, растерянно озирался по сторонам.

В чертог вбежала Радея в сопровождении стражников. «Он убил Зайру!» - выкрикнула она, указывая на опешившего ведьмака. – «Схватить его! Схватить Геральта из Ривии!»

Оценив силы, Геральт предпочел добровольно сдаться, и стража препроводила ведьмака в камеру, где он и провел ночь. Поутру же воины доставили пленника в тронный зал, где король собирался огласить в отношении его свою волю.

«Ведьмак Геральт», - возвестила Радея, озвучивая волю монарха, - «в убийствах возлюбленного принца Сирата и наложницы Зайры король признает тебя виновным. Ты приговариваешься к смерти. Сперва с тебя сдернут кожи, а затем четверо диких лошадей, пущенных в разные стороны, разорвут тело твое на части».

«Ваше Величество!» - выступил Лютик из толпы придворных, прервав самым неподобающим образом излияния чародейки. Ныне находился он в фаворе у короля, и прозвали придворные поэта «Принцем-Соловьем», посему посчитал Лютик, что вправе позволить себе небольшую наглость. «Молю, выслушайте меня!» - патетически восклицал он. – «Да, злодеяния ведьмака Геральта невозможно отрицать. Меня этот злодей тоже обвел вокруг пальца, ведь не знал я даже его настоящего имени!.. И все же я его прощаю. Ибо в безумного мясника и убийцу обратило его ужасное детство, страшные мутации! Посему я прошу, Ваше Величество...»

«Хватит!» - выкрикнула Радея, побагровев от гнева. – «Он издевается над нами!» Король поднял руку, приказывая чародейке замолчать, и Лютик, благодарно кивнув, продолжил: «Пожалуйста, выкажите милосердие этому злодею и даруйте ему смерть по нашим обычаям – закуйте в цепи, заприте в сундуке и бросьте тот в море».

Король призадумался... а после согласно кивнул: да, он готов проявить милосердие, как того и просит поэт...

...На следующее утро стражи вывели ведьмака над нависающий над морем скальный утес. Проводить Геральта в последний путь пришла и Радея, и, обратившись к чародейке, произнес ведьмак с нескрываемым презрением: «Не удивлен, что вы с Йен... конфликтуете. Сложно заводить друзей, когда в свободное время любишь предавать их». Радея же поцеловала Геральта в губы, тихо шепнула: «Молчи и тони».

Стражи заставили ведьмака забраться в весьма знакомый тому сундук, и, закрыв крышку, сбросили с утеса в воду... Опустился сундук на дно морское... когда магические символы, начертанные на нем, вспыхнули...

Магия сундука доставила оный на берег; Геральт выбрался наружу, проклиная про себя язык Лютика. Зачем тот упомянул про кандалы, ведь они так мешают?.. Впрочем, разбить оковы ведьмак сумел подвернувшимся под руку камнем, и, обернувшись, заметил неких разбойников, обходящих его полукругом. Не мешкая, Геральт сотворил колдовской знак, отбросивший лиходеев в сторону, и подобрал с земли топорик, оброненный одним из них. Что ж, теперь-то шансы его на выживание значительно увеличились...


Тем временем на королевском пиру Лютик разыскал Эрхана, и капитан стражи неприветливо воззрился на поэта. «Ну, что на этот раз?» - осведомился он. – «Снова деревянный сундук? Сколько же просьб твоих я должен исполнить за свое назначение?» «Эта последняя!» - заверил его Лютик. Надлежало убраться из дворца, но сделать это красиво...

Радея, присутствовавшая на пиру, смерила поэта недобрым взглядом, а после, разыскав поблизости печалящуюся Амину, ободряюще положила девушке руку на плечо...

Позже Лютик, изображая сильное опьянение, проследовал в отведенные ему покои; Амина и сенешаль уложили поэта на кровать, но тот, приподнявшись, потребовал воды. Амина протянула Лютику кувшин; поэт сделал несколько глотков, но закашлялся, хватаясь за горло и моля позвать Эрхана... а после распластался на полу, бездыханный...

Несколько часов спустя Эрхан, заплатив смотрителю и забрав приготовленное к погребению тело Лютика, под покровом ночи покинул дворец верхом, устремился к городскому порту. Там он бесцеремонно сбросил с лошади наземь чудесным образом воскресшего Лютика, и тот возмущенно возопил: «Мы так не договаривались, Эрхан!» «Ну так спой им серенады», - безразлично отозвался капитан стражи, указав на местных, наблюдающих за столь неожиданным зрелищем. – «Исполни балладу. Может, и сумеешь и их к себе расположить».


Слуге, везущему в повозке тела погибших в последние дни – Дайо, Зайры и Мараала, - путь преградил Геральт, разжившийся вполне сносным мечом, потребовал показать, где хоронил он предыдущих дев. Вне себя от страха, слуга исполнил просьбу, подвел ведьмака к яме, пребывали в который мертвые тела девушек.

Одной из таковых оказалась Зайра; осмотрев труп, ведьмак пришел к выводу, что мертва она уже больше недели. На руке ее виднелись знакомые Геральту отметины...

Послышалось карканье; к захоронению спускались три гигантских ворона. Растерзав слугу, твари атаковали Геральта, но ведьмак сумел покончить с ними...

Продолжая свое расследование происходящего, поутру Геральт отправился на городской рынок, ступил в шахтер знахарки. «Ты – Фатаа?» - уточнил он, и пожилая женщина утвердительно кивнула: «А ты – ведьмак. Слышала о тебе. Пришел что-то купить?»

Не тратя времени на излишние пустопорожние беседы, Геральт начертил палочкой на песке три знака, замеченные им на руке трупа, поинтересовался: «Тебе они знакомы?» «Это руны для призыва кварина и контроля над ним», - тут же отозвалась знахарка. – «Кварин – это демон. Обращает сердца ко злу, если призван к живым. Если же к мертвым, то принимает их обличье и занимает их место. Ритуал этот очень опасен и сложен. Маг, который хочет подселить кварина в мертвое тело, должен быть весьма искусным иллюзионистом. И обладать некими артефактами, чары на которых весьма сильны, если хочет она подчинить кварена своей воле. Кварен – олицетворение примитивных, низменных желаний человека. Похоти, ревности, ненависти. По мере того, как кварен набирает силы, контролировать его становится все сложнее – и, наконец, невозможно...»

Все кусочки головоломки вставали на свои места. Стало быть, настоящая Зайра все же скончалась, а Радея, призвав демона, заставила его принять обличье любовницы короля, обеспечив повиновение сущности зачарованными браслетами. Радея получила титул придворной заклинательницы, в то время как ее творение продолжало бесчинствовать: соблазнило Мараала, покончило с Дайо...


Служанка принесла фрукты Радее в ее особняк, возведенный на холме в отдалении от города. Чародейка буднично поинтересовалась, о чем судачат на рынке, и отвечала служанка: «Ничего особннного... Ну, разве что некий беловолосый чужеземец спрашивал о старой Фатее...»

Ужаснувшись, Радея со всех ног бросилась в свою опочивальню... замерев на пороге, ибо, скрестив руки на груди, возвышался над нею Геральт, и взгляд ведьмака был суров; за спиной нежданного гостя заметила Радея знакомый сундук.

«Но... как?..» - выдохнула она, не в силах поверить в чудесное спасение того, кого сама обрекла на гибель, и Геральт указал на сундук. «Летающий сундук», - осознала чародейка. – «Я думала, это всего лишь легенда...» «Он принадлежал Аамаду», - произнес ведьмак. – «Наверное, он не особо доверял тебе, раз не упоминал об этом».

«Послушай, я могу все объяснить...» - начало было Радея в надежде потянуть время, но Геральт покачал головой: «Нет нужды. Думаю, мне все известна. Настоящая Зайра была так больна, что никто не смог исцелить ее – даже ты. Но ты хотела занять место Аамада. Так хотела, что призвала кварина, вынудила его принять обличье Зайры. А затем он вырвался из-под твоего контроля, и...»

Резко вскинув руку, Радея сотворила заклинание, но Геральт уклонился от направленного в его сторону потока пламени, схватил чародейку за запястье, повалил на пол, и, устроившись сверху, продолжил: «А затем, откуда не возьмись, появился ведьмак – идеальный козел отпущения. Он сделал бы за тебя твою работу, а затем можно было устроить его казнь». «А ты умен», - призывно пропела Радея. – «Я недооценила твоих сил. Но теперь, когда я их вижу, чувствую твое притяжение...»

Склонившись над чародейкой, Геральт поцеловал ее в губы. Радея торжествовала: если этот ведьмак так похотлив, кто представляют его рассказы, у нее еще есть шанс выйти сухой из воды. Нужно лишь немного подыграть...

На запястьях Радеи защелкнулись двимеритовые оковы, лишая единственного оружия – магии. С ужасом воззрилась чародейка на ведьмака, и тот самодовольно усмехнулся...


Йеннифэр, остающаяся в новом особняке в далеком Ковире, неожиданно обнаружила в покоях своих невесть откуда взявшийся сундук; кто-то настойчиво стучал в крышку изнутри.

Откинув крышку, чародейка воззрилась на Радею, глядящую в ответ откровенно заискивающе. «Нааадо же...» - протянула Йеннифэр. О лучшем подарке она и мечтать не смела!..


Геральт и Лютик оставались в порту Офира, ожидая скорого отплытия торгового судна к далеким Северным Владениям. Поэт широкий жест ведьмака не одобрял, и все еще немного злобился.

«Не мог, что ли, ей просто сувенир купить?» - в который раз спрашивал он. – «Шелка с базара?»

Геральт промолчал.

«Ты вообще понимаешь, это был мой волшебный сундук?» - вновь попробовал возмутиться Лютик, и вздохнул, смиряясь с судьбой. – «Боюсь, нам предстоит очень долгий путь домой».

Геральт промолчал. Но улыбнулся.

***

Стащив из свинарника стоящей на отшибе фермы упитанного поросенка, накер затрусил обратно к лесу... когда замер в испуге, услышав спор на повышенных тонах.

«Мерзкий свинокрад!» - явилась хозяйка – дородная матрона средних лет. – «Сперва мы думали, что это лиса. Но крови не было – ни капли!.. Потом гадали: быть может, вор – кто-то из соседней деревни? Но и у них поросята пропадали. Потому единственным вариантом остается то, что мы имеем дело с мерзким монстром-свинокрадом!»

Ведьмак, приглашенный ею, молча слушал женщину, скрестив руки на груди. «Найди эту тварь, ведьмак!» - восклицала та. – «Убей ее! И я обещаю тебе четырех поросят в награду». Геральт нахмурился, и хозяйка тут же поправилась: «Ну ладно, пятерых. Вижу опытного торговца сразу. Но ты должен убить этого проклятого...» «Накера», - прервал ее Геральт. – «Твой ‘мерзкий свинокрад’ – накер». «О, боги!» - опешила селянка. – «Вижу, ты действительно стоишь каждого из четырех поросят. Как ты узнал?»

«Да вот он», - ведьмак ткнул пальцем в сторону, и, обернувшись, матрона воочию лицезрела опешившего накера, прижимавшего к груди тихо похрюкивающего поросенка.

«Давай, ведьмак!» - пришла в себя селянка, потянула Геральта за рукав. – «Убей этого гада, и получи в награду обещанных трех поросят! Ну же – взмахни клинком, сруби ему голову!» «Он юн», - констатировал ведьмак, созерцая предполагаемую жертву. – «И напуган». «Да он может быть младенцем, сосущим мамину титьку – мне плевать!» - возмутилась селянка, затрясла кулаками. – «Прикончи эту мразь!»

Геральт приблизился к растерявшемуся накеру, и женщина довольно осклабилась: «Вижу, ты хорош в переговорах, ведьмак. Что ж, мои руки связаны. Так и быть, четыре поросенка – последнее предложение!» «Хватит», - бросил ей Геральт. – «Не собираюсь его убивать».

Обратившись к накеру, ведьмак велел тому вернуть поросенка, а после убираться прочь и не возвращаться боле.

«Я прикончу дьявола!» - раздалось визгливое. Обернувшись, Геральт лицезрел спешащую к ним по лесной тропе деваху самого наглого вида, за спиной которой маячил селянин, прижимающий арбалет к груди.

«Джула?» - узнала молодку селянка, и деваха довольно хмыкнула: «И никто иная, мамаша! Пришла, чтобы лично прикончить бестию!.. Не трать ни гроша на этого второсортного ведьмака! Я своими руками обеспечу защиту нашей деревни!»

Джула обнажила меч, Геральт последовал ее примеру. «Прошу, ведьмак!» - всполошилась селянка, увещевающе замахала руками. – «Никакой ты не второсортный, а первого сорта! Эта девочка юна и твердолоба. Она попросит прощения! Я дам тебе пять поросят. И мы забудем об этом инциденте».

Испуганный накер озирался по сторонам и готов был сквозь землю провалиться – и как его угораздило оказаться между двух огней?..

«Не стану я извиняться!» - вопила молодка. – «Пришло время для тебя довериться мне, мамаша! Ради наших односельчан!» «Не хочу прерывать это душещипательное воссоединение семьи, но сегодня убийств не будет», - попытался встрять Геральт, и Джула резко обернулась к нему, гаркнула, потрясая мечом: «Думаешь, я тебя боюсь, ведьмак?! Я этой твари голову отсеку, а затем и твою в грязи изваляю!»

«Его голова останется там, где...» - начал злиться ведьмак, но осекся, ощутив сталь кинжала селянки у своего горла. «Прости, ведьмак, но, если моя дочура хочет голову этого монстра, она ее получит», - процедила матрона. – «И забудь о поросятах».

Из-за деревьев выступил темнокожий мужчина, бросил спорящим: «Простите за то, что мешаю вам выяснять отношения, но если кто и заберет голову этого монстра, то только я». «Кто ты вообще такой?!» - хором выкрикнули мамаша и дочка; парень с арбалетом испуганно переминался с ноги на ногу за их спинами.

«Странствующий маг, Пако Бабрло, к вашим услугам», - осклабившись, чародей поклонился селянам. – «Знали ли вы, что из печени накера получается поистине чарующий отвар? Если испить его, нисходят чудесные ведения, охватывающие разум. Оставьте создание мне, и я явлю вам, сколь это прекрасно!» «Ты не получишь его голову!» - истошно взвыла Джула, Геральт согласно кивнул: «Хоть в этом мы сходимся во мнении».

Присутствующие на поляне замерли, напряженно созерцая друг друга. Над ладонью мага витал небольшой огненный шар, Джула и ее спутник поудобнее перехватили оружие – меч и арбалет соответственно, а Геральт не шевелился, ибо кинжал матроны оставался у его горла.

В воцарившейся гробовой тишине поросенок в руках накера завизжал, и селянин, вздрогнув, нажал на спусковой крючок арбалета. Болт пробил горло магу, и, оседая, тот швырнул огненный шаг в сторону противника... угодив аккурат Джуле в голову. Деваха замертво распласталась на земле.

Взвыв, мамаша ее опустилась на колени, оплакивая непутевую дочурку, столь глупо погибшую.

...Воспользовавшись сумятицей, накер улизнул, унося с собой поросенка. Перебираясь через лесной ручей, он поскользнулся на мокрых камнях, упал, раскроив себе голову.

Почувствовав свободу, поросенок отчаянно заработал лапками, переплыл ручей... где угодил в лапы иному накеру – брату погибшего.

Похоже, на ужин у племени все-таки будет свининка...

***

Несколько лет спустя после означенных событий, когда Геральт и Цири еще странствовали по землям Северных Владений, принимая от мирян заказы на истребление тварей зловредных, произошла с ними одна история, достойная упоминания на страницах сей хроники.


...Схоронившись в подлеске, Геральт и Цири наблюдали за троллем, медленно шагающим по лесной тропе и убеждающим девушку, которую тащил в переброшенной через плечо сети, что не причинит ей вреда, а попросту подарит своей вздорной супруге.

«Думаю, я знаю этого тролля», - бросил Геральт, и, не обратив внимания на встревоженный окрик Цири, выступил на тропу, преградив троллю путь. Тот нахмурился, опустил ношу на землю, принюхался. «Человек с водкой», - узнал тролль ведьмака – судя по всему, их короткая, но проникновенная встреча годы назад в лесу, близ дельты Понтара, оставила в душе тролля неизгладимый след. – «Чего нужно?»

В ответ Геральт протянул троллю бутыль первача, предложив равноценный обмен: девушку на этот напиток богов. «Мою пташку?» - озадачился тролль. – «Нет. Я словил. Будет танцевать. Жена не будет орать». «Да бери же, бери», - настаивал ведьмак, протягивая троллю бутыль. – «Знаю, что не бочка, но очень уж хороша. А девка тебе зачем? Будет орать на тебя всю дорогу. Разве жена орет недостаточно, еще хочешь? Хочешь еще больше ора?» На морде тролля отразилась напряженная работа мысли, и, приняв решение, он сожрал всю без остатка бутыль с первачом, блаженно ухмыльнулся, одобрительно похлопал Геральта по плечу, после чего отправился восвояси.

Геральт и Цири освободили пленницу, вытащив ту из сети, и девушка, пораженно глядя на своего спасителя, выпалила: «Ты говорил с троллем! Ты действительно говорил с ним! Поверить не могу! Я думала, он убьет тебя! Тебя и меня!» «Да он, в общем-то, не плохой, если узнать его получше», - улыбнулся ведьмак, и Цири не удержалась, хмыкнула: «Ты так говоришь, потому что добрая половина твоих друзей пьют, не просыхая. Вот у тебя и развилась терпимость по отношению к ним, а может даже и привязанность». «Совершенно неверно», - отозвался Геральт. – «Пьют не просыхая куда больше моих друзей, нежели половина».

«Я – Геральт», - представился ведьмак, обращаясь к девушке, указал на острую на язык названную дочь. – «А это – Цири. Мы ведьмаки». «Да, я уже поняла», - молвила спасенная. – «Меня зовут Джейн, и я вам жизнью обязана. Спасибо. Жаль, кстати, что пришлось расстаться с первачом. Мне бы сейчас не повредил глоток, нервы успокоить. Когда тебя тащит куда-то тролль – это не способствует душевному спокойствию».

Трое отошли на поляну, где ведьмаки оставили лошадей; там же паслась кобылка Джейн, которую Геральту посчастливилось заметить, после чего и выступили они на поиски ее хозяйки. Вечерело, развели костерок...

«Я со всех ног бежала от него», - рассказвала ведьмакам девушка. – «Да, мужчины говорили, что у меня длинные ноги, но, похоже, не столь длинные, как у троллей. Эта тварь с легкостью нагнала меня, и сразу же опутала сетью. А затем, около часа спустя, подоспели вы... Я должна достичь Новиграда. И если бы не вы, странствие мое завершилось бы здесь и сейчас. Наверняка тролли просто сожрали бы меня. А может, заставили бы плясать себе на развлечение, а на ужин накормили камнями».

«Так ты в Новиград путь держишь?» - уточнила Сири. – «Мы тоже. Может оставаться с нами. Так безопаснее». «Да, так будет лучше», - согласилась Джейн, и, испытывающе глядя на хранящего молчание Геральта, поинтересовалась: «А зачем вам в Новиград? Работу там будете искать?» «Уже нашли», - молвил ведьмак. – «Нас наняли, чтобы убить стрыгу – проклятую женщину. Они обращаются в ужасающих чудовищ – эдакую помесь волка и огромной бешеной псины. Вот только они и сильнее, и быстрее собак да волков. И пахнут, как тряпье на немытых ногах нищего». «О, звучит пугающе», - признала Джейн, и Геральт согласился: «Так и есть. Возможно, и нам не под силу будет с ней справиться». «Но тогда зачем?..» - начала девушка, на что ведьмачка лишь передернула плечами, коротко бросив: «Кто-то должен».

Узнав о том, что следуют ведьмаки к новиградской купальне, содержит которую жрица Маерлина, Джейн усмехнулась, пытаясь разрядить обстановку: «Там вы будете искать стрыгу? Около купален и источников? Теперь я понимаю, почему вы взяли этот контракт... и почему ты, Геральт, так хорошо пахнешь, несмотря на то, что провел немало времени в дороге». «Да, странствие оказалось приятным», - признал ведьмак, - «но все удовольствие закончится, как только мы разыщем жрицу Маерлину в Новиграде и начнутся наши беды со стрыгой».

«Да, конечно, купальня бы нам не помешала сейчас», - мечтательно вздохнула Цири, на что Джейн заметила: «А мне в странствиях вполне достаточно рек и проточных ручьев». «Если нет иных вариантов, то сгодится и река», - признала ведьмачка. – «Но в купальнях уж точно нет всякой гадости – утопцев, водных ведьм, водяных и пьявок. Ну и иных опасностей для нас с тобой. Например, местных рыбаков, которые думают, что поймали свою лучшую рыбешку. Ну и деревенской ребятни, которая подглядывает за тобой, а после рассказывает историю своим друзьям. Помню, купалась я однажды голышом, и почувствовала, что на меня кто-то смотрит. Я выпрынула из воды, понеслась через кусты, чтобы надавать какой-то деревенщине как следует по заднице. Но вместо этого оказалась лицом к лицу с троллем. Впервые видела, как тролль покраснел. Но, честно говоря, в беседе он оказался весьма забавен. Вел разговор лучше, чем большинство мужчин. Хотя это и неудивительно, ведь известно, что мужики в основном тупы, как пробки... Да и Геральт не избегает пристального к себе внимания в дикоземье, по правде сказать. Многие из водных ведьм мечтают оказаться у него в объятиях, чтобы вдавил он их в речную грязь...»

Геральт давно уже спал на окраине поляны, и последних слов Цири не слышал – может, оно и к лучшему. А та обратилась к Джейн, прося ту рассказать свою историю – как девушка оказалась в сети у тролля. «Боюсь, моя история проста», - молвила Джейн. – «Совсем не так интересна, как твоя. Я, дочь зажиточного фермера, жила в селении на отрогах Яворника. Вот только деревенская жизнь мне донельзя наскучила, и я попыталась хоть в чем-то оказаться полезной. Я разбила садик, надеясь, что смогу стать травницей. Но и это оказалось слишком уж произаичным... А затем разразилась война, в которой, судя по слухам, погибло полмира. Люди, проходившие через Яворник, рассказывали о далеких землях. И однажды я отправилась на конную прогулку, и та продолжается до сих пор... Мне было скучно, я хотела повидать мир и у меня была лошадь. Сложно представить более безыскусную историю». «Истории не должны быть сложны для того, чтобы оставаться важными для тех, кто проживает их», - заметила Цири. – «А в мире действительно можно много чего повидать».

Вскоре ко сну отошла и Джейн, и Цири, дождавшись, когда девушка уснет, тихо прошептала, обращаясь к Геральту: «Если она не замедлит наше продвижение, скоро доберемся до цели». Ведьмак кивнул, не открывая глаз; сон его был донельзя чутким. «И как же мы подготовимся к сражению со стрыгой?» - спрашивала Цири. – «Ты сражался с одной такой прежде, но я знаю лишь версию Лютика. Никогда не слышала об этом от тебя. С точки зрения ведьмака, знаешь ли». «Не настолько увлекательная история, как из уст барда», - отозвался Геральт, - «но, возможно, более поучительная. Знаменательное сражение... многое узнал из него».

Рассказывал Геральт, как, оказавшись в Вызиме в году 1256, был вынужден пояснить местным забулдыгам в городской таверне, что с ведьмаком связываться не следует, но, похоже, перестарался. Совсем некстати показались стражи, препроводили захожего ведьмака пред очи градоначальника, бургомистра Велерада. Тот, конечно, пребывал в ярости. «Ты что о себе возомнил, бриганд?» - напустился он на Геральта. – «Есть что сказать перед тем, как я брошу тебя в темницу? Трое убитых и, говорят, заклинание приготовился творить? Здесь, в Вызиме, людей отправляли на казнь и за меньшие злодеяния!»

Но все предполагаемые злодеяния Геральта оказались позабыты сразу же, как выяснилось, что он – ведьмак. И угрозу тут же сменились добрым пенным пивом. «Стало быть, ты явился по королевскому объявлению о стрыге», - уточнил Велерад, и Геральт утвердительно кивнул: «Верно. Все верно, три тысячи оренов дают?» «Три тысячи», - подтвердил бургомистр. – «Все так. Целое состояние, осмелюсь добавить. И, если верить сказкам, руку принцессы в придачу – хоть Фольтест в своем указе ни о чем таком не упомянул».

«Знаешь детали?» - поинтересовался ведьмак, и Велерад отвечал: «Детали? Да, знаю. Не из первоисточника, конечно, но все равно из заслуживающего доврения. В общем, так, ведьмак: вскоре после своей коронации Фольтест превзошел сам себя, обрюхатив собственную сестру, Адду. Мы все были в шоке, увидев ее с огромным пузом, а Фольтест начал говаривать о женитьбе на родной сестрице. Но Адда родила до того, как они успели пожениться. Немногие видели ее плод, но одна из повитух выбросилась из окна башни и разбилась насмерть, а вторая сошла с ума и остается такой по сей день. Потому, полагаю, королевский отпрыск – девочка – вовсе не был миловидным. Но судьба была благосклонна к младенцу, и она скончалась тут же. Никто не бросился перерезать пуповину, да и сама Адда умерла при родах».

«Геральт, мне жаль прерывать твою историю о романе и принцессе, но уже поздно и я устала», - молвила Цири. – «Может, завтра продолжим?» «Согласен», - отозвался ведьмак, устраиваясь поудобнее. – «Король Фольтест, стрыга – это все слишком кошмарно»...

...Трое погрузились в сон... но оказались вырваны из него неожиданным появлением на поляне здоровенного оборотня. В одной лапище тварь сжимала шею не помнящей себя от ужаса Джейн, во второй же – мечи Геральта. «Ведьмак, поверить не могу в свою удачу», - злорадно рычал оборотень. – «Тебе не следовало выпускать из рук оружие. Теперь-то я попирую, попью кровушки».

«Оборотень», - устало вздохнул Геральт, - «из нынешнего наставления ты не успеешь сделать выводы, но ты должен понять: меч – это всего лишь меч. А меч – не более, чем инструмент. А настоящее оружие – рука и разум. Все остальное, как, например, столь необдуманно отложенные в сторону мечи, - не более, чем средство для отвода глаз. Потому что истинным оружием может быть лишь мужчина... или женщина».

В спину оборотную вонзился клинок, и, обернувшись, тварь узрела пред собой ведьмачку, которую изначально из виду упустила. Не мешкая, Геральт сотворил знак Игни, а после Цири метнула кинжал, вонзившийся оборотню в правую глазницу. Схватив монстра за холку, Геральт сунул его мордой в костер, а Цири прикончила противника несколькими ударами в спину. Действуя столь слажено, двое ведьмаков расправились с оборотнем буквально за минуту, после чего приготовились разделать тушу, ведь некоторые ее части пригодятся для изготовления ведьмачьих зелий. Джейн Цири посоветовало отвернуться: дело предстояло на редкость неприглядное и зловонное...

...На следующий день трое навестили купальню близ торного тракта; узнав, что следуют ведьмаки в Новиград, дабы исполнить заказ жрицы Маерлины, хозяева согласились обслужить гостей бесплатно. А пока Геральт наслаждался теплой ванной, хозяин купальни поведал ему о негодяе по имени Форст Болин, убийце, прежде державшим гостиницу для беженцев. «Он убивал жертв во сне и грабил их», - говорил хозяин, показывая ведьмаку рисунок негодяя, за голову которого была немалая награда. Геральт обещал смотреть в оба – и от денег отказался, чем вызвал искреннее недоумение со стороны Цири.

...Путь к Новиграду продолжался. Ведьмаки занимались обычным делом: принимали заказы на истребление монстров у деревенских старост, некоторые поручения – как то поиск пирогов, исчезающих с подоконников, - отклоняли. Джейн наблюдала за спутниками, интересовалась, в этом ли вся жизнь ведьмаков – расправа над монстрами и последующее посещение купален?.. Геральт в ответ лишь пожал плечами: насчет расправы подмечено верно, насчет остального – не очень.

Наконец, впереди показался Новиград; ввысь устремлялись тысячи колонн дыма из печных труб. «Еще несколько часов – и будем на месте», - обнадежил спутников Геральт. – «Лишь остановимся у одного домишки впереди».

В одной из небольших деревушек на отрогах Новиграда ведьмаки и спутница их проследовали к старейшине, Тальге Лелин, и Геральт, указав на опешившую Джейн, заявил: «Мы привели его, как и было оговорено в контракте». Приставив кинжал к шее девушки, ведьмак прошипел: «Ты действительно думал, что два ведьмака не распознают допплера? Ну-ка изменяйся, пока я тебе глотку не перерезал».

Допплер принял свое истинное обличье, набросился на Цири, но, получив от Геральта чувствительный удар мечом в предплечье, преобразился в мужчину. «Тальга Лелин», - произнес ведьмак, меч не опуская, - «позволь представить тебе Форста Болина – человека, убившего твою дочь и всех остальных в своей гостинице. Мы привели его к тебе живым, согласно контракту, на встречу с правосудием. Судите и наказывайте его по своим законам. Я с самого начала учуял кровь на нем».

С этими словами Геральт и Цири устремились прочь, а допплера уже окружили жители селения, и взгляд их не сулил негодяю ничего хорошего. «Форст! Мы все ждали тебя», - отчеканила Тальга, с ненавистью глядя на беспомощного ныне убийцу. – «Рядом со мной – Алойс, торговец, Ярогнев Грушек, Леокадия Пьетрак, кузина кастеляна. Ты убил наших сыновей, наших дочерей, наших мужей и наших жен. Приготовься предстать перед судом». Селяне увели обреченного в хижину...

Ведьмаки же продолжали путь к Новиграду, решив навестить последнюю из купален по дороге к городу. «Тихо что-то без Джейн», - усмехнулась Цири, бросив взгляд на кобылку допплера, покорно трусившую следом. – «Хотя, наверное, мне следует называть его Форстом. Сложно поверить в то, что он был таким чудовищем. Ведь большинство допплеров добры». «Но это не значит, что у них иммунитет к злу», - отозвался Геральт, - «или к его последствиям».

Хозяева купальни с радостью приготовили ванны двум ведьмакам. Цири выбрала для себя горячий источник во дворике, но когда разделась и с удовольствием погрузилась в воду, заметила ворон, опустившихся на окружающий купальню забор. «Стрыга», - каркнула одна из птиц, и, подлетев поближе к изумленной ведьмачке, повторила: «Стрыга! Ты здесь из-за стрыги. Ведьмаки! В книгах говорится о ведьмаках». «От тебя несет магией, ворона», - произнесла Цири. – «И почему же ты заговорила о стрыгах?»

«Это нечестно», - отвечала ворона, и Цири уточнила: «Ты имеешь в виду, то, что мы собираемся прикончить стрыгу? Честно или нечестно – не тот термин, который мы применяем к монстрам. Обычно они – чудовища, и действуют исключительно инстинктивно. Чудовища, с которыми необходимо покончить». «Купальни – не честно», - уточнила ворона. – «Множество прелестных куртизанок. Иные куртизанки просто приходят и смотрят. Все время смотрят. И никто не возражает... За исключением меня. Я не могу зайти и смотреть. Куртизанки злятся. Это нечестно. Моя сестра заходит и смотрит, и никто ее не останавливает. Но ей наплевать на красивых женщин. Это нечестно. Нечестно!»

С этими словами ворона сорвалась с места, улетела. Обескураженная произошедшим, Цири, тем не менее, позволила себе еще некоторое время понежиться в купальне, после чего, одевшись, встретилась с Геральтом у входа, и двое продолжили путь.

Здесь, на тракте было многолюдно – множество путников и торговых повозок спешили добраться до города. «Часа через два встретимся с Маерлиной», - обнадежил спутницу Геральт. – «Тогда и узнаем побольше от стрыге». «У меня тоже сейчас была весьма странная встреча», - задумчиво молвила Цири. – «С вороной. Говорящей». «Говорящей?» - удивился ведьмак. – «И о чем же?» «О стрыге», - пожала плечами Цири. – «О куртизанках. О мирской несправедливости». «Ааа, ворона-философ», - усмехнулся Геральт. – «Почувствовала опасность?» «Не думаю», - отозвалась девушка. – «Это была просто ворона. Она не выглядела угрожающе, но... я и не думала, что она заговорит. А она взяла да заговорила».

...Наконец, достигли Новиграда, окунулись в шум и городскую суету. И зловоние, ибо городские запахи не шли ни в какое сравнение с лесными ароматами, кои ведьмаки с сожалением оставили. «Да, нам следует извиниться перед нашими носами», - не удержалась, съязвила Цири. «Не так уж страшно, когда привыкаешь», - отозвался Геральт, и на что девушка хмыкнула: «Да и пытки не столь плохи, когда теряешь сознание, но менее болезненными не становятся ведь».

Припомнив о рассказе Геральта касательно приснопамятного визита в Вызиму, Цири попросила продолжить, только опустить постельные утехи короля Фольтеста и его сестры. «Хорошо», - согласился ведьмак. – «Когда все было сделано, пришло время беременности. А затем – ужасающим родам. И, наконец... стрыге, поистине проклятому созданию. Иные ведьмаки тоже пытались снять проклятие, исполняя приказ короля Фольтеста. Иные же стремились «случайно» прикончить тварь – в этом случае награда была меньше, но шансы на успех значительно возрастали».

«О, и иные ведьмаки попробовали свои силы?» - удивилась Цири, и Геральт подтвердил: «Да. Некоторые из нас, следовавшие на Пути в то время. Не очень многие... Стрыга прогнала тех, кто был достаточно умен, чтобы бежать, осознав, что видят перед собой, а слишком тупых, которые остались сражаться, попросту прикончила». «А как ты планировал справиться с ней?» - поинтересовалась Цири. – «Только честно». «Я хотел снять проклятие», -отвечал ведьмак. – «Ведь за это полагалась самая большая награда№». «Осмелюсь указать, что это не попадает ни в категорию умных, ни тупых», - заметила девушка, и Геральт пожал плечами, заметив: «Возможно, именно по этой причине я и получил золото».

Ведьмаки спешились, дальше вели лошадей под узлы – уж слишком по узким улочкам лежал их путь; к тому же, немало прохожих так и норовило попасть под копыта. Бросив взгляд в сторону, Цири заметила стаю ворон, терзающих какую-то падаль. «Мне кажется, или в Новиграде больше ворон, чем обычно?» - поинтересовалась девушка, ощущая некое смутное беспокойство. «Каждый раз, когда возвращаюсь, город все расширяется», - невозмутимо отозвался Геральт. – «Больше людей. Больше ворон». «Может быть», - неуверенно молвила Цири. – «Ворона в купальне действительно выбила меня из равновесия. Я почти ожидаю, что все они вот-вот начнут болтать». Геральт на всякий случай коснулся своего медальона, но не ощутил от него никаких эманаций: вороны на городских улицах оставались просто воронами, не больше.

«Они напоминают мне немного Острита, придворного короля Фольтеста», - продолжал свой рассказ Геральт, надеясь отвлечь названную дочь от тревог. – «Тот еще болтун. Он и Велерад рассказали мне, что королеву Адду и ее дочь считают умершими. Умершими и погребенными. Но принцесса восстала как проклятая стрыга. Когда появился я, ей было четырнадцать. Стрыга вынудила всех покинуть старый дворец. Слишком яростная, чтобы исцелить или убить, слишком голодная, чтобы вежливо попросить ее уйти. Мне нужно было знать больше. Я не хотел убивать ее, потому надеялся снять проклятие. «Она нападает в полнолуние?» - уточнил я у Велерада, когда мы втроем сидели в гостях у Острита. «Да», - отвечал бургомистр. – «За пределами старого дворца. А в стенах его люди гибнут независимо от лунных фаз. Но да, дворец она покидает лишь в полнолуние. Да и то не всегда». «А при свете дня нападает?» - продолжал спрашивать я. – «А жертв своих жрет?» Острит оторвался от ноги барашка, которую самозабвенно поглощал: мои вопросы окончательно испортили ему аппетит. «То жрет, то не жрет – под настроение», - поморщился вельможа. – «Одному голову откусила, некоторых выпотрошила, а иных обглодала до самых косточек. И даже из них все высосала, я слышал». «А за все эти годы кто-нибудь пытался обратиться к мудрецам там, или к чародеям?» - уточнил я. «Да, ко многим», - кивнул Велерад. – «Большинство из магов знали, как сделать на этом деньги, ели на дармовщину, да еще и на служанок залазили». «Что ж, умно», - признал я. – «Но... они по крайней мере пришли к выводу, что проклятие можно снять?» «Они вообще ни к какому общему выводу придти не могли», - хмыкнул Острит. – «Но некоторые высказали такое мнение, да. И это должно быть просто и не потребует магических способностей. Как я понял, достаточно какому-либо храбрецу провести ночь... от заката и до третьего крика петуха... у саркофага бестии».

«Провести ночь у саркофага?» - недоверчиво переспросила Цири. – «Ночь в постели с мертвой принцессой! Не для слабоков это, верно. Но этот Острит, придворный... что с ним не так? Я чувствую презрение в твоем голосе каждый раз, когда ты поминаешь его». «Он был влюблен в Адду», - отвечал Геральт. – «Эдакая безумная любовь, которая съедает тебя изнутри». «Как ты и Йеннифэр», - не удержалась девушка, но Геральт возразил: «Нет, и близко не похоже. К тому же, эта история не про нее, а про другого мужчину, который любил другую женщину. И этот мужчина, пухлый низенький Острит, был вынужден стоять в стороне и наблюдать за тем, как его возлюбленная спит с королем, собственным братом, который ей еще и ребенка сделал. Нет, Остриту я не завидую. Должно быть, он был опустошен в душе. Но это нисколько не оправдывает того, что он сделал...

В следующее полнолуние я закончил приготовления и отправился в старый дворец. Приготовил серебряный меч, выпил несколько эликсиров... когда неожиданно появился Острит с предложением тысячи оренов, и я получу их, если немедленно возьму да покину Вызиму. «Неужто ты не понимаешь?» - в отчаянии говорил он. – «Я не хочу, чтобы проклятие исчезло. И не хочу, чтобы она погибла. А ты – просто уходи. И все останется так, как прежде».

«Какое неожиданное поведение для придворного», - заинтересовалась Цири. – «И какой ему в этом был прок?» «Он хотел, чтобы стрыга продолжала мучать и вести к гибели Фольтеста», - молвил ведьмак. – «Он хотел, чтобы Фольтест испытал ту же агонию, что и он сам в те дни, когда проходил мимо королевской опочивальни и слышал радостный рев короля, остававшегося между ног своей сестры». «Думаю, ты отверг его предложение», - предположила Цири, и Геральт утвердительно кивнул: «Верно. Но во время нашего короткого разговора я выяснил, что именно Острит и создал проклятие, породив стрыгу. И он был в ответе за жизни всех, кого она успела убить». «Я знаю, что ты думаешь», - говорил мне придворный. – «Но все было не так. Я никаких заклятий не накладывал, ведь в магии я не сведущ. Лишь однажды в ярости я сказал...» Он набросился на меня с кинжалом, надеясь убить, ведь теперь я, отказавшись от денег, знал слишком много. Я ударил его, лишив сознания, а после связал и подождал немного – практически до полуночи... И услышал, как в подвалах замка заскрипела крышка саркофага. Глухой удар камня о камень. Клацанье зубов монстра... И тогда я отпустил Острита. Он был свободен, чтобы узреть ужас, который мы оба могли слышать. Свободен, чтобы понять, сможет ли он, придворный, убежать от твари, которую создал. Острит молил меня уберечь его, но я был неумолим, велев ему бежать прочь».

В доме, мимо которого проезжали ведьмаки, распахнулось окно, и на улицу лицом в грязь оказалась вышвырнута девочка. Цири мгновенно спрыгнула с лошади, прыгнула в окно; Геральт же помог девочке подняться, поинтересовался, что с ней произошло. Та пояснила, что ее просто вышвырнули, но она, Палига, хорошая девочка.

На подоконнике повис некий мужчина, отброшенный к окну ударом – Цири времени не теряла. Затем изнутри что-то полыхнуло, и из окна выпрыгнула ведьмачка, пояснив Геральту и девочке: «Некоторые ребята излишне зарвались. Я их успокоила. Не волнуйся, я никому не причинила вреда. А за что они тебя выбросили из окна?» «Думаю, Палига – карманница», - предположил Геральт, внимательно глядя на вызывающе вздернувшую подбородок девочку. – «Они думали, что она утаивает от них краденое. Решили переговорить с ней. Договорились до того, что вышвырнули ее из окна». «Это правда?» - обратилась Цири к Палиге, и та кивнула: «Более или менее. И теперь мне несладко придется с ними. Они подумают, что вы мои знакомые, и это я натравила вас на них».

«Тебе следует бежать, начать новую жизнь», - попыталась Цири воззвать к здравому смыслу Палиги, но та была непреклонно: «Не выйдет. Куда я подамся? Мне остается лишь сделать вид, что и малышке Палиге от вас досталось. Я уже проделывала такое». Разбежавшись как следует, девчонка с разбегу налетела на стену дома, ударилась об нее головой, упала без чувств.

«Новиград», - вздохнула Цири, где на безвольное тело карманницы. – «Никогда не перестает удивлять меня». «Разве?» - удивился Геральт. – «А по мне, все как обычно».

...Минут через тридцать ведьмаки добрались до купален жрицы Маерлины, и та, пригласив гостей к себе в покои, молвила: «Будет честно, если я расскажу, с чем вам предостоит иметь дело. Я так понимаю, вы, ведьмаки, можете отличить друзей от врагов. И когда приходит нужда, знаете, куда следует наносить удар. Я права?» «Ну, можно и так сказать», - осторожно согласился Геральт, и жрица продолжала: «Я – Маерлина. Для одних – жрица, для других – шлюха. Меня по-всякому называли, но, несмотря на это, намерения мои всегда оставались чисты. Некогда, давным-давно, я была повитухой. И не какой-то там селянкой, нет. Я принимала роды у принцессы Адды. Другими словами, я первая узрела ужас, который та родила. Ничто и никогда не пугало меня так. Я думала, что упаду замертво от страха, когда увидела существо, выползающее из нее. Конечно же, мастер Геральт, тебе известно, что было дальше. Стрыга. Падение замка, роспуск челяди. Я оказалась предоставлена самой себе. Самая обычная женщина, ищущая работу и пристанище. Конечно, кое-какие умения и навыки у меня оставались. Мое прикосновение исцеляет, различными способами, также я чувствую воду... Я странствовала, исцеляла коров, детей от колик, дев от нежеланной беременности. Я чувствовала воду под землей, указывала людям, где следует копать, и освободила таким образом немало глубинных источников. Люди собирались посмотреть на то, как я это делаю, и вскоре стали смотреть на меня как на пастыря, открывающего истоки и основывающего святыни, где могут они исцелиться телом и душой. Где смогут они познать самих себя, познать друг друга, следовать учениям земли и воды, плоти и крови, того, что сильно, и того, что продолжает течь...»

«Вроде как все безвредно», - согласилась Цири. – «Все на пользу, здоровья ради... И где же во всем этом кроется беда? Кто пожелал тебе зла?» «Кто-то, и хотела бы я знать, кто именно», - вздохнула Маерлина. – «Существует иная стрыга, ведьмак. Не знаю точно, где она прячется. Также не уверена, какого рода проклятие на ней. По правде говоря, я ни в чем не уверена. Но... семь месяцев назад она разнесла гостиницу, перебила немало добрых людей, все кровью залила. С тех пор крови становилась все больше и больше. Напала на отряд рыцарей Пылающей Розы, всех прикончила, а куски тел разбросала окрест. Невелика потеря, конечно, ведь все они – чванливые скоты. Прошу прощения, если вы к ним вдруг благоволите. Но хочу сказать, в тот раз стрыга сослужила нам всем хорошую услугу... А затем она вдруг показалась в одной из моих купален. Поздно ночью, когда проходила там частная вечеринка. И тогжа устроила кровавую баню, разорвав, в числе прочих, сына виконта как раз в тот момент, когда тот терял свою невинность... Виконт заявился ко мне, дрожа от ярости, но я ведь – воды, которые охлаждают, успокаивают. Несколько дней спустя он покинул мою постель, исполненный горечи. Но он казался человеком, которого оставила жизнь, и не было ему дела ни до чего, происходящего вокруг».

Развернув на столе карту Новиграда и окрестных земель, Маерлина указала ведьмакам на места, в которых происходили убийства. «Я могу заплатить 750 монет за голову стрыги», - обратилась жрица к Геральту. – «Виконт набросит еще 500, а горожане добавят 400 в сумме. Итого, 1650. Немного, но после войны туго с деньгами. Но и такие на дороге не валяются. Возьметесь?» «Необходимо подождать до следующего полнолуния», - уточнил ведьмак. – «А пока мы можем походить по округе, вопросы люду позадавать».

Геральт и Цири долго и пристально смотрели на жрицу, и та не выдержала, отвела взгляд. «Ты ведь не все нам рассказала, верно?» - уточнила Цири, и Маерлина вздохнула: «Неужто это так очевидно? Эх, я столько всего повидала, и все равно играю эдакую скромную девицу, которая стесняется сказать то, что хочет. Господа ведьмаки... быть может, если у вас остается время до полнолуния, вы сможете заняться тем, что сделал мой бедный глупый сын? Думаю, у него немало бед. Он не очень-то умен, бедняга Элид, но... он не плохой, на самом деле. И пока вы будете оставаться в Новиграде, я выделю вам комнату, и купальней можете пользоваться всегда, когда захотите».

Ведьмаки продолжали молчать, ожидая продолжения речи, и Маерлина говорила: «К обещанному я добавлю еще 350 монет. Возьметесь?» «Возьмемся, но обещать ничего будем», - молвила Цири, и жрица облегченно вздохнула, перейдя к сути просьбы: «Это проныра-придворный, Острит, оставил меня с ребенком. Но теперь-то Элид только мой. Острит давно мертв. И вы должны знать еще кое-что о моем мальчике: иногда он бывает вороной».

Рассказ жрицы Цири донельзя удивил, ибо присутствовали в нем и ее ворона, и Острит, помянутый Геральтом. Вот только девушка не ведала, какие выводы следует сделать из услышанного... и как поступить в сложившейся ситуации. «Будем поступать так, как и всегда», - пожал плечами ведьмак, когда наряду с Цири шагали они к выходу из купальни. – «Выясним, что сумеем, подготовимся и будем верить в то, что навыки спасут нас, когда все пойдет наперекосяк».

На следующий день Геральт заглянул к городскому алхимику, дабы заказать необходимые ему зелья, а после укрылся в библиотеке, штудируя бестиарий проклятых созданий. Цири же разыскала Элида на заднем дворе купальни; парнишка умом явно не блистал, но девушку узнал сразу. «Я видел тебя в воде», - заявил он. – «В воде. Ты плескалась... Я видел твою кожу, даже запретные места. Но я был вороной, вороной. А вороне позволено смотреть». «Как это – ты был вороной?» - заинтересовалась Цири, и Элид признался: «Иногда я думаю о чем-то, и это происходит на самом деле. Ты видела мою маму. Она может подтвердить это. Она умная. Я тоже умный. Он все время говорит мне об этом».

«Он?» - изогнула бровь Цири. – «Кто это – он?» «Не могу сказать», - признался юноша. – «Он – дым, он – туман, он светится, шепчет и говорит: ‘Элид, не рассказывай!’ Смотри, у меня перья на руке!» С этими словами Элид задрал рукав, продемонстрировал пораженной до глубины души Цири черные вороньи перья...

Прошел еще один день... Геральт, повстречав в Новиграде старого приятеля, Золтана, исполнил наряду с краснолюдом один срочный заказ на устранение докучливого призрака в одном из домов, а после развлекся в кабаке игрой в гвинт. Цири же вновь навестила Элида, пытаясь понять, что не так с пареньком; тот в присутствии девушки сильно смущался, старался не смотреть на нее.

И еще один миновал... Цири наслаждалась горячей ванной в купальне жрицы, а после, проведя небольшое расследование, разыскала местного негодяя, требовавшего у куртизанок платить ему процент от дохода. Геральт же пригласил Элида в кабак, чтобы выпить. «Мне нельзя пить», - расстроился паренек, на что Геральт, умудренный опытом, отвечал: «Послушай, Элид, мы все пить не должны. Именно поэтому и пьем!» «Я... не очень понимаю», - заплетающимся языком произнес Элид, уже успев пригубить пиво, и Геральт заверил его: «Еще один кубок, и точно поймешь. Или, по крайней мере, тебе станет наплевать». И действительно, вечер продолжался, и двое куртизанок присели к ним за столик, вызвав у Элида новую волну смущения. «Я не смотрю», - все повторял он, тщетно пытаясь отвести взгляд от столь соблазнительных форм. – «Не должен смотреть...»

Позже куртизанки увлекли Геральта в купальню, приготовили ведьмаку горячую ванную, и, быстро сбросив с себя одежду, занялись гостем. «Я – Текла, а она – Исса», - представилась одна из девушек, ловко раздевая ведьмака – особо и не противящегося. – «Она не любит купаться с мужчинами, а я люблю». «Верно», - подтвердила Исса. – «Не купаюсь. Но спинку потереть могу».

Геральт забрался в ванну, где уже уютно расположилась Текла, а Исса, верная слову, начала тереть щеткой спину ведьмаку. «Так ты здесь, чтобы убить стрыгу?» - весело щебетала Текла. – «Это чудовище, расправлявшееся с людьми? Но кто это, стрыга? Я не знаю ни о чем таком! Мне кажется, она – что-то вроде оборотня, но на призрак больше похожа, да? Или на кракена? Морского волка?» «А я слышала, что стрыга – это как лошадь с двумя головами», - поддержала подругу Исса. – «А вместо подков у нее – человеческие руки с сильными пальцами, которые удушат тебя, если ты неправильно ответишь на загадку».

Геральт молчал, и, похоже, блаженствовал в объятиях парочки словоохотливых куртизанок. «Мы прав?» - настаивала Текла. – «Ну хоть немножко? Что такое стрыга?» «Геральт, ну скажи нам что-нибудь», - надула губки Исса. – «Не молчи. Неужто ведьмакам нельзя разговаривать? Нам-то ты можешь сказать». «Да, я хочу узнать о стрыгах!» - закивала Текла. – «Возможно... сделаем обмен? Ты кое-чему нас научишь, а мы... научим тебя. Может, в монстрах мы и не особо сведущи, но вот в других областях – наверняка».

«Стрыга – проклятое создание», - отвечал, наконец, Геральт. – «Похожа на оборотня, но куда более сильная и здоровая. И быстрая. И яростная. Во всем его превосходит, в общем. Проклятие все усложняет, а усложненные обстоятельства всегда донельзя неприятны». «Тогда давай упростим», - с готовностью предложила Текла. – «Давай я повторю свой первый урок. Она – Исса, и она не купается с мужчинами. А я – Текла, и я купаюсь, да еще как!»

Она прильнула к ведьмаку, когда в помещении возник портал и выступила оттуда черноволосая чародейка. «Здравствуй, Геральт», - приветствовала Йеннифэр слегка побледневшего возлюбленного, а после наградила куртизанок таким испепеляющим взглядом, что они стремительно покинули ванну, и, завернувшись в простыни, бросились прочь. «Думаю, только что все усложнилось», - пробормотала Текла, бросив на Геральта, к которому Йеннифэр приблизилась вплотную, исполненный сочувствия взгляд.

«Не обращайте на нас внимания, хорошо?» - пискнула Тесла, со страхом наблюдая за скрестившими взгляды ведьмаком и чародейкой. – «Мы пойдем. Хорошо, господин? Госпожа?.. Не стоит на нас гневаться, мы просто немножко веселились в ванне. Ничего плохого не делали, не нужно нас наказывать. Мы пойдем...» «Да, идите», - отмахнулась Йеннифэр, даже не удостоив девушек взглядом.

Те выбежали за дверь; чародейка медленно прошлась по помещению, на несколько мгновений опустила пальцы в воду. «Чем обязан?» - буркнул Геральт, и Йеннифэр хмыкнула: «Хмм, простой вопрос, чтобы притупить чувство вины от своей небольшой шалости? Но не стоит. Я к тебе по делу. У меня есть работа для тебя – и для Цири». «Ты знаешь, бесплатно мы не работаем», - отозвался ведьмак. – «Просто попроси нас об услуге. Или хочешь нас нанять?.. Это странно». «А почему нет?» - изогнула бровь чародейка. – «Мне нужна ваша помощь в нахождении весьма редких ингредиентов. Не знаю никого, кто справился бы лучше с этой задачей. Я должна была прийти... К тому же, я так скучала по Цири! Она ведь и моя маленькая девочка, не забыл? Нечестно, что она все время проводит с тобой».

Приблизившись к Геральту вплотную и заглянув ему в глаза, Йеннифэр прошептала: «Встретимся завтра вечером. Расскажу тебе детали. Давай – зови назад своих девочек. Они подслушивают под дверью, донельзя напуганные, но страшно интересующиеся тем, что здесь происходит». «Ты что, собираешься просто так взять и уйти?» - выдавил Геральт. – «Останься...» «Нет, у меня есть другое дело», - отвечала чародейка. – «Увидимся».

С этими словами она вышла из купальни. Помедлив, Геральт забрался обратно в ванну, погрузился в невеселые раздумья о сложной природе их отношений с Йеннифэр... Двери приоткрылись, Тесла и Исса несмело заглянули в помещение, но ведьмак взмахом руки отослал их прочь – сейчас он хотел побыть один... Неожиданно ощутил он, как вода стремительно нагревается, и, осознав, что Йеннифэр не так просто касалось поверхности ее, выпрыгнул из ванны, и вовремя – вода закипела...


Поутру Цири и Геральт проследовали в покои Маерлины, и осведомился ведьмак: «Будь с нами откровенна. Если ли какая-то связь между Элидом и стрыгой? Говори». «Нет, я не знаю ничего об этом», - покачала головой жрица. – «И мне хочется верить, что это действительно так. Мой сын, конечно, простоват, но он хороший мальчик... Но я заметила, что он поздно ночью с кем-то тайно встречается. Я проследила за ним однажды, пытаясь выяснить, с кем именно. Но никого не заметила. Он обращается к пустоте, к теням, к тьме».

«Он говорит сам с собой», - молвила Цири. – «Это... неудивительно». «О, я бы действительно предпочла так думать», - согласилась Маерлина, - «что он просто простак, даже немного не в себе. Но даже если я видела, что там никого не была, я слышала шепот – мужской голос». Цири нахмурилась, призадумалась, после чего обратилась к Геральту: «Очевидно, что Элид что-то скрывает. Но он не скажет этого мне, как бы ни была я с ним добра и мила. И тебе, Геральт, не скажет – даже за всю выпивку и всех куртизанок Новиграда».

«Согласен, обычно я иные расследования провожу», - признал ведьмак. – «Обычно я иду по следу монстра, по запаху, или же находится какая-нибудь маленькая крыса, из которой я могу выдавить нужные сведения...» «Не причини вред моему сыну!» - ужаснулась жрица, заметно побледнев, но Геральт заверил ее, что даже не собирался.

«Маерлина, у меня один вопрос», - начала Цири. – «Элид... он действительно сын Острита? Похоже на слишком очевидное совпадение». «Какое еще совпадение?» - озадачилась хозяйка купален. Цири и Геральт переглянулись, после чего осведомился ведьмак: «Острит... Ты знаешь, что с ним случилось?» «Нет», - покачала головой Маерлина. – «Но я знала, на что он был способен. Помню, прихватил где-то драгоценности, после чего бежал то ли в Понт Ванис, то ли ко двору иной державы, где пытался доказать, что куда более значим, чем было на самом деле, в то же время развлекаясь со служанками... Также я слышала, что стрыга прикончила его. Но не знаю наверняка».

«Стрыга действительно прикончила его», - подтвердил Геральт. – «Я решил снять проклятие. Острит предложил мне золото – стрыга должна жить, а кошмар Фольтеста – продолжаться. Именно Острит сотворил проклятие, приведшее это создание в мир. Просто из лютой ревности. Видишь ли, он любил королеву Адду, ненавидел ее любовника, брата и короля. Но в конце Острита растерзал тот самый монстр, которого он создал. Хотел бы я сказать, что пытался спасти его... но этого не было, потому что я и пальцем не пошевелил. Не видел причины делать это... Я сразился со стрыгой. То стало для меня одним из самых сложных противостояний. Походило на сражение со стремительной кирпичной стеной, обладающей острыми когтями и мускулами, как у быка... Мне стоило больших трудов просто оставаться в живых. А затем, как я и планировал, я укрылся в саркофаге монстра, где оставался до самого рассвета, до третьего крика петуха. Проклятие исчезло, и девушка приняла свое истинное обличье... Останки Острита я заметил во дворе замка. Их либо забрали люди Фольтеста, которым было приказано убрать любые свидетельства пребывания здесь стрыги, либо крысы сожрали».

На лице Маерлины отражался гнев: ведьмак ее чувств не щадил... «Весемир всегда говорил, что стрыг освободить от проклятия донельзя тяжело», - нарушила воцарившееся было молчание Цири. – «Теперь я знаю, что это так». «Когда ты молод, то пускаешься во все тяжкие», - философски заметил Геральт. – «Амбиции управляют твоими действиями, заглушая рассудок. Но теперь я знаю, как рискованно делать подобное. И второй раз на такое бы не пошел».

«То есть... вы не возьметесь за заказ?!» - изумилась Маерлина, и Геральт отрицательно покачал головой: «Нет, возьмем. Просто не станем пытаться снять проклятие. Прикончим ее, и все на этом». После чего, простившись со жрицей, ведьмаки направились к выходу из купален...


...Вечером следующего дня Цири спешила к таверне, где наряду с Геральтом должна была встретиться с Йеннифэр. Однако на пути возникло несколько досадных недоразумений – изрядно подвыпивших завсегдатаем сего заведения. Один из них, поглупее других, попытался лапнуть Цири за зад, и сразу же получил кулаком в лицо. Девушка, не обнажая меч, в одиночку противостояла троице недоумков, а названные родители с умилением наблюдали за ней через оконце таверны. «Дерется, как мужлан в пивнухе», - заметила Йеннифэр. – «Такое будущее ты считал правильным для нашего ребенка?» «Чего?» - озадачился Геральт, не желая продолжать эту скользкую для него тему. – «Да посмотри, она отлично справляется... еще и удовольствие получает».

Чуть позже Цири присоединилась к ведьмаку и чародейке, пожаловалась на то, что, возможно, в потасовке палец сломала. «У меня для вас заказ», - незамедлительно перешла к делу Йеннифэр. – «Дело весьма срочное. Лучшая половинка короля Ковира Танкреда желает ребенка. И готова заплатить мне целое состояние за помощь». «Может, ей стоило мужа попросить», - ухмыльнулся Геральт, и Цири идею поддержала: «Наверняка дешевле бы вышло...»

«К несчастью, она бесплодна», - пресекла ухмылки ведьмаков Йеннифэр. – «Думаю, я могла бы помочь ей, но мне необходимы некоторые ингредиенты. И я хорошо заплачу, если вы согласитесь отыскать их». «Но на данный момент мы и так исполняем заказ», - напомнила чародейке Цири. – «На стрыгу». «Осмелюсь заметить, ваша часть той суммы, которую предложила королева, многократно превысит жалкие крохи, которые наскребли местные обыватели», - процедила Йеннифэр. – «Мне нужно лишь несколько трав да яйца виппера – только и всего».

«У меня нет ни малейшего желания как яйца виппера искать, так и по лугам порхать в поисках цветочков», - продолжала противиться Цири. – «Мы здесь, чтобы охотиться на стрыгу. И именно этим мы и продолжим заниматься». «Цири, ты – ведьмачка», - напомнил девушке Геральт. – «Здесь вопрос не славы или вызова. Ты делаешь то, что делаешь, ради денег. Выбери то, где платят больше». «Хорошо», - после недолгих раздумий согласилась Цири. – «Пусть будет по-твоему».


На следующее утро Геральт и Цири оседлали лошадей и в сопровождении Йеннифэр покинули купальни, сообщив отчаявшейся Маерлине, что вынуждены заняться одним донельзя срочным делом. Вскоре Новиград остался далеко позади, но Цири пребывала в весьма угрюмом настроении. Геральт попытался подбодрить ее, предложив заняться яйцами виппера, в то время как сам он отправится за травами, но Цири лишь безразлично буркнула: «Хорошо».

«Я думала, вы займетесь этими задачами вместе», - заметила Йеннифэр, на что Геральт лишь отмахнулся: «В том нет нужды. Цири справится с виппером, даже будучи пьяной и с повязкой на глазах».


...На ночь остановились на придорожном постоялом дворе. Йеннифэр нежилась в горячей ванне, когда в помещение заглянул Геральт, ощутивший ментальный зов чародейки. Та, указав ведьмаку на губку, велела потереть ей спину, и ведьмак, вздохнув, молча приступил к исполнению задачи. «Есть лишь одно, что превосходит горячую ванную в конце долгого дня, проведенного в пути», - промурлыкала Йеннифэр, блаженствуя, и, не дождавшись ответа, осведомилась: «Не спросишь, что именно? Или каким-то образом ты выучился читать мои мысли?» «Нет», - отозвался ведьмак. – «Просто запомнил кое-что, случившееся недавно. В конце долгого дня, проведенного в пути, горячая ванная хороша, а горячая ванна вкупе с охлажденным в погребке сидром – еще лучше». Йеннифэр звонко рассмеялась, плеснула в Геральта водой...

Выйдя в большой зал таверны, Геральт заметил Цири, играющую в гвинт с тремя завсегдатаями, и те, судя по хмурым физиономиям, проигрывали. Приблизившись к хозяину-гному, ведьмак попросил кувшин холодного сидра, на что тот расхохотался да разразился тирадой: мы, дескать, придорожный постоялый двор, а не придворная кухня со столь изысканной выпивкой в погребах...

«Геральт!» - прозвучал в разуме ведьмака возмущенный голос Йеннифэр. – «Да не у хозяина! Винный мех с сидром – в одной из моих седельных сумок!» Геральт устремился во двор, отыскал помянутый мех... а в иной сумке обнаружил травы, поисками которых они – предположительно – занимались. Ведьмак нахмурился: наверняка яйцо виппера тоже где-то здесь...

Когда он вернулся в зал таверны, Цири уже закончила игру, и противники ее, не желавшие расставаться с выигрышем, в беспамятстве валялись на полу. Юная ведьмака, донельзя довольная собой, пересчитывала монеты, проходящему мимо Геральту бросила: «Знаю – Йен не одобрит». Ведьмак улыбнулся, кивнул, проследовал в комнату Йеннифэр; та уже выбралась из ванны и, похоже, была недовольна.

«Долго ты», - бросила она. – «Вода остыла». Вместо ответа Геральт опустил на столик седельную сумку, сдержанно поинтересовался: «Могу предположить, что здесь находятся ингредиенты для супруги короля Танкреда?» «Ты должен был принести мне сидр, а не рыться в моих сумках», - разозлилась чародейка, и Геральт отвечал: «Решилась на отчаянный шаг, чтобы уберечь Цири от стрыги? Наняла нас, чтобы предотвратить сражение с монстром». «Это так удивительно?» - подбоченилась Йеннифэр. «Нет», - покачал головой ведьмак. – «Просто удивлен, ты что не сказала нам этого прямо».

Поднимаясь по лестнице, Цири услышала голоса названных родителей, доносящиеся из комнаты чародейки, остановилась, прислушиваясь. «А затем?» - восклицала та. – «Давай откровенно: если бы я попросила вас оставить стрыгу в покое, вы бы послушались?» «Дело в том, что ты даже не попробовала», - отвечал Геральт, и Йеннифэр хмыкнула: «Дело в том, что я слишком хорошо вас двоих знаю. Ты бы пробормотал что-то нечленораздельное, не подтверждая и не отрицая мою просьбу, а Цири разразилась бы тирадой о том, что я отношусь к ней как к ребенку и не верю в ее навыки».

Вздохнув, Цири продолжила путь по коридору, ступила в свою комнату, принялась собирать в суму пожитки, намереваясь как можно скорее покинуть постоялый двор. В открытое окно залетела ворона, уселась на подоконнике... а в следующее мгновение обратилась в Элида. «Ты злишься», - выдавил парнишка. – «Никогда не видел тебя злой прежде». «Почему ты решил, что я злюсь?» - поинтересовалась Цири, и Элид пожал плечами: «Я вижу, когда люди злятся. Воздух вокруг них изменяется. Становится цвета заходящего солнца».

«Они не были честны со мной», - выпалила Цири, сама не зная, зачем. – «Они солгали. Для них я так и осталась маленькой девочкой. Они не думают обо мне, как о взрослой. И с меня хватит». «Думаешь, станут думать, если ты будешь летать?» - спрашивал Элид. «Нет», - отвечала Цири. – «Но голова стрыги... Уверена, если я принесу ее им, они перестанут тревожиться за меня». «Стрыги ужасны!» - на лице парня отразился неподдельный страх. – «Ты совершаешь глупость, отправляясь на охоту в одиночку!» Цири помедлила, после чего опустила суму на пол, и, обернувшись к Элиду, молвила: «Ты прав. Это было глупо с моей стороны». Паренек счастливо заулыбался...

...Позже Цири спустилась в большой зал, где дожидались ее Геральт и Цири. Трон заняли места за одним из столиком, подозвали гнома, дабы заказать ужин. Ведьмаки попросили приготовить им ягненка, а также поставить эля, Йеннифэр ограничилась супом из щавеля. Дождавшись, когда хозяин удалится, Цири обратилась к Геральту, деловито поинтересовавшись: «Так, напомни-ка мне о стрыге... Ты позволил ей преследовать тебя, тем самым измотав, затем нанес несколько раз серебряным мечом и закрылся в ее саркофаге?» Йеннифэр недовольно нахмурилась, переводя взгляд с Геральта на Цири: неужто эти двое успели сговориться за ее спиной?..

«В принципе, верно», - осторожно отвечал ведьмак. – «Но сейчас-то у нас другой заказ, и мы должны сосредоточиться на его выполнении». «Мне просто интересно», - пропела Цири - сама невинность. «Еще кое-что – помимо беготни, серебра и ночи в саркофаге», - продолжил Геральт. – «Я был зол. Сосредоточен и исполнен ярости. Жаждал убить эту тварь, и она это знала. И знала, что я могу это сделать. Мой гнев – я испугал ее». «Интересно», - тихо молвила Цири, размышляя. «Неужто нам больше поговорить не о чем?» - прервала тревожащую беседу ведьмаков чародейка. – «Разговоры о стрыгах меня утомляют».

В этот момент гном принес ужин, поставил тарелки на стол. Йеннифэр сотворила заклятие, обратив суп из щавеля и изысканное блюдо. Конечно, не более, чем иллюзия, но чародейке хотелось думать, что ужин ее более разнообразен, нежели на самом деле.


...На следующее утро Цири оседлала лошадь, заявив вышедшим ее провожать Геральту и Йеннифэр: «К сожалению, випперов в округе нет. Но, говоря, видели одного в болоте к северу, близ Роггевеена. Вернусь от силы через несколько дней».

Чародейка просила названную дочь сохранять осторожность, и долго смотрела ей вслед. «Ты должен был поехать с ней», - молвила Йеннифэр, обращаясь к Геральту, и тот устало вздохнул: «Давай не будем начинать снова. Выбрось из головы, с ней все будет в порядке. И вообще, это все твоя вина. Тебе не следовало прибегать к подобному замыслу. И самое главное, не следовало лгать».


...На следующем же перекрестке Цири направила лошадь по дороге, ведущей к Новиграду, а, прибыв в город, устремилась в таверну в одном из бедных кварталов. И вновь у входа пришлось ей кулаками доказывать местным забулдыгам свое право на посещение столь злачного места. Посетители оного недобро воззрились не изящную девушку, проследовавшую к свободному столику и потребовавшему у подавальщицы пинту эля.

«Свободная комната есть?» - осведомилась Цири, и подавальщица кивнула: «Да, есть несколько наверху. Но сама видишь, какие у нас посетители, а к ночи становится еще хуже. Если бы я оставалась здесь, то вовсе бы не заснула». «Да, я через все это уже прошла», - вздохнула Цири. – «Похотливые взгляды, зазывания, мордобой. Что одинокой девушке делать в этом городе? Куда направиться?» «О, есть места, довольно уютные», - обнадежила гостью подавальщица. – «Если подождешь, пока я закончу работать, покажу тебе одно из них».

Цири с радостью согласилась, и спустя несколько часов следовала за подавальщицам по ночным улочкам Новиграда. Как оказалось, в одну из роскошных купален. «Ими владеет моя подруга», - сообщила подавальщица Цири, когда оказались они внутри. – «Я сейчас найду ее и познакомлю вас. Уверена, она тебе понравится. И ты ей, конечно же! Но не жди нас. Ныряй».

Цири не преминула последовать совету, разделась и готовностью опустилась в одну из горячих ванн. Чуть позже подавальщица вернулась в сопровождении девушки с длинными волосами цвета воронова крыла. «В городе ходит слух о том, что задала ты Фредду и его маленьким засранцам хорошую взбучку», - улыбнулась она. «Не знаю имен всех местных бездельников, но, допускаю, что так и было», - согласилась Цири.

«А ты в принципе не любишь компании, либо исключительно мужиков, которых сложно переваривать?» - осведомилась девушка, и Цири вздохнула: «Обычно я компании не избегаю. Но по какой-то причине сегодня с мужиками иметь дело не хочу». Девушка кивнула, и, ловко сбросив одежды, погрузилась в соседнюю ванну; подавальщица же выскользнула из помещения.

Несколько часов спустя двое мирно болтали, совершенно расслабившись и позабыв обо всех заботах. «Но как твое возможно?» - спрашивала ведьмачка. – «То есть, ты ведь так молода... и у тебя уже такое заведение...» «Я просто наставляю тех, кто работает здесь», - отвечала девушка. – «Купальня принадлежит моей матери. Она сказала, что если я буду оберегать от глупостей люд, то меньше вероятность того, что я наделаю глупостей сама». «Хм, звучит знакомо», - хмыкнула Цири. – «Моя мама все время хочет уберечь меня от опасности. Но, похоже, у нее это получается хуже, чем у твоей, потому что я то и дело во что-то да вляпываюсь».

«Ты о Фредде и его дружках?» - усмехнулась девушка. – «Они заслужили взбучку. Так же, как и тот, кто вскоре ее получит...» «Это ты о ком?» - уточнила Цири, и собеседница ее изменилась в лице – казалось, с трудом сдерживает подступающие слезы. «Убийца...» - выдавила наконец она. – «Мой отец. Безжалостный человек. И я к нему жалости не проявлю». Цири просила девушку позволить ей помочь, однако та ответила категорическим отказом: «Я сама должна решить эту проблему». «Я понимаю», - молвила Цири. Действительно, подобные личные проблемы следует решать сугубо самостоятельно – они и знаменуют взросление, и порой - уход из-под опостылевшей опеки.

Вернувшись в зал, подавальщца обратилась к Цири, заявив, что рассказала своей матери все о своей новой знакомой, и та согласилась приютить ведьмачку у них дома на несколько дней. Обнявшись на прощание с дочерью хозяйки купальни, две девушки покинули оную, и вскоре добрались до домика, проживали в котором подавальщица со своей матерью. Последняя радушно встретила Цири, провела ее в подготовленную для девушки комнату.

Но не успела Цири осмотреться, как в окно влетела ворона, обратившаяся в Элида. «Следишь за мной, Элид?» - улыбнулась ведьмачка. – «А-я-яй!» «Почему ты вернулась?» - улыбнулся паренек, и Цири отвечала без обиняков: «Я должен прикончить стрыгу». На лице Элида отразился ужас, по щекам потекли слезы. «Это ужасное чудовище!» - восклицал он. – «И оно жаждет крови! Опасность! Огромная опасность...» «А я – ведьмачка», - напомнила юнцу Цири. – «Я должна позаботиться о чудовище. Я убью его, или же погибну сама». «Но ты не должна... даже пытаться!» - настаивал Элид. – «Не должна, и все! Я... не хочу, чтобы ты это делала». «Не тревожься, Элид», - попыталась обнадежить ночного гостя ведьмачка. – «Со мной все будет хорошо».


...Позже сей же ночью ворона покинула Новиград, разыскала в дикоземье заброшенный хутор, уселась на покосившийся забор, хрипло закаркала. Из-за развалин хижины показалась мертвая фигура в истлевших одеяниях, и ворона, обратившись в Элида, обратилась к ней: «Элиса, я знаю то, что должен сказать тебе». «Ты не должен был приходить сюда», - хрипло проскрежетала нежить. – «Никогда. Чего ты хочешь?»

«Сестренка, дорогая сестренка... ты разгневана», - сокрушенно говорил Элид. – «Но не нужно быть такой, не нужно! Я просто не хочу... чтобы ты причиняла ей вред. Ты не можешь! Не нужно даже думать о подобном». «Кому не причиняла вред?» - уточнила нежить. «Цири!» - выкрикнул паренек. – «Ведьмачке! Она хочет придти сюда!»

Нежить долго молчала, после чего уточнила: «Она явилась в город, чтобы покончить со мной?» «Да! Да!» - закивал Элид, но осекся, затряс головой: «То есть... нет! Стрыга! Ох, все так запутано, у меня голова болит! Тебе нужно где-то хорошо спрятаться. Не показываться, оставить ее. Нечего вам двоим связываться друг с другом». Нежить пришла в ярость, прошипела: «Запомни – она охотится на мне подобных и убивает их, потому – никаких сделок с ведьмаками. Если она или ее сородичи явятся сюда, я перебью их».

Она устремилась прочь, а Элид еще долго сидел на заборе, пребывая в весьма расстроенных чувствах...


Отыскав поутру Цири за пределами городских стен, Элид с надеждой поинтересовался, не изменила ли ведьмачка свои намерения. «Нет», - покачала головой Цири. – «Но не тревожься, я сейчас занята сбором трав, которые необходимы мне для зелий. И приготовлю столь эффективные эликсиры, что справиться со мной не сумеют даже пятеро стрыг разом».

Обратившись в ворону, Элид сорвался с места, устремился прочь, а Цири проследила взглядом направление его полета...


Тем временем Геральт и Йеннифэр наслаждались обществом друг друга. Покинув поутру постоялый двор, ехали через лес, остановились у озерца. Сбросив одежды, чародейка плескалась в воде, Геральт же отказался сделать то же самое, остался на берегу, вздремнул.

А когда пробудился, к неудовольствию своему заметил в озерце рядом с чародейкой некоего юнца. «Геральт, это...» - Йеннифэр замялась. «Джарвис», - услужливо подсказал ей ведьмак, и женщина с готовностью подтвердила: «Эээ... точно, Джарвис. Он идет в Роггевеен из Хагге, и я предложила сопроводить его в пути». «Мы договорились с Цири, что станем ждать ее здесь», - хмуро произнес Геральт, всем своим видом выказывая недовольство. – «Роггевеен далековато. Неизвестно, какой путь она изберет, возвращаясь». «Неважно», - отрезала Йеннифэр, выбравшись на берег и одеваясь. – «Сказать по правде, я устала ждать. Нам не повредит небольшая прогулка. И мы обязательно вернемся сюда еще до того, как появится Цири с яйцами виппера, или же чуть позже».

Отойдя подальше от юнца, Геральт отчеканил: «Даже представить не могу, почему ты делаешь это!» «Молодому человеку нужна помощь», - обезоруживающе улыбнулась Йеннифэр, наверняка не простив возлюбленному его шалостей с двумя девицами в купальне. – «Не следует бросать его одного, верно?»

Геральт и Йеннифэр сопроводили юношу до ближайшей развилки, а после чародейка велела «Джарвису» продолжать путь самостоятельно. «Ты ведь и не собиралась дальше странствовать со мной?» - с неподдельной обидой вопросил парень, и, кинув в сторону Геральта, молвил: «Он ведь ведьмак, верно? Вся жизнь исполнена опасности. Он может взять да уйти – сегодня, завтра... Неведомо, когда боги призовут его». «Все так, но это ничего не меняет», - отвечала Йеннифэр. Юноша еще долго смотрел вслед удаляющейся странной парочке...

Зарядил проливной дождь, и двое остановились на первом же постоялом дворе, мимо которого проезжали. Йеннифэр приказала хозяйке приготовить ей горячую ванну, с удовольствием в нее погрузилась. Геральту же все не давал покоя один вопрос. «Что это было с Джарвисом?» - вновь и вновь спрашивал он. «Ты отказался искупаться со мной», - отвечала чародейка. – «А я не терплю отказов... Думала, ты это уже успел запомнить».

Вздохнув, Геральт принялся раздеваться... когда в оконце их комнаты залетела ворона. Заинтересовавшись, Йеннифэр выбралась из ванны, подошла к птице. «Цири!» - каркнула та. – «Она собирается охотиться на стрыгу. Охотиться на такой ужас! Опасность, опасность, опасность!»

Йеннифэр произнесла заклинание, и ворона обратилась в Элида, лишь взглянувшего на обнаженную чародейку и тут же в ужасе закрывшего лицо руками. Впрочем, сейчас Йеннифэр волновали куда более важные вопросы, а не собственная нагота. «Откуда знаешь про Цири?» - бросила она, и отвечал Элид: «Она сказала мне, а я сказал этого не делать. Что она не может! Но она упрямая!» «В отца», - чародейка наградила ведьмака испепеляющим взглядом. «Сделайте что-нибудь!» - настаивал Элид. – «Вы должны! Вы должны забрать ее! Приведите ее сюда, в безопасность!» «Успокойся, Элид», - молвил Геральт. – «Конечно же, мы отправимся за ней».

Но теперь и Йеннифэр была в состоянии, близком к панике. «Говорила тебе, не следует отпускать ее одну!» - восклицала она. – «Но нет... и ты... ты исподволь направил ее по этому пути! Разжег ее воображение рассказами о своих великих подвигах!» «Успокойся и ты», - прервал ее стенания ведьмак. – «В оставшееся время мы успеем и до города добраться, и обратно вернуться. Проклятые стрыги выходят из убежищ в полнолуние. У нас еще неделя в запасе до того, как она появится вновь».

«Но... я видел ее вчера», - встрял Элид. – «Стрыгу. Вчера ночью. Она была чудовищем... затем девушкой... затем снова чудовищем». «Он описывает не стрыгу», - озадаченно нахмурилась Йеннифэр, но Геральт лишь пожал плечами: мол, доберемся до места, там и поглядим.


Как следует подготовившись к предстоящему сражению, под покровом ночи Цири покинула Новиград, устремившись к полуразрушенной хижине на отшибе. Обнажив клинок, ступила в дверной проем... где и была атакована нежитью. К удивлению ведьмачки, тварь оказалась весьма стремительна: увернулась от удара, она схватила с земли камень, швырнула его Цири в голову, а после умудрилась полоснуть девушку острыми когтями.

Задохнувшись от боли, Цири пала наземь, а нежить нависла над ней, дабы расправиться с дерзкой ведьмачкой... Неожиданно на спину твари опустилась ворона, начала клевать, драть когтями плоть... Тварь отмахнулась... и, заметив скачущих во весь опор по направлению к хижине ведьмака и чародейку, предпочла стремительно ретироваться.

Йеннифэр спрыгнула с лошади, бросилась к израненной, остающейся без сознания Цири. Та выглядела донельзя плохо, жизнь едва теплилась в ее теле. Йеннифэр исцелила самые тяжелые раны девушки, но растерзанное горло той выглядело ужасно. «Там уже гниль», - в отчаянии бросила чародейка, обращаясь к Геральту. – «Никогда не видела ничего подобного. Геральт, у меня не осталось сил продолжать, сейчас я больше не смогу ей помочь. Мы должны перенести ее куда-то, где тепло и безопасно».

Ведьмак кивнул, бережно поднял названную дочь на руки; оседлав лошадей, они устремились к близлежащему селу, проследовали на постоялый двор. «Комната, горячая вода и чистая ткань», - молвил Геральт, и испуганный трактирщик немедленно бросился исполнять волю гостя.

Ступив в предоставленную им комнату, Геральт опустил Цири на кровать, Йеннифэр начала рвать принесенную трактирщиком ткань на лоскуты, дабы промыть раны Цири и перевязать их. Ведьмака она отправила за своей сумкой со снадобьями, коя осталась приторочена к седлу лошади. Геральт выступил во двор, отыскал сумку... когда ощутил чье-то присутствие. Похоже, кто-то скрывался во тьме ночной, внимательно наблюдая за ним...

Впрочем, времени играть в прятки у Геральта не было, да и желания тоже, потому, вернувшись в комнату, он передал сумку чародейке, обратив внимание на ворону, сидящую на подоконнике; из глаз птицы лились слезы – человеческие. Похоже, Йеннифэр пребывала в полнейшем отчаянии. «Я должна подумать, я должна...» - лепетала она. – «Гниль, я не понимаю, откуда... И она вся горит, что очень опасно...» Резко обернувшись к замершему у нее за спиной Геральту, чародейка воскликнула: «Ты мне мешаешь, Геральт! Позволь мне сделать то, что я смогу. Мне нужно пространство... чтобы подумать, чтобы понять... а не нянька, которая станет заглядывать мне через плечо. Пожалуйста... уйди куда-нибудь, а?»

Ведьмак молча кивнул, и, выйдя из комнаты, спустился в таверну, заказал пива...


Сей же ночью ворона вернулась к полуразрушенной хижине, обратилась в юношу. Тот с тревогой подступил к монстру, бывшему некогда его сестрой, сбивчиво загомонил, выражая сожаление... «Заткнись, Элид», - проскрипела Элиса. – «Надо же, озаботился, да? Так же озаботился, как и о своей ведьмачке? Я же сказала тебе держаться подальше! От них – от ведьмаков! Они не друзья нам так же, как не были друзьями нашему отцу! А этот беловолосый, он...»

«Эли, ты говоришь о мертвых», - возразил Элид. – «Какое это имеет значение теперь?» «Если бы отец наш остался в живых, наши жизни никогда бы не стали такими!» - отрезала Элиса, и юноша молвил: «Но наш папа – теперь он туман. Туман, который говорит мне, что я умен, что должен думать. И я так и поступаю. Он же поступил неправильно, Эли, и умер поэтому. Но нам-то нет нужды умирать!» «Прекрати!» - взвыла Элиса, схватившись руками за голову. – «Я не хочу ни о чем вспоминать! Не хочу!» «Но вспомнишь!» - постановил Элид. – «Я заставлю тебя вспомнить! От рук твоих гибнут люди! Все из-за тебя, ведь это ты сделала выбор! Ты сделала выбор за нас обоих!»

...Тогда, несколько лет назад, в год Третьей Войны с Нильгаардом, нищета, голод и разруха царила на Ничейных Землях. Их бабушка занедужила, и пока Элид оставался у кровати ее, Элиса вышла из хижины наружу, присела на лавчонку у двери... когда заметила незнакомого мужчину. Тяжело опираясь в сук, тот – израненный, окровавленный, в изорванной черной одежде, - едва передвигая ноги, шел через деревню. «Откуда ты идешь, добрый человек?» - не удержалась девочка, и нильф, обратив к ней взор, отвечал: «С запада. Я лигу прошел, а может, и того больше. Там, на расстоянии трех долин отсюда, произошло большое сражение, и много людей погибло...»

С этими словами солдат устремился прочь, а Элиса бросилась в дом, принялась рыться в сундуке, куда сложены были их вещи. Вытащив заплечный мешок, девочка приказала брату следовать за ней, бегом бросилась прочь из деревни – в западном направлении. Остановилась лишь у самого поля брани, где земля была устлана мертвыми, изуродованными телами; настроение у Элисы было преотличное. Элид же ужаснулся, наотрез отказался продолжать путь, весь всем известно о призраках, витающих над подобными местами. «Нет никаких призраков, но ночью наверняка появится зверье», - постановила Элиса. – «Давай же! Нам нужно убраться отсюда до заката!»

С этими словами она приняла деловито обыскивать мертвые тела, собирая украшения и ценные вещи. Элид же, отыскав на земле котомку с хлебом, принялся жевать, опасливо косясь на сестру. Утолив голод, мальчуган приблизился к телу солдата, из шеи которого торчала стрела, принялся стягивать с пальца его перстень... «Молю тебя, не забирай его», - неожиданно прохрипел солдат, оказавшийся – к ужасу Элида – не столь мертвым, как ему показалось. – «Он принадлежал моему отцу, это все, что он оставил мне. Я поклялся, то перстень останется со мной, когда однажды я присоединюсь к нему в ином мире».

Сорвав перстень с пальцам умирающего, Элид бросился прочь, к сестре, которая деловито хлопотала над очередным трупом. «Нашла несколько золотых зубов», - бросила она. – «По крайней мере, мне кажется, что они золотые... а еще пару добрых сапог. Вот только, боюсь, ничего съестного. А ты нашел?» «Да», - признался мальчуган, потупившись. – «Но уже все съел...» «Где твоя совесть, Элид?!» - взорвалась Элиса. – «А мозги где? Ты и так толстый! И всегда был таким! А мне что есть? И твоей любимой бабуле?»

Размазывая по лицу злые слезы, Элиса на глазах у потрясенного брата отрезала кусок предплечья у одного из тел, принялась жевать. «Что ты творишь?!» - выдохнул Элид, и отвечала Элиса с нескрываемым вызовом: «Я голодна! А ему это уже безразлично!»

Вскоре на поле брани появились мертвяки, принявшие лакомиться еще не успевшими остыть телами, и Элиса, набрав в заплечный мешок человеческого мяса, схватила брата за руку, и двое бросились бежать в направлении деревушки. «Элид, а знаешь, что у меня в мешке?» - игриво бросила Элиса. «Не знаю», - покачал головой паренек. – «И знать не хочу, Эли. Я не дотронусь до этого, нюхать не стану, и не съем...» «Поглядим, поглядим», - хихикнула сестра, не забыв на ближайшем лугу набрать трав, перебивающих при добавлении в пищу неприятные запахи и вкус...

...Этим же вечером Элиса приготовила целый котел похлебки, не забыв насыпать туда измельченных трав. «Когда я увидела ту несчастную лошадь, мне было так больно наблюдать за ее страданиями!» - говорила она улыбающейся бабушке, а Элид угрюмо молчал, склонив голову. – «Я должна была оборвать их, иначе никогда бы себе этого не простила! Видишь, судьба благосклонна к тем, кто помогает другим, даже если это просто животные!»

Бабушка и Элид приступили к трапезе; чарующий запах похлебки привлек к себе внимание иных селян, и те столпились у окна хижины. «Что ты готовишь, Элиса?» - осведомился один из них. – «Так вкусно пахнет из твоего котла». «Эли нашла мертвую лошадь!» - с гордостью просветила собравшихся бабушка. «Не мертвую, а умирающую!» - возразила девочка. – «Не знаю, откуда она взялась, но животное страдало. Я избавила его от страданий. Хоть лошадь и тощая была, но мяса все же достаточно набралось».

Селяне ступили в хижину, сжимая в руках пустые плошки, умоляюще глядя на Элису; Элид уселся в уголке, отрешенно вертя в руках перстень. Видя, что сама девочка предлагать им похлебку не спешить, селяне начали злиться. «Слишком уж большой котел для вас троих!» - воскликнула одна из деревенских женщин. – «Не помешало бы поделиться, ведь все мы чем-то делимся в эти дни войны». Остальные зароптали, поддерживая ее.

«Как же, делитесь», - нахмурилась Элиса, скрестив руки на груди. – «Горсть репы, жалкая картошка, наполовину гнилые кабачки. Ни кроликов вы в силки не ловили, ни псов не убивали, чтобы мясо к обеду было. Вот сегодня я взяла да вышла на охоту. И то, что принесла, принадлежит мне – точнее, мне и моим родичам». «На охоту, надо же!» - фыркнула женщина. – «Мы все прекрасно слышали, девонька. Несчастная лошадь, которую ты нашла и прикончила. Она даже опасности тебе никакой не несла». «Ну же, Эли», - взмолился пожилой селянин - старейшина. – «Мы же здесь все в одной лодке, и долгие годы жили по соседству с твоей бабушкой. И не поделиться с нами... это не по-соседски!»

«А мне наплевать на соседство», - зло прошипела Элиса. – «Много оно добра принесло за эти месяцы, можно подумать. И я собираюсь утолять голод не несколько дней, а всю неделю. И не буду полагаться на вашу доброту. Немного храбрости – и еду можно раздобыть!» С этими словами девочка выхватила кинжал, сунув его под нос струхнувшему селянину.

Неожиданно ворона, доселе мирно сидевшая на плече у старейшины сорвалась с места, выхватила из рук Элида перстень, вернулась в хозяину. «Это мое!» - вскинулся мальчуган, бросившись за птицей, и нечаянно толкнул сестру, которая выронила кинжал. Селянин нагнулся, поднял оружие, повертел в руках перстень, сокрушенно вздохнул: «И это вы тоже просто нашли, да? Ох, детки, не стоило вам туда ходить: в место, где люди сражались друг с другом с ненавистью и яростью. Вы ходили среди мертвецов, забрали у них эти вещи...»

«Нет! Он был жив, когда я взял это!» - не сдержавшись, выпалил Элид, и старейшина назидательно заявил, обращаясь к мальчугану: «Они по праву должны были это забрать с собой в иной мир. А вы думали лишь о том, чем бы разжиться, как бы набить свои животы. На плечах ваших – тяжелая ноша, детки. Ноша, которую можно снять, поделившись с неимущими тем, что вы так несправедливо забрали себе».

«Нет!» - с ненавистью прошипела Элиса, и, метнувшись к старейшине, попыталась вызватить у вороны, вернувшейся на плечо к хозяину, перстень, который птица продолжала держать в клюве. «Верни!» - орала девочка. – «Или вернешь, или я из тебя самой похлебку сделаю!» Селяне схватили ее за руку, оттащили в сторону, а хозяин вороны, обратившись к соседям, постановил: «Вы должны позволить девочке накормить вас, чтобы снять в плеч ее ношу. Но не смейте ничего забирать себе, или вину ее тоже заберете».

Смирившись, Элиса потчевала селян похлебкой, и наслаждались те трапезой, пребывая в блаженном неведении о природе оной... Но в душе девочки все кипело от гнева и ненависти...

«Элид, нет!» - кричало чудовище, закрывая ладонями уши. – «Я больше не хочу этого слышать!» «Ты должна, Эли!» - настаивал юноша. – «Мы поступили неправильно, но нам не нужно было умирать. Тебе не нужно было умирать... А пестовать ненависть в себе – это лишь путь к смерти!»

Сложив руки перед собой, Элид умоляюще говорил: «Ты должна бежать! Уходи. Мы оба должны бежать! Туда, где другие не будут знать о наших грехах, где мы сами не будем знать о них. Мы сами навлекли на себя беду, мы и найдем способ все исправить!.. Но мы отправимся туда, где ненависть не будет ослеплять тебя так, как сейчас. Цири... Геральт... Избавить мир от нам подобных – это причина, по которой они существуют. И справедливость тут не при чем. Мы – падаль, которую надлежит устранить. И они не позволят нам продолжить существование».

«Но этот человек убил нашего отца!» - рявкнула Элиса, и ярость вновь туманала рассудок ей. – «Я убью его! Убью!» Обратившись в ворону, Элид устремился прочь, бросив на прощание: «Тогда я ничем не могу помочь тебе, Эли! Ты смотришь на мертвых, ты ищешь смерть! Но смотри на живых!..» Чудовище еще долго истошно выло, запрокинув голову к ночным небесам, пытаясь справиться со своей исступленной яростью...

Элид устремился прямиком к постоялому двору, ступил в таверну, уселся за столик к Геральту. «Я хочу услышать твою историю», - напрямую заявил ведьмак. – «Твоя мать, тень, с тобой говорящая, ворона – это все звенья какой-то цепи. Потому просвети меня. Говори». И юноша без утайки рассказал о том, что произошло в ту страшную ночь несколько лет назад.

А когда замолчал, ведьмак лишь покачал головой. «Итак, вы накормили их похлебкой», - произнес он. – «Но это еще не все. Рассказывай до конца». «Хорошо», - вздохнул Элид, продолжил рассказ...

Насытившись, селяне заулыбались, похлопывая себя по животам. По щекам Элисы, которой похлебки почти не досталось, текли злые слезы, и одна из соседок решила ее подбодрить. «Не кручинься, Эли!» - посоветовала она. – «Если уж ты сегодня отыскала в окрестностях умирающую лошадь, то и завтра сможешь это сделать. Просто ляг поспи, и позабудешь о своем голоде». «Воры!» - вне себя от гнева, закричала девочка. – «Гады! Да, у меня есть и сила, и смелость. Да, я пошла на поле брани, ходила среди мертвых, и бесстрашно взирала на пожирателей трупов, вылезших на закате из своих логовищ. И я отсекла плоть от тела человека, которому она больше не была нужна... чтобы накормить тех, кто в оной нуждается. Знайте, что мясо в этой похлебке – не лошадиное. Это человеческое мясо! В похлебке – мясо с ноги мертвеца... Да подавитесь вы все!»

Взгляды, полные ужаса... и хаос воцарился в хижине. Селян рвало, в слепой панике они отбрасывали плошки в стороны...

«У людей есть лишь одно, что они чтут свято», - возвестил старейшина, обвиняюще указав на Элида, - «и это – их достоинство. Они обладали им при жизни, и сохранили в посмертии. Воруя у мертвых, ты лишил достоинства как их, так и себя. Ты стащил перстень с пальца умирающего. Как ворона, потому и быть тебе вороной».

«А тебе любое наказание будет недостаточным», - молвил он, обратив злой взор на Элису, с вызовом на него смотрящую. – «Ты кормила нас человеческой падалью, сделав тем самым нас всех монстрами. Лишь самые страшные из чудовищ обращают людей в зверей. И станешь ты чудовищем, кое возжелает человеческой плоти». «Да будет так», - хмыкнула девочка, навлекая тем самым проклятие на себя и брата.

Провожаемые ненавистными взглядами, дети устремились к выходу из хижины...

Внимательно дослушав рассказ Элида до конца, Геральт молча провел кинжалом по руке ужаснувшегося юноши, набрал немного крови во флакон. «Ты поможешь сохранить жизнь Цири», - бросил ведьмак, и Элид немного поутих.

О сути проклятия Геральт поведал Йеннифэр, и та изготовила зелье, добавив в него кровь Элида... после чего оставалось лишь ждать. На протяжении всей долгой ночи ведьмак и чародейка не сводили глаз с остающейся без сознания Цири; Элид прикорнул в углу комнаты.

...Когда Цири пробудилась, солнце стояло уже высоко в небе. «Как ты себя чувствуешь?» - с тревогой осведомилась Йеннифэр. «Как будто по мне потопталась вся Вторая Нильфгаардская Армия на марше к Новиграду», - призналась девушка, - «но, думаю, жить буду». «Но опасность еще не миновала», - мрачно заметил Геральт. – «С проклятиями всегда непросто. Отдохни денек. А на закате мы покончим со всем этим».

Элид тихонько выскользнул в окно, но никто не обратил на него ни малейшего внимания. Чародейка внимательно осмотрела рану на шее Цири, просияла. «Геральт, эта рана казалась не подлежащей исцелению», - обернулась она к ведьмаку. – «Я многое попробовала, но безуспешно. Жар, гниль – это яд стал им причиной?» «Возможно, но яд человеческой природы», - отозвался Геральт. – «Ненависть, ярость... то, что составляет основу проклятий».

...На закате трое отправились в Новиград, прямиком к купальням Маерлины. У дверей Цири ощутила некую тупую боль, головокружение – Геральт полагал, что ощущает девушка монстра поблизости, который днем раньше причинил ей столь тяжкие увечья.

Ступив в здание, трое лицезрели на полу Маерлину в луже собственной крови, и склонившееся над нею чудовище. «Наконец-то голод мой будет утолен», - прошипела Элиса. – «Долго же я ждала этого. Долго я ждала тебя!»

Геральт молча обнажил клинок, ударил знаком Аард, отбросив тварь далеко в сторону, и рухнула на в один из бассейнов. Йеннифэр склонилась над умирающей жрицей; та с трудом разлепила глаза, молвила: «Дочь... ради дочери, сказала ты... чародейка. Ты собиралась... забрать ее... забрать их обоих... ты обещала». «Так же, как ты обещала избавить от гнева свою дочь», - напомнила Йеннифэр, и Маерлин с горечью прошептала: «Да, но мой дар оказался слаб, слишком слаб... Я и помыслить не могла... какая темная участь ожидает ее... их... не могла... Я просто хотела, чтобы они были в безопасности, добра им хотела... Потому и отослала их... когда война приближалась... к своей матери, в деревню... Теперь их нет... Всех их поглотила ярость... та же, которой они наделили ее. А ныне настал и мой черед... Чародейка, молю... Пусть это все поскорее закончится... Не допусти, чтобы...» Она скончалась...

Элиса выпрыгнула из бассейна, набросилась на ведьмака, прижимая его к каменному полу. «Твои фокусы не удержат меня», - прошипела она с нескрываемой ненавистью. – «Я каждой смертью, которую вершу, я становлюсь все сильнее. Сомнения, сострадания... это твоя слабость. А твоя Цири... страх передо мною ослабляет ее». «Думаешь, убиваешь по какой-то причине?» - скрежетнул зубами Геральт, силясь освободиться от мертвой хватки чудовища. – «Думаешь, вершишь правосудие? Ты заблуждаешься, весьма заблуждаешься».

«Я покажу тебе слабость», - прозвенел голос Цири, и ведьмачка ударом ноги отбросила тварь в сторону, после чего Йеннифэр, выступив вперед, сотворила поток испепеляющего пламени, объявший Элису. Поверженная, опаленная, та обратила к ведьмаку умоляющий взор. «Ведьмак, разве не спасешь ты меня?» - спрашивала она. – «Разве не снимешь мое проклятие так же, как снял его с принцессы?» «Нет», - отозвался Геральт. – «Тебя не обратить обратно в человека... и уже давно».

В центре Новиграда жарким пламенем полыхали купальни, и вилась над ними черная ворона...


Несколько дней спустя ведьмаки и чародейка покидали Новиград, седлали лошадей. «Каким все-таки монстром была Элиса?» - спрашивала Цири, на что Геральт лишь пожал плечами, молвив: «Сложно сказать. Проклятым, однозначно – судьбой, обстоятельствами...» «Да брось ты, Геральт», - оборвала его Йеннифэр. – «Проклятия не рождаются на ровном месте. Их создают люди – для других, а иногда для себя. Как следует из твоего рассказа, Элиса сама навлекла проклятие на себя, а потом еще и выбор сделала, подтвердив его».

«Все не так просто», - покачал головой ведьмак. – «Смерть отца, ее собственное тяжелое положение – она видела в этом связь. А кто может поручиться, что ее не было? Проклятия – это средоточие ситуация, чувств, отношений. Должен признать – все еще дрожь немного пробирает каждый раз, когда вспоминаю об Адде. Проклятия – темные, гибельные клубки, которые разрастаются, затягивая в себя все больше и больше, а затем поглощают тебя».

«То есть, Маерлина заманила нас в Новиград под ложным предлогом?» - озадачилась Цири. – «Эдакая ловушка?» «Даже не знаю», - признался Геральт. – «Но в таком запутанном клубке она с легкостью могла сбиться с пути». «А я думаю, она руководствовалась добрыми намерениями», - произнесла Йеннифэр, - «и предположила, что ты пожелаешь снять проклятие и с ее дочери, и с ее сына...» «Бедняга Элид», - вздохнула Цири, разом помрачнев, - «он вовсе не показывался с тех пор – ни в одном из своих обличий. Надеюсь, он сумеет выжить». «У этого мальчугана золотое сердце», - улыбнулся Геральт. – «А еще он сочетает в себе и ворону, и парня. Думаю, с ним все будет хорошо. Хотя он скорее всего отыщет счастье в... весьма странных местах».

Трое ехали по большаку, наслаждаясь теплым летним утром, а за спинами их черная ворона деловито выклевывала глаза у повешенного некоторое время назад на древесном суку человека...

***

Расправившись с Радовидом, Эмгыр вар Эмрейс рассчитался затем и с внутренними врагами. Верные императору шпионы раскрыли всех состоящих в заговоре против него купцов и аристократов. Хотя их бунт никогда не выходил за границы туманных планов, император не знал жалости. Как, впрочем, и всегда.

В то время, как Континент был обескровлен войнами, на Скеллиге под началом Керис начался расцвет. Ведь в отличие от своих предшественников, молодая королева вместо разорения чужих земель сосредоточилась на заботе о собственных вотчинах. Благодаря этому народ Скеллиге весьма разбогател, хотя и потерял при этом свою прежнюю хватку.

Цирилла Фиона Эллен Рианон, наследница нильфгаардского престола, избрала жизнь на Пути ведьмаков. Геральт научил ее всему, что знал и умел сам, а затем каждый пошел своей дорогой. Вскоре легенды о подвигах ведьмачки с пепельными волосами разнеслись от Яруги и до гор Ковира...

В то время, как короли передвигали границы, Геральт и Йеннифэр вели спокойную жизнь вдали от большой политики. Их дни протекали в неспешных прогулках и долгих разговорах. Завтракали они уже хорошо за полдень и, конечно, чаще в постели. Скучно, скажете вы?.. Быть может. Но оба они не желали ничего больше.

***

Летели годы...

Дела Геральта шли из рук вон плохо: монстров в мире поубавилось, работы для ведьмаков – днем с огнем не сыскать. Геральт, постаревший и поиздержавшийся, прочесывал долы и леса Северных Владений, но удача, похоже, окончательно решила от него отвернуться. Сейчас он много времени проводил под открытым небом, выжидая и отчаянно надеясь, что встретит где-нибудь в чащобе мало-мальски захудалого монстра. Но... мечты, мечты...

Возможно, прошлое действительно осталось в прошлом, и не повторить его...

Однажды навестил Геральт Повисс, и, заглянув в таверну в первом же поселении, поинтересовался у трактирщика, не бывает ли тут окрест чудовищ, искоренению каковых он мог бы предаться. «Давненько здесь ведьмаков не видели», - отметил трактирщик, наливая Геральту кубок доброй браги. – «Не водятся у нас монстры. Лишь хорошие люди да хорошие цены на комнаты и эль. И местные не жалуются, и приезжие тоже. Вот только не знаю, уж прости, что нынче ведьмаки пьют». «Я здесь, чтобы заработать монету, а не потратить», - отрицательно покачал головой ведьмак. Незачем трактирщику знать, что пусто у него за душой.

«Тогда прекрати дергать трактирщика и иди сюда», - послышался насмешливый голос, и, оглянувшись, ведьмак воззрился на разбитную деваху, повисшую на шее у какого-то крепыша-селянина. – «Вот он, наш чемпион. Чемпион всего Повисса! Сразись с ним и заработаешь. Люди с готовностью заплатят, чтобы увидеть, как наш здоровяк метелит ведьмака». «Будь я достаточно пьян, может, и спутал бы вашего чемпиона с каким-нибудь монстром», - в тон ей отозвался Геральт. – «Разрубил бы его клинком и забрал ваши деньги. Проблема в том, что я не пьян. Но за предложение спасибо...»

Не сразу до чемпиона дошел смысл оскорбления, а Геральт уже покинул таверну, оседлал Плотву. «Скоро вообще монстров не останется», - орал ему вслед «чемпион». – «И кому ты тогда будешь нужен, ведьмак?» Геральт вздохнул: слова эти отражали и его собственные тревоги...

Похоже, в Повиссе задерживаться ему смысла нет, и ведьмак вознамерился было вывести лошадь на тракт, ведущий из города, когда окликнул его какой-то мужчина. «Ты мне нужен... нет, не для охоты на монстра, но для простой и честной работы», - заявил он. – «Не знаю, берутся ли за подобное ведьмаки... но ведь я плачу за работу, верно?» Геральт с сомнением созерцал незнакомца, а тот взмолился: «Пожалуйста... Ты мне жизнь спасешь...»

...Геральт предложение незнакомца принял, и тот провел его на пирс. Двое вышли в море на старой рыбацкой шхуне. Проводя время в самосозерцании, осознал Геральт: изменился не мир, а он сам. И, похоже, снова должен приспособиться, найти свое место. Обрести новые возможности и забыть об утраченном.

За время морского вояжа они наловили рыбы, а вечером причалили к берегу у хижины мужчины. «Что произошло с твоими руками?» - осведомился Геральт, заметив, что у его нового знакомого срезаны фаланги трех пальцев на левой руке. «Некогда был в Скеллиге один пират», - отозвался тот, занимаясь жаркой рыбин над костром. – «Он хотел жениться на русалке, а она не хотела. Он почувствовал себя униженным и начал охотиться на этих созданий. Он перерезал им глотки, чтобы лишать их голоса – чтобы не могли они боле петь. И никогда бы не сумели завлечь иных моряков... Да, деяния его действительно пресекли песни, но породили месть иного рода. Русалки начали нападать на всех, кто выходил в море. Не только на пиратов, но и на путешественников, и на рыбаков. Им откусывали пальцы. Чтобы пираты никогда боле не смогли взяться за меч, путешественники – за киль, рыбаки – за сеть».

Помолчали. «Печальная история», - согласился Геральт. «Да, большая часть нас, рыбаков, стала держаться подальше от моря», - вздохнул мужчина. – «Я тоже боялся, но бездействие хуже, чем страх, хуже, чем смерть... Я стремился рыбачить вновь, но мне нужна была помощь, а никто не мог ее оказать. Слишком боялись русалок. А, может, они видели мои руки и считали меня проклятым. Но ты-то все понимаешь, верно?.. Порыбачь со мной, и заработаешь немало. В этих водах много чего можно поймать, и многие готовы хорошо заплатить за улов». «Никому не нужен ведьмак, разливающий себе пиво, седлающий себе лошадь или ловящий для себя рыбу», - отозвался Геральт.

Похоже, рыбеха, наконец, зажарилась, и Геральт с готовностью отведал ее... Рыбак же продолжал убеждать ведьмака составить ему компанию в море. «Оставь покупателей мне», - говорил он. – «Ты получишь деньги, еду, и больше тебе не придется рисковать. Что скажешь? Можем начать завтра, на рассвете». «Спасибо», - отозвался Геральт, обсасывая рыбьи косточки. – «Я подумаю». «Мы с тобой одинаковы», - заверил ведьмака рыбак. – «Мы оба любим рыбачить. А если рыба не плавает... она умирает».

...Рыбак доставил Геральта обратно в приграничную деревушку Повисса, и тот вернулся на постоялый двор, снял комнату. Ощущая все бремя прожитых лет, размышлял ведьмак о прошлом... и о будущем. Было время, когда он пытался все забыть... но не смог. Поэтому... он ждал. Ждал, когда что-то произойдет...

Послышался стук в дверь. Взяв в руки клинок, Геральт коротко бросил: «Кто это?» «Я – Далмунд», - послышался испуганный голос. – «У меня послание из... Бадрейна... это в северном Повиссе. Мы узнали, что в деревню прибыл ведьмак, и наша градоначальница...» Он замешкался, и Геральт, приоткрыв дверь, выжидающе воззрился на ночного гостя. Собравшись с духом, тот закончил: «Нашей градоначальнице нужно, чтобы ты... убил нескольких монстров».

...На рассвете Геральт первым делом заглянул на пристань, где рыбак уже дожидался его. «Вижу, на рыбалку ты не собираешься», - с улыбкой констатировал он, обратив внимание на то, что явился ведьмак верхом на лошади. «Мне нужно кое-что сделать», - отвечал Геральт. – «Будь здесь, когда я вернусь». «Ну что я могу сказать?» - развел руками рыбак. – «Я опечален, немного разочарован, но... пока живу – надеюсь, так ведь?»

Геральт утвердительно кивнул, и, простившись с рыбаком, направил Плотву к тракту, ведущему в Бадрейн... За время пребывания в Повиссе успел он посетить немало городов и весей, в всюду люди встречали его со страхом... и жалостью. На память вновь и вновь приходили слова рыбака: «Бездействие хуже, чем страх, хуже, чем смерть».

Наконец, Геральт достиг Бадрейна, проследовал в особняк градоначальницы, Изабеллы. «Я слышала, для ведьмаков времена сейчас непростые», - отметила та, лишь гость ее возник в дверях. «Всегда так было», - отозвался Геральт. – «Так же, как и для женщин, власть имущих». «И правда», - рассмеялась градоначальница. – «Может, нам стоит держаться вместе?» «Моя компания стоит куда больше, нежели убийство монстров», - предупредил ее Геральт.

«Вижу, ты не склонен терять время даром», - молвила Изабелла. – «Что ж, хорошо... Матери нашего города – в ужасе. Туманники начали пугать наших детей и нападать на них?» «Туманники? Нападать на детей?» - справедливо усомнился ведьмак. – «Никогда о таком не слыхал». «Я мало что знаю о подобных чудищах», - призналась благородная дама. – «Но мне известно, что делают эти твари, и я готова щедро заплатить за их уничтожение. Тебе нужны еще какие-то сведения? Есть ли еще вопросы?»

«Лишь один», - произнес Геральт, и, приблизившись к открытому окну, указал в сторону башни на окраине города. – «Почему туманников не убьет ваш маг?» «Наш маг занимается более приятными делами», - отвечала градоначальница. «И оставляет всю грязную работу ведьмакам, верно?» - уточнил Геральт, и женщина холодно улыбнулась: «Для ведьмаков времена сейчас непростые... так ведь?»

...В ночной час Геральт отправился на болота, сгустился над которыми плотный туман. Ощущал ведьмак, как инстинкты его возвращаются, а долгое ожидание заканчивается... Все, о чем он тосковал, вершилось вновь...

Туманники набросились на ведьмака, и приступил тот к методичному их истреблению. И был счастлив, вновь ощущая себя живым...

Тем не менее, монстры оказались весьма странными, о чем Геральт не замедлил сообщить Изабелле по возвращении в Бадрейн. Та встретила ведьмака у городских ворот, и заявил тот: «Они разговаривали. А туманники не говорят. Возможно, дело в магии, своего рода иллюзии. Мне нужно остаться на день-два, чтобы разобраться в этом». «Благодарю за замечание, но я попрошу тебя о помощи, когда она действительно потребуется», - поджала губы дама. – «Я не должна расточительно относиться к городской казне». «Я тебе понадоблюсь, и, думаю, раньше, чем ты думаешь», - заверил женщину ведьмак. – «Что, если я буду занят?» «Мы оба знаем, что это не так», - усмехнулась та. – «В добрый путь, Геральт».

...Так, покинув город, ведьмак устремился в обратный путь к границе Повисса, решив навестить рыбака и исполнить данное тому обещание. Заглянув в хижину того, он нашел хозяина повесившимся... А на столе – письмо, адресованное Геральту. В нем рыбак благодарил ведьмака за встречу, за время, проведенное вместе. «Впервые за долгие месяцы я не чувствовал себя ненужным», - значилось в предсмертной записке. – «Я не чувствовал себя угасающим воспоминанием себя прежнего, рыбой, вытащенной из воды... Я хотел умереть с этим чувством. Чувством, что я еще на что-то годен. Уверен, ты поймешь... Перед тем, как принять окончательное решение, я взглянул на него. И знаешь, что увидел?.. Уродливое небо, затянутое черными, дождливыми тучами».

Здесь, в хижине, Геральта разыскал посланник из Бадрейна, Далмунд; в глазах мужчины отражался страх. «Туманники вернулись и они убили мальчика», - молвил он. – «Ты нужен градоначальнице. Ты... поможешь нам?..»

Геральт долго молчал, глядя в небо... Небо, затянутое черными тучами...

Ведьмак обрезал веревку, опустил тело рыбака на пол, после чего вынес его из хижины – в лодку. «Кто он?» - вопросил Далмунд, и отвечал Геральт: «Рыбак». «А... почему он повесился?» - допытывался мужчина. «Хотел порыбачить, но не мог...» - вздохнул ведьмак. – «Не мог делать то, что хотел. То, в чем был действительно хорош. И не мог без этого жить».


По пути Далмунд рассказывал ведьмаку, что отец его был кузнецом, и младший брат избрал ту же стезю. Сам же он силой не вышел, вот и вынужден был стать посланником.

«Мой папаша всегда говорит», - заметил Далмунд, - «если тебе предназначено что-то делать, ты это делаешь – несмотря ни на что. А если не можешь заниматься тем, что тебе нравится... значит, ты просто ленив... или предназначен для чего-то еще». «Твой отец был философом?» - усмехнулся Геральт. – «Или просто пил безбожно?» «Кузнецом», - напомнил спутнику Далмунд. – «Был рожден для этого ремесла».

Достигнув Бадрейна, двое лицезрели на площади Изабеллу, окруженную разгневанными и испуганными мирянами. «Я здесь ради вас, и так пребудет всегда!» - восклицала она, пытаясь успокоить горожан. – «Вы встревожены, и я тоже. И я обещаю вам – а обещания свои я выполняю всегда! – это не повторится. Я наняла лучшего ведьмака во всем Повиссе. Он знает, что нужно делать! Он решит наши проблемы!» Воодушевившись, горожане выкрикивали здравицы Изабелле.

Та же пригласила Геральта в свой особняк, и осведомился ведьмак: «И как же я решу ваши проблемы?» «Прошу прощения, если слова мои тебя удивили», - молвила женщина. – «Я знаю, что тебе нужно сделать. Тебе просто надлежит все в точности исполнить». «О, благодарю», - не скрывая сарказма, произнес Геральт. – «Полагаю, должен поблагодарить тебя за то, что экономишь мое время?» «Я не хотела обидеть тебя, Геральт», - заверила ведьмака Изабелла. – «Жители Бадрейна были в ужасе, а для меня это недопустимо. Потому я вынуждена была сказать то, что они хотели услышать. Но мне на самом деле нужна твоя помощь».

«Так почему ты отказалась от нее прежде?» - напрямую вопросил ведьмак, и градоначальница, помолчав, призналась: «Я надеялась, что туманники не вернутся. Но они вернулись. Они убили мальчика Элы, а затем исчезли вновь. Я ошибалась. Наверняка, ты понимаешь: осознание того, что дети моего города исчезают, сильно меня угнетает». «Понимаю», - произнес Геральт. – «Но не понимаю, каким образом ты хочешь сказать мне, что именно нужно сделать». «Просто я знаю, что нужно сказать моим людям, чтобы они чувствовали себя в безопасности», - объяснила Изабелла. – «И как следует вести себя, чтобы они не тревожились. Ты знаешь, что в народе думают о ведьмаках...»

«Я здесь не для того, чтобы друзей заводить», - процедил ведьмак. – «Мне нужно поговорить с матерью погибшего ребенка. Чтобы быть уверенным хоть в чем-либо». «Да, помню, ты подозреваешь применение магии», - отозвалась его собеседница. – «Но не волнуйся, наш маг заверил меня, что это здесь не при чем. Что до Элы, она пребывает в скорби. Оставь ее, пусть отдохнет. Ты искусен в убийстве монстров, потому и убивай их, когда они появятся. А если нет, то для тебя это просто будут легкие деньги».

Геральт нахмурился: странная эта градоначальница... ровно как и ситуация в целом...


Вечером Геральт встретился с Далмундом в таверне, где горожане продолжали славить Изабеллу, предаваясь возлияниям. «Немногие правители пользуются такой любовью», - заметил ведьмак, и Далмунд вздохнул: «Ну да, живя в раю, испытываешь благодарность». «Не думаю, что Эла так к этому отнесется», - покачал головой Геральт.

«Я не питаю сомнений в нашей градоначальнице, и уверен, что маг найдет способ ее ободрить», - заверил спутника Далмунд. – «Они оба хотят того... что лучше для нас». «Конечно», - подтвердил Геральт, сознавая, что угодил, похоже, в некую ирреальность. – «Рай, говоришь? А в чем это выражается?» «Когда наш урожай нужно полить, маг творит дождь», - разъяснил Далмунд. – «Благодаря ему у нас амбары ломятся от еды даже в самые суровые зимы. Повсюду в Повиссе рыбаки едва сводят концы с концами, а здесь я лакомлюсь треской».

Геральт был вынужден признать, что зерно правды в словах собеседника есть: потчевали в таверне действительно отменно. «Стало быть, этот маг может творить предметы, создавать дождь – что еще?» - допытывался он. «Не знаю, если честно», - признался Далмунд. – «Но все-таки попробуй рыбу. Она божественна! Если, конечно, ты не испытываешь предубеждений насчет... магической еды».

Геральт к рыбе не притронулся...

После ужина Далмунд предложил проводить Геральта до постоялого двора, но ведьмак отказался, заявив, что хочет прогуляться по Бадрейну – несмотря на сгущающиеся тучи. «Не каждый день выпадает возможность пройтись по раю», - отшутился он.

Первым делом Геральт навестил Элу, дабы расспросить об обстоятельствах, при которых погиб ее сын. «Он любил животных», – вздохнула несчастная женщина, указав на груду деревянных игрушек почившего мальчика. – «Он стал бы прекрасным фермером». «Соболезную», - отозвался Геральт, и Эла молвила с надеждой: «Градоначальница сказала, что ты убьешь всех этих монстров. Если нужно больше денег... у меня немного, но, если нужно, я все отдам». «Деньги твои мне не нужны», - произнес Геральт. – «Мне нужна твоя помощь».

«И в чем же?» - встрепенулась женщина. «Один вопрос», - молвил ведьмак. – «Эти туманники... Они что-нибудь говорили?» «Да!» - поразилась Эла. – «Как ты догадался?! Они... говорили! Назвали Габриэла ‘плохим мальчиком’, а затем один из них... сломал ему шею... Моя... жизнь так пуста без него... Не знаю, что и делать... У меня нет больше причин жить...»

Геральт заверил женщину, что непременно отыщет того, кто повинен в смерти ее сына, после чего покинул хижину, выступив в дождь... и замер, узрев верховых – Изабеллу и стражников. «Мне казалось, мы поняли друг друга», - отчеканила та, прожигая ведьмака взглядом. – «Я не люблю усложнять. Каждый должен заниматься тем, что умеет. Я хорошая правительница. Как следствие, я правлю. Страж несет стражу, селянин собирает урожай, а охотник охотится. Я ожидаю, что ведьмак будет убивать монстров, а не досаждать моим горожанам».

«Я должен поговорить с магом», - попытался вразумить разгневанную градоначальницу Геральт. – «Он ошибся. В деле замешана магия, и я уверен – он что-то знает». «Воарта не следует беспокоить!» - изрекла та. – «Он старый больной человек, который делает для этого города больше, чем кто-либо другой! Куда больше, чем обязан делать маг!.. А теперь – сделаешь ли ты то, что обязан делать ведьмак?»

...На следующий день поутру ведьмак отправился прямиком к возведенной на отшибе башне чародея... с удивлением обнаружив, что врата и двери в ней отсутствуют.

Вернувшись на постоялый двор, Геральт встретился за завтраком с Далмундом, и как бы невзначай поинтересовался: «Ты доверяешь градоначальнице?» «Конечно!» - воскликнул тот. – «А почему ты спрашиваешь?» «А ты бы оставил больного и старого мага в башне, где нет дверей, но остаются защитные чары?» - напрямую вопросил ведьмак, и Далмунд ужаснулся: «Ты что, ходил туда? Не нужно было этого делать?»

«И почему же?» - осведомился Геральт, и пояснил Далмунд: «Несколько месяцев назад лучший лекарь в Повиссе явился, чтобы взглянуть на состояние Воарта. После чего маг с Изабеллой заявили, что больше Воарт не будет видеться ни с кем. Вот маг и укрылся от всего мира в башне». «Ты уверен, что это не было решением градоначальницы?» - допытывался ведьмак. «Они оба говорили об этом», - растерялся мужчина. – «Воарт сказал, что встречи с людьми... вредят его здоровью».

«А откуда берется волшебная еда?» - спрашивал Геральт. – «Навряд ли ты просто делаешь заказ в таверне, и она тут же возникает из воздуха?» «Есть одно место около руин Каменного Зуба», - шепотом произнес Далмунд. – «Запасы на целую неделю появляются там каждое утро четверга». «И что, горожане идут туда и берут все, что им нужно?» - ведьмак чувствовал, будто находится в каком-то театре абсурда. «Прежде так и было», - подтвердил Далмунд. – «Теперь же этим занимается городская стража».


Ранним утром четверга Геральт устремился к означенным руинам, лицезрев на земле множество мертвых туш – в основном птичьих, но встречались и звериные. Ведьмак присмотрелся к тушам – давным-давно сгнившие, внутри роятся черви.

«Плохой мальчик!» - услышал Геральт, и из руин к нему бросились туманники. Выхватив меч, ведьмак принялся рубить тварей... когда излился с неба кровавый дождь, а затем упало наземь множество мертвых птиц.

Геральт замер, ибо пред глазами его вспыхнули образы дней, давно минувших. Мальчик, которым вечно помыкала злая мать. «Плохой мальчик!» - кричала она. – «Туманники заберут тебя!» Женщина учила сына стрелять из лука, охотиться на птиц и зверье, распекая за каждую неудачу. Если у того не получалось подстрелить дичь, то оставался он без обеда, а мамаша не упускала случая заявить сыну, как разочарована в нем. Так продолжалось на протяжении долгих лет... когда, наконец, мальчик устал от постоянных унижений и явил ужаснувшейся матери дождь из мертвых птиц. «Прекрати это безумие!» - молвила женщина. «Почему?» - бросил ей сын. – «Чтобы туманники не пришли и не съели меня? Нет! Больше ты не будешь говорить мне, что делать! Кем я должен быть, а кем – нет! Я ухожу!» «Воарт, нет, пожалуйста!» - упрашивала сына мать...

Осознал Геральт, что зрит видение из прошлого городского мага... когда подкравшиеся стражники оглушили его ударом древка копья, и ведьмак тяжело рухнул на мертвые звериные туши...


...Сопровождаемая стражниками, градоначальница ступила в камеру, томился в которой весьма разозленный Геральт, извинилась за поведение своих подначальных. «Но они всего лишь делали свою работу», - попыталась оправдать солдат она. – «А ты никому не рассказал о своих планах. Но я не вижу причин, по которым ты должен оставаться в этой камере. К тому же я благодарна за то, что ты прикончил еще несколько тума...»

«Помолчи секунду», - прервал ее Геральт, и, указав на стражей, потребовал ответов: «Который из них ударил меня сзади?» «А что тебе?» - один из стражей потряс перед носом ведьмака увесистым кулаком. – «Хочешь, чтобы тебя снова вырубили, или...»

Геральт с силой съездил стражнику по лицу, и, с удовольствием потерев кулак, улыбнулся градоначальнице: «Теперь можем и поговорить. О том, как ты солгала мне. Ты знала, что туманников создает Воарт. Я все видел. Именно поэтому сейчас туда ходят лишь стражники. И люди не видят видений, туманников. Или то, что еда сгнила». «Ты ничего не понимаешь...» - начала было женщина, но Геральт прервал ее, продолжая говорить: «Да, я ведь просто ведьмак. Я должен убивать монстров. А когда я начинаю думать, то все выходит не так, как ожидалось. Как тогда, когда я полагал, что бедный большой маг был жертвой. Или я ошибаюсь сейчас, полагая, что это он тебя использует? Ты защищаешь его? Или нуждаешься в защите? Я могу помочь».

«У тебя был шанс помочь мне», - зло отчеканила женщина, - «но ты предпочел создать собственного дракона, чтобы убить его! Ты так хочешь быть нужным, что придумываешь то, чего нет, Геральт! Видишь проблемы, которые не существуют!» Градоначальница передала ведьмаку мешочек с монетами – плату за убийство туманников. После чего велела забирать мечи и пожитки из караульной, и покинуть город как можно скорее. «Заранее прошу прощения за то, с чем ты столкнешься снаружи», - молвила она. – «Мне нужно было удостовериться в том, что ты впредь не появишься в Бадрейне».

Снаружи Геральта ждала разъяренная толпа горожан. Они называли ведьмака «лжецом», «вором», «чудовищем», швыряли в него гнилые овощи и нечистоты... Да, Изабелла действительно сделала все возможное, чтобы Геральт обходил Бадрейн десятой стороной, посему тот поспешил покинуть город...

Но вернулся в него под покровом ночи, разыскал Далмунда, который навеселе возвращался домой из трактира, гарланя некую скабрезную песню. «Ты солгал нам!» - задохнулся от возмущения посланник, заметив преградившего ему путь ведьмака. – «Забрал наши деньги и ничего не сделал!» «Да, так она вам сказала, знаю», - подтвердил Геральт. – «Успокойся. Я ведь помочь хочу».

Но Далмунд заколотил в ближайшую дверь, крича о помощи. Та отворилась, и на пороге показалось двое здоровенных кузнецов – папаша и сын, сжимающих в руках внушительные молоты. Первый из ковалей нанес ведьмаку удар, разбив лицо, и тот покачал головой. «Я ведь не хотел причинять вам вред», - заметил Геральт. – «Просто хотел спросить Далмунда...» «А ты уверен, ты мы не хотели причинять вред тебе?» - хохотнул кузнец помладше.

Старший вновь метнулся к Геральту, занося молот над головой, но ведьмак выхватил клинок, отсек ему обе руки. Велев кузнецам убираться, Геральт вплотную приблизился к мгновенно протрезвевшему посланнику; возвращать меч в ножны он не спешил. Далмунд лепетал что-то о том, что отказывается он предавать градоначальницу, и Геральт в очередной раз попытался воззвать к его разуму. «Я ей помочь хочу», - пояснил он. – «Пока не погиб следующий ребенок».

«Я тебе не верю!» - верещал перепуганный мужчина. – «Она сказала, что ты... пленил нашего мага!» «А я думаю, все как раз наоборот», - настаивал Геральт. – «Между ними явно что-то произошло... Ты прежде упоминал о медике. Он должен что-то знать. Где он?» «Не знаю его имени», - выдавил Далмунд, - «но он был низушком из... Гладско. Это в шестидесяти лиг к северу, у Драконьих гор».

Геральт покинул Бадрейн, и, оседлав Плотву, направился к означенному городу. Близ оного повстречался ему пастух с отарой овец. «Нет у нас в Гладско монстров, ведьмак!» - крикнул пастух. «Но у вас есть лучший медик в Повиссе, слыхал я», - отозвался Геральт. – «Мне бы поговорить с ним». «Эх, мне бы память освежить», - хитро заулыбался пастух. – «И может, пока я вспоминаю, ты мне окажешь услугу? Это все моя жена! Каждый раз, когда мы собираемся... ну, ты понял... что обычно делают муж с женой... она обращается в водную ведьму и вышвыривает меня из постели! Может, ты смог бы... нет, не убить, жена мне все-таки... напугать, что ли... Чтобы позволила мне чуток... ласки...» «А ты говорил, в Гладско нет монстров», - закатил глаза Геральт.

...Лишь ночью, после многочисленных расспросов горожан, сумел ведьмак отыскать жилище низушка – который теперь занимался сапожным делом. «Не знал, что ты сменил род деятельности», - заявил с порога Геральт, когда хозяин отворил дверь и настороженно воззрился на позднего гостя. – «Насколько мне известно, тебя называли лучшим медиком в Повиссе». «Нет, не был я лучшим», - отозвался низушек, приглашая ведьмака зайти. «Люд в Бадрейне считает иначе», - произнес Геральт.

«Я на тебе ран не вижу», - произнес низушек, осмотрев гостя с ног до головы. – «Значит, ты хочешь поговорить – или про свои сапоги, или про мое прошлое». «Почему лучший медик в Повиссе оставил практику?» - вопросил Геральт, и низушек усмехнулся: «Мне нравится больше сшивать мертвую кожу, чем живую. Что тебе нужно?» «Ты был последним, кто разговаривал с Воартом, магом из...» - начал было ведьмак. «Я знаю, кто это», - прервал его низушек.

«Что там случилось,» - вопросил Геральт, но ответил низушек вопросом на вопрос: «Сперва скажи: он все еще практикует магию?» «Да», - подтвердил ведьмак. – «Только запечатав себя в башне, как ты, возможно, заметил». «Какие глупцы!» - воскликнул низушек, качая головой. – «Именно поэтому я и оставил стезю медика. Люди никогда не слушают, считаю, что знают лучше, но, когда кто-нибудь умирает, винят в этом тебя и требуют твою голову на блюде! Пропади оно все! Вот за сапоги никто с меня голову снять не хочет!»

«Иллюзия, созданная Воартом, убила мальчика», - пояснил сапожнику ведьмак. – «Я должен узнать, что там произошло, и чья в случившемся вина». «О, нет...» - покачал головой тот. – «Я знал, что однажды что-то такое произойдет... И сказал им обоим: он не должен использовать магию». «Да что с ним не так?» - допытывался Геральт. «О, с ним многое не так», - заверил гостя низушек, и, проследовав к книжному шкафу, отыскал записи, которые сделал после посещения мага.

«Прежняя жизнь меня печалит, и я очень хочу забыть о ней», - повторил низушек на прощание...

Геральт полистал записи, отмечая, что для мага самое главное в жизни было чувствовать себя нужным кому-то, потому он хотел помогать людям... всеми способами. Благодарность их давала ему необходимую мотивацию – силы, чтобы действовать. Воарт был весьма горд всем тем, что сумел сделать для мирян. Но медик замечал, что за радушием мага скрывается... что-то. Иногда на лице его отражалась гримаса страха и боли. Но об этом он говорить наотрез отказывался - Воарт был гордым человеком. Позже лекарь узнать, что страх и боль – следствие страданий, пережитых магом в прошлом. Страданием, которое обратилось с годами в дурные воспоминания... от которых он жаждал избавиться. Но воспоминания упрямо возвращались к нему... как и страдания... А затем – раз! – он вновь был спокоен и занимался проблемами других, пытаясь решить их... как будто ничего не происходило... Потому низушек вознамерился понаблюдать за магом, чтобы узнать больше о его необычном состоянии... Приступы страха и боли наступали спонтанно. Иногда источником их были различные тревожные ситуации, иногда причин для сего не было вовсе. В подобные мгновения маг был всецело поглощен дурными воспоминаниями... После нескольких недель наблюдений медик заключил, что мага нужно всего характеризует слово «потерянный». Он не мог отличить прошлое от настоящего. Как следствие, не понимал, что он ощущал и видел. Другими словами, Воарт терял контроль над собственным разумом, и прежние его психологические травмы обретали манифестации. Обладая огромным могуществом, он бессознательно создавал иллюзии своих детских страхов. С каждой неделей он становился все более опасен, ибо состояние его продолжало усугубляться. Он забывал о том, что происходило в прошлом месяце, на прошлой неделе, вчера. Все чаще и чаще разум его обращался к былым страданиям... Именно тогда низушек зрел видения матери мага и туманников. Видения, которые становились иллюзиями. Иллюзиями, воплощавшимися в реальность... Когда обретал Воарт контроль над собственным разумом, он уничтожал созданий, созданных им в бессознательном состоянии... Но полагал медик, что вскоре точка невозврата будет пройдена, и маг не сможет вспомнить события, отстоящие даже на мгновения, и не станет уничтожать порождения своего больного разума. Прежде медик никогда подобного недуга не видел, но, похоже, разум мага умирал и желал напоследок воскресить свою самую страшную боль... заставив все иные воспоминания исчезнуть.


Следующей ночью ведьмак проник в дом градоначальницы Бадрейна, и, ступив в опочивальню женщины, отчеканил: «Ты отведешь меня к Воарту. И выпустишь его». В голосе Геральта звучала угроза, и Изабелла подчинилась.

Когда они приблизились к башне, уже занялся рассвет. «Геральт, пожалуйста, не делай этого», - убеждала спутника испуганная женщина. – «Ты даже не представляешь, что произойдет. На самом деле, и я...» «Медик рассказал вам двоим о его состоянии», - отозвался ведьмак. – «Но ты не послушала. И солгала мне». «Я не лгала!» - возразила Изабелла. – «Я сказала, что Воарт – старый больной человек, которого лучше не тревожить». «Тогда зачем было назначать его городским магом?» - вопросил Геральт. – «Ты ведь прекрасно знаешь, что он не должен занимать этот пост!»

«Кто ты такой, чтобы решать, что он должен, а что не должен?» - огрызнулась женщина. – «Почему ты так уверен, что он не хочет оставаться в заточении в башне?» «Ни один ребенок больше не умрет, чтобы поддерживать иллюзию этого ‘рая’», - заверял спутнику ведьмак. – «А теперь выпускай его. Не знаю, как тебе удается удерживать его там, но открывай башню».

«Да не удерживаю я его...» - закатила глаза градоначальница, и, запрокинув голову, выкрикнула: «Воарт! С тобой хочешь поговорить ведьмак. Пожалуйста, выйди и поговори с ним. Поговори с нами. Пусть мысли твои будут добрыми. Он - друг».

Неожиданно почва у ног ведьмака обратилась в жижу, и появившиеся из нее туманники бросились к ведьмаку, облепили его, сковывая движения, увлекли за собой – вниз, под землю... Черная вода сомкнулась над головой Геральта.

В ирреальности зрел ведьмак двух женщин – Изабеллу... и мать Воарта. Что это – видение, отражающее состояние, в котором пребывал больной, измученный разум мага?.. Обе женщины выкрикивали имя Воарта, а орда туманников продолжала наседать на Геральта...

«Воарт, прекрати!» - выкрикнула градоначальница, и ведьмак обнаружил, что находится подле нее у основания башни мага. Конечно же, все пережитое им только что было лишь иллюзией. «Геральт, с тобой все в порядке?» - с тревогой спрашивала Изабелла, и ведьмак, пытаясь взять себя в руки, выдавил: «Знаешь, твой город вовсе не рай...»

К ним приблизился пожилой человек – Воарт. «Воарт!» - воскликнула градоначальница. – «Как ты себя чувствуешь?» Старый маг с подозрением взирал на гостей. «Кто ты?» - обратился он к Изабелле. «Изабелла, градоначальница Бадрейна», - отвечала ему женщина. – «Вместе с тобой мы...» «Ах да, Изабелла, прости, подзабыл», - покивал старик. – «Надеюсь, на этот раз я никого не напугал». «Нет, ничего страшного не случилась», - заверила мага Изабелла, указала на своего спутника: «Позволь представить тебе Геральта, ведьмака. – «Именно он помог нам уничтожить тех туманников, которых ты не смог заставить исчезнуть, а также он... узнал всю правду...»

Воарт тепло приветствовал Геральта, поблагодарил за помощь. «Прости, что не сказали тебе всю правду», - молвил он, - «но мы боялись, что ты... посчитаешь меня монстром. Когда узнаешь о моем состоянии. А, как все мы прекрасно знаем, монстров ты убиваешь». «А убийство ребенка делает человека монстром?» - обратился к магу ведьмак, и тот озадачился: «Какого ребенка? О чем ты?»

Геральт обернулся к Изабелле, воскликнул в изумлении: «Ты что, ничего ему не сказала?! Он должен прекратить! Он не может продолжать оставаться городским магом!» «Это все, что у него есть, это то, кем он является», - возразила ведьмаку градоначальница. – «То же самое, что просить тебя отринуть стезю ведьмака!» «Но я не убиваю невинных детей!» - гневался Геральт. «А невинного отца?» - бросила Изабелла, и ведьмак пояснил: «Я защищался...»

«Хватит!» - встал между готовыми наброситься друг на друга ведьмаком и градоначальницей маг. – «О каком ребенке речь? Пожалуйста, объясните, что здесь происходит!» «Туманники, порожденные твоим разумом...» - начал Геральт, замялся, и Изабелла закончила за него: «Они убили мальчика Элы... Прости, Воарт... Пожалуйста, держи себя в руках».

«Что? Габриэль?» - ужаснулся чародей, опустился на землю. – «Нет... нет... нет... Я хотел нести людям радость, создать для них рай, в котором они были бы счастливы. А оказалось... что я убийца... Монстр! Я заслуживаю смерти!» Воарт разрыдался, а с небес вновь излился кровавый дождь...

«Я был очень плохим мальчиком!» - взвыл маг, не помня себя, и Изабелла сжала ладонью его плечо, пытаясь успокоить. «Все хорошо, Воарт», - увещевала она старика. – «Твоей мамы здесь нет...» Воарт опустился на землю, и сел, как ребенок, обхватив колени руками. «Кто ты?» - вновь обратился он к градоначальнице, и та улыбнулась, приобняла его за плечи: «Я Изабелла, градоначальница Бадрейна, и вместе мы создаем рай. Помнишь?» «Изабелла...» - протянул маг, забылся тревожным сном.

Геральт поднял старика на руки, и, обернувшись к башне, удивился преображению той. Ныне зрел он полуразрушенное, обветшавшее строение. «Что произошло с башней?» - обратился ведьмак к Изабелле, и пояснила та: «Он без сознания. Некоторые из иллюзий развеялись. Ты видишь то, как все обстоит на самом деле. Печальный символ его истерзанного разума...»

Поднявшись наряду с Изабеллой в покои мага, Геральт уложил того в постель; Воарт оставался в глубоком сне. «Я несколько раз рассказывала ему о мальчике Элы, и каждый раз реакция была одной и той же», - вздохнула Изабелла, опустившись на стул у кровати. – «Иногда он помнит все, и творит прекраснейшие вещи! А иногда все очень плохо. Он забывает, как говорить, мне приходится кормить его, а порой... и подмывать... Тот медик из Повисса... он ведь был не единственным... Каждый из осматривавших Воарта приходил к выводу о том, что мозг его умирает, и... исцеления не существует».

«Изабелла, все это действительно очень печально», - согласился Геральт, - «но погиб ребенок. Воарт должен прекратить все это!» «Я все перепробовала, Геральт», - устало вздохнула женщина. – «Я приказывала ему прекратить, сковывала его димеритовыми оковами, но когда он был лишен возможности творить заклинания, то попробовал покончить с собой... Беспомощность для него хуже смерти. Чтобы остановить его, тебе нужно его убить. Я не смогла этого сделать... Дети больше не будут умирать, Геральт, а он все еще сможет приносить людям счастье! А ты... можешь остаться здесь, охранять Бадрейн. Ты знаешь, в этом мире тебе мало что осталось делать...»

«А если все усугубится?» - покачал головой ведьмак. – «Если он будет творить иллюзии, справиться с которыми не смогу даже я?.. Нет, это все ложь... Бадрейн должен узнать правду, узнать риск, которому подвергается». «Поступай как знаешь, Геральт», - отозвалась Изабелла. – «Но помни – люди не всегда жаждут узнать правду. Люди любят иллюзии. Те делают их счастливыми. Как и тебя. Ты тешишь себя иллюзией о том, что найдешь работу, достойную ведьмака... и монстр, которого надлежит убить, рядом – буквально за углом. Без этой иллюзии тебе остается лишь умереть. И ты, сознавая это, готов лишить иллюзий их? Чтобы они умерли, свободные от иллюзий?.. Геральт, оставайся с нами. Ты же знаешь, что не найдешь в этом мире иного места для себя. Ты продолжишь хвататься за любую возможность. И каждый раз будешь разочарован. Но это тебя не обескуражит, и ты, конечно же, продолжишь свои поиски. Но в итоге найдешь лишь смерть... Свою смерть. Смерть будет приходить медленно. Но ты так устанешь ее ждать, что почувствуешь радость, когда она, наконец, явится... Я не хочу, чтобы ты умирал, Геральт. Сделай мудрый выбор и оставайся с нами. Останешься ли ты в Бадрейне, Геральт?»

Ничего не ответив ей, Геральт покинул башню, и, оседлав Плотву, добрался до города. Спешился у жилища Элы; женщина встретила ведьмака на пороге, обняла. Лицо ее светилось от счастья. «Эла, что-то случилось?» - осторожно поинтересовался Геральт. – «Ты выглядишь... иначе». «Потому что я не могла дождаться тебя!» - воскликнула женщина, и, не слушая иных вопросов гостя, увлекла его в дом.

На кровати, сжимая в руках деревянную игрушку, сидел мальчик, устремив отсутствующий взгляд в пространство. «Не знаю, как тебе это удалось!» - ликовала Эла, не замечая замешательство Геральта. – «Но ты спас его! Ты спас моего Габриэля! Прости, что сомневалась. Прости, что мы все сомневались в тебе... Спасибо!.. Он просто сидел здесь, как будто никуда и не уходил. Это же чудо!»

«Эла... это все не настоящее...» - попытался воззвать к разуму счастливой женщины ведьмак. – «Все это... оно исчезнет». Но женщина не слышала его – не хотела слышать. Крепко обняв сына, говорила она: «Какой спокойный, красивый мальчик. Ему через многое пришлось пройти, но он совершенно не тревожится». «Эла, ты должна уехать отсюда!» - настаивал Геральт. – «Начать новую жизнь где-нибудь в ином месте. Здесь опасно».

«Новую жизнь?» - удивилась Эла, всецело пребывая под чарами иллюзии. – «Но у меня и здесь жизнь прекрасна. Пойми, Геральт. Ты можешь проснуться завтра и решить, что пора оставить путь ведьмака. И найдешь, чем заняться... А я не могу перестать быть мамой...»

...Геральт покинул Бадрейн, устремившись к границам Повисса. В селении, через которое он проезжал прежде, ведьмак с изумлением лицезрел отсеченные головы русалок, сложенные в кучу у корчмы; обезглавленные тела были прибиты за хвосты к потолочной балке.

Мужланы, празднующие в корчме «победу» рад русалками, недобро усмехнулись, заметив ступившего в зал ведьмака. «А, это тот самый ведьмак, который побоялся подраться со мной!» - узнал Геральта один из забулдыг. – «Или ты теперь рыбак?.. Пришел поблагодарить нас за то, что мы очистили побережье от этой падали?» «Провел в седле всю ночь», - отозвался Геральт, принимая от хозяина корчмы кубок. – «Хотел лишь мягкую постель и крепкое пойло».

Но чрезмерно дерзкий селянин не оставлял ведьмака в покое. «Не повезло», - осклабился он, - «все постели заняты нами, тружениками». «Значит, передохну где-нибудь еще», - процедил Геральт, не ведясь на очевидную провокацию. – «После того, как закончу пить». «Конечно!» - закивал забулдыга. – «Пей, не стесняйся, я даже заплачу за тебя, потому что ты грязный...»

Жена селянина попыталась урезонить разгневанного мужа, но тот продолжал орать, тыча пальцем в сторону ведьмака: «Он – просто падаль! Ходит из города в город, ноет о том, что работы для него нет. А настоящую работу искать не хочет. Я не ныл, когда набил морды всем местным мужикам, и не осталось никого, кто хотел бы со мной подраться! Нет, я просто огляделся по сторонам и нашел, к чему приложить свои силы! Я прикончил этих мерзких русалок. Что, ведьмак, должно было быть твоей работой!»

«Никому ты не набил морду», - отозвался Геральт, приложившись к кубку. – «И уж точно не мне». Восприняв слова ведьмака как вызов, селянин выхватил два топорика, метнулся к противнику...

Геральт полоснул селянина мечом, и тот распластался на полу корчмы. Жена убитого и приятель набросились на ведьмака. Прикончив обоих, тот обернулся к хозяину корчмы, выглядывающему из-за стойки: «Я так понимаю, комнаты у тебя освободились?» «Да...» - выдавил тот.

...Этой ночью Геральт долго не мог заснуть. Лежал на кровати, уставясь в потолок и размышляя о бренности бытия и о собственной жизни, ныне никчемной. В дверь постучали. На пороге маячил Далмунд. «Что ты здесь делаешь?» - удивился Геральт. – «Что-то случилось?..»

Он вскрикнул он боли, когда Далмунд вонзил нож ему в бок. «За что?..» - выдохнул ведьмак, и процедил Далмунд: «За моего папашу! Ты сделал его жалким калекой! Он не может заниматься тем, что хочет... Прости...» С этими словами Далмунд бросился прочь, а Геральт, зажимая рану рукой, осел на пол...

«Эй, хозяин!» - крикнул ведьмак, добравшись до лестницы. Хозяин, оттиравший с досок в большом зале корчмы кровь, испуганно вскинулся, воззрился на окровавленного Геральта. «Если не хочешь получить еще один труп, помоги мне добраться до ближайшего лекаря», - прохрипел тот, протягивая мужчине мешочек с золотом. – «А это – волшебный талисман, который сделает тебя очень быстрым». «А если я подожду, когда ты окочуришься, и просто заберу деньги?» - неожиданно расхрабрился хозяин, и Геральт прошипел ему в лицо: «Можешь попытаться...»


Позже Геральт проследовал на побережье, к пустующей хижине рыбака, наложившего на себя руки. «Я рад, что ты вернулся», - приветствовал рыбак ведьмака. – «Я тебя ждал. Это означает, что ты останешься?»

Геральт развел костерок близ хижины, поджарил над огнем рыбешку. «Я действительно рад, что ты остался», - не отставал рыбак. «Просто жду, пока рана затянется, затем уйду», - зачем-то произнес ведьмак. «Ты все еще боишься, что в этом мире тебе нет места?» - участливо вопросил рыбак, и Геральт, обернувшись к нему, молвил: «Я знаю, что ты – иллюзия, сотворенная Воартом. Ты хочешь, чтобы я чувствовал себя здесь как дома и оставался неподалеку от Бадрейна». «Я может, и воспоминание, не исчезнувшее окончательно?» - осведомился рыбак с улыбкой. – «Спи, Геральт. С первыми лучами солнца я тебе кое-что покажу».

...На рассвете ведьмак наряду с воплощенной иллюзией взирали на морскую гладь, медленно восходило над которой солнце. В море выходили лодки, рыбаки, боле не страшившиеся русалок, забрасывали в воду неводы.

Вздохнув, Геральт устремился прочь. «Спасибо, что отнесся ко мне по-доброму, Геральт», - тихо произнес рыбак ему вслед. – «И помни: даже самое отвратное небо, затянутое черными тучами, не остается таковым вечно...»

Геральт отрешенно кивнул, благодарный за эту крупицу надежды – пусть и озвучила оную иллюзия...

***

Геральт отчаянно разил окружавших его на погосте мертвяков, но раздражало его вовсе не количество нежити, выбравшейся из могил. Нет, бесил ведьмака старый приятель – Лютик; взобравшись на дерево, тот бренчал на лютне, пытаясь исполнять свою новую балладу – о доблести, его, Геральта. Что самого ведьмака, терзаемого клыками и когтями мертвяков, отвлекало и посему несказанно злило.

«Я тебя лично придушу, если ты мне не поможешь!» - прорычал Геральт, когда особо ретивый мертвяк сумел подкрасться к нему сзади и нанести чувствительный удар по затылку лампой, которую сжимал в руке. «Обижаешь, Геральт!» - отозвался Лютик сверху. – «Единственная помощь, которую я могу предложить – моя скромная баллада, восхваляющая имя твое и деяния». «Ты знаешь, я бы предпочел...» - выдохнул Геральт, ведя бой сразу с несколькими мертвяками, пытающимися взять ведьмака в кольцо, - «чтобы лютней своей ты им головы порасшибал. Идет?»

Лютик свесился с ветки, внимательно оглядел кладбище, на котором не осталось боле ни одного шевелящегося мертвяка, и, спрыгнув с дерева, важно кивнул: «Идет!.. Видишь, никого нет! Могу я вернуться к своей задаче и продолжить составление баллады? Помни, я все это делаю ради тебя. Эта баллада изменит твою жизнь!»

...Геральт и Лютик вернулись в городок, где был получен заказ, и ведьмак, проследовав к жилищу градоначальницы, заявил, что та должна ему пятьдесят крон за упокоение местного погоста. «Но этот заказ уже не актуален», - молвила женщина. «Конечно, я же их всех перебил», - согласился с ней Геральт. «Вообще-то, дело в том, что в течение долгого времени никто не отозвался на этот заказ», - пояснила градоначальница. – «И мы перенесли наше кладбище в иное место. Посему на старом погосте ты мог просто оставить нежить в покое...»

Геральт дар речи потерял от возмущения, а предприимчивый Лютик тут же нашелся: «Двадцать крон и горячий обед! Наше последнее предложение!» «Моя свекровь ведьмаками своего сына пугала, когда тот засыпать не хотел», - поджала губы градоначальница. – «Он портки обмочит, если увидит одного из них... Советую вам попытать удачи в Гриммвальде. Слышала, местным оборотень досаждает. А миряне в тех краях весьма зажиточны».

Так, Геральт и Лютик покинули селение, направив лошадей своих по торному тракту, ведущему к Гриммвальду. «А я ведь тебе говорил, так?» - мухой жужжал над ухом мрачного спутника менестрель. – «Люди так на тебя реагируют, потому что истории о ведьмаках в большинстве своем страшны и трагичны. Никому не интересно, что ты без работы... Людям нужны развлечения, эмоции! Позволь мне исполнить им мою ‘Балладу о великом герое Геральте’. Уверен, ты сможешь брать по три сотни крон за монстра!»

Ведьмак лишь плечами передернул: мол, поступай как знаешь...

...По прибытии в Гриммвальд Лютик первым делом исполнил балладу на городской площади; песнь пришлась местному люду по душе. И менестрель, жаждущий ковать железо пока горячо, заявил: «Возможно, если вас беспокоит монстр – оборотень, к примеру, - я мог бы свести вас с нашим беловласым героем».

Собравшиеся на площади люди обернулись к миловидной девушке в ярко-красной накидке, и та просила Лютика провести ее к ведьмаку. Последний вел под уздцы Плотву в направлении постоялого двора.

«Я представляла тебя... иначе», - заключила девушка, окинув Геральта критическим взглядом. «Интересно, почему...» - бросил тот, покосившись в сторону Лютика, и тот самодовольно задрал нос: «Не смотри на меня, Геральт! Это не я, это все баллада! Мелодия и лирика создала твой образ заново, и именно таким леди представила тебя себе». «Красная», - произнесла девушка. – «Здесь, в Гриммвальде меня так прозвали». «И чем я могу помочь тебе, Красная?» - осторожно осведомился Геральт. «Вообще-то, дело в моей бабуле», - призналась девушка.

«Не знаю, что Лютик тебе наплел, но я за стариками не ухаживаю», - поспешил заявить ведьмак. «Она... какая-то странная в последнее время», - молвила Красная. – «Раздраженная и рассеянная. А ее глаза... У меня такое чувство, что они изменились». «Думаешь, ее кто-то проклял?» - деловито осведомился Геральт. «Думаю, она до смерти испугана», - пояснила Красная. – «Потому что находится в опасности... Прежде Гриммвальд был небольшим процветающим горным городком. Люди здесь жили счастливо. Просто жили, трудились в руднике. Но с каждым годом меди в нем оставалось все меньше... а однажды она и вовсе иссякла. Город начал потихоньку приходить в упадок. Но многие люди продолжали оставаться здесь, ведь они были счастливы – Гриммвальд был для них домом... А затем здесь объявились сестрицы Хрюшки...»

«Сестрицы Хрюшки?» - встрепенулся Лютик, припоминая троицу крайне неприятных матрон, прозванных так людом за схожесть носов с поросячьими пятачками. – «Неужто те самые, которые работали на банк Вивальди в Вызиме?!» «Те самые – алчные до денег суки!» - не стеснялась в выражениях Красная. «Ха!» - воскликнул менестрель. – «Они однажды просили меня написать балладу на одну из годовщин основания банка».

«И что же они сделали?» - поинтересовался Геральт у девушки, и отвечала та: «У нас здесь горы – прекрасные виды и горячие источники. Во всем этом они видели туристический потенциал. Люди уезжали, потому что не верили в то, что Гриммвальд способен выжить без рудника. Продавали сестрицам свои дома практически за бесценок. Сестрицы же начали наводить порядок: открывали новомодные торговые лавки, гостиницы, таверны. И деньги потекли сюда!» «Как по мне, это хорошо», - заключил Лютик, не понимая, чем Красная может быть недовольна. «Для города – конечно», - согласилась та. – «А для горожан – не особо. Цены в городе стали баснословными, и жизнь в Гриммальде обратилась роскошью, соответствовать которой мог далеко не каждый. Исход горожан увеличился. А Хрюшки были тут как тут, продолжая скупать дома за сущие гроши».

«Твоя бабуля боится уезжать?» - уточнил Геральт у девушки. «Она никогда не покинет город», - уверенно заявила Красная. – «И такого же мнения придерживаются многие из горожан. Она владеет таверной, весьма известной в Северных Владениях. Таверной, которую Хрюшки мечтают заполучить. Бабушка месяцами отвечала им отказом, и я надеялась, что сестры... оставят ее в покое... Но некоторое время назад в окрестностях города объявился волк – оборотень. Богатеи не боятся – они могут позволить себе наемников. Но бедняки просто бежали из города. И – конечно же – продавали свои дома за бесценок... Предполагалось, что оборотень распугает последних из коренных горожан – таких, как моя бабуля... Таверна начала приходить в упадок, а бабуля просыпается по ночам в холодном поту, проклиная сестриц и их верного волчару. Но, когда я спрашиваю ее об этом, она замыкается в себе. Гордая она, моя бабуля. Не хочет пугать меня... потому что она и сама напугана до глубины души».

«Может, она боится, что ты предпримешь что-то неразумное и пострадаешь», - предположил Геральт. Красная просила ведьмака поговорить с ее бабулей – возможно, удастся успокоить ее.

Девушка провела спутников к таверне «Мама Эла». Геральт и Лютик разместились за столиком, и хозяйка поставила перед гостями тарелки с горячими драниками, улыбнулась: «Говорят, здесь лучшие драники во всей Темерии». «Я слышал, они лучшие во всех Северных Владениях», - не преминул польстить бабуле Геральт, и та усмехнулась: «Сама-то я никогда Темерию не покидала, но, надеюсь, яство придется вам по вкусу, господа».

Лютик взял драник в руки, с удовольствием принялся уплетать его. Геральт покосился на приятеля, попросил у хозяйки столовые приборы – серебро, по возможности. «У меня лишь деревянная утварь», - призналась та. – «Я принесу, но заверяю вас – эти драники следует есть руками». «Нет под рукой ничего серебряного?» - расстроился Геральт, переходя непосредственно к интересующей его теме. – «Опасно, учитывая, что в этих краях оборотень рыщет... Тут могла бы даже ложка пригодиться. Я знаю, о чем говорю – приходилось сражаться с подобными тварями в свое время».

«Мы ведь сейчас не о драниках говорим?» - нахмурилась бабуля. «Предпочитаю смешивать работу с удовольствием», - отвечал ей ведьмак, и хозяйка молвила: «Оборотень проблемы не представляет. Он пока что никому не причинил вреда. В отличие от девиц Хрюшек – они успели разрушить немало чужих жизней».

...Позже, встретившись с Красной за пределами города, Лютик и Геральт поведали девушке о своей встрече с хозяйкой таверны. «Говорила же вам!» - воскликнула Красная. – «У бабули наверняка проблемы с этими Хрюшками!» «У женщины, живущем в постоянном страхе, драники получаются поистине божественные!» - заключил Лютик, просиял: «Об этом нужно написать балладу!»

«Сестер она не любит, это точно», - согласился с Красной Геральт. – «Но оборотень ее не пугает. Быть может, вся эта ситуация с серебром – просто совпадение, и ей нечего бояться?» «В балладе твоего друга не говорилось, что ты сдаешься с такой легкостью...» - неодобрительно нахмурилась девушка.

...Геральт и Лютик направили лошадей прямиком к особняку на окраине городка, занимали который ныне сестрицы Хрюшки. Менестрель не переставал бренчать на лютне, заранее составляя балладу о победе беловласого ведьмака над троицей негодяек.

Они остановились у запертых врат, за которыми маячил крупный мужчина – то ли наемник, то ли вышибала. «Отведи меня к Хрюшкам», - потребовал Геральт. «Монстров здесь нет!» - отозвался здоровяк, и ведьмак хмыкнул: «Да ну? Лютик, а разве мы не слыхали о том, что в этих краях оборотень рыщет?» «Да-да, об этом весь Гриммвальд судачит!» - поддержал приятеля менестрель.

«Иди нахер, ведьмак!» - дружески посоветовал Геральту мужик, и, приосанившись, ткнул себя пальцем в грудь. – «Я – защитник Гриммвальда! Я убиваю здесь монстров!» «Так все-таки монстры есть?» - уточни Геральт, и здоровяк, поняв, что сболтнул лишнего, велел незваным гостям убираться прочь – мол, сестры заняты и принять их не могут.

Наемник затрусил к дверям особняка, а Геральт и Лютик, поколебавшись, развернули лошадей... Но врата неожиданно распахнулись, и здоровяк пригласил ведьмака и его приятеля проследовать во двор. «Не знаю, что происходит и знать не хочу», - заявил он, - «но сестры хотят поговорить».

Он продемонстрировал Геральту свой арбалет, заявив, что терпеть не может оборотней. Мол, крутились тут двое таких третьего дня, обдирая честных людей. Одному из них он болт в глаз всадил, второй утек!..

Охранник проводил Геральта и Лютика в кабинет, пребывали в котором хозяйки особняка – сестрицы Хрюшки. «Спасибо за приглашение», - произнес ведьмак. – «Хотел поговорить об оборотне». «Мы так и поняли», - отвечала младшая из сестриц. – «Не стоит ходить вокруг да около». «Скажи, сколько хочешь за его убийство?» - осведомилась старшая.

Геральт и охранник опешили от подобной прямоты, лишь Лютик не растерялся. «Три сотни крон!» - заявил он. – «И еще три сотни за балладу, повествующую о сем славном деянии!» Ведьмак неодобрительно покосился на спутника, но тот лишь плечами пожал: «Прости, Геральт, но, когда возникает вопрос денег, я действую, а не думаю».

«Интересно», - протянул Геральт, вновь обращаясь к сестрам. – «Я слыхал, что оборотня вы наняли сами». «И не ты первый, ведьмак», - заверили его Хрюшки. – «Подобные слухи и до нас доходят – дважды в неделю». «Этот город умирал», - молвила старшая сестра. «Мы вернули его к жизни», - продолжила средняя, а старшая добавила: «Благодаря нам многие из коренных горожан имеют надежную работу. Взять нашего Петра, к примеру». Охранник важно кивнул, подтверждая озвученный факт. «Но некоторым мирянам перемены не нужны», - вздохнула младшая Хрюшка. – «И когда люди сталкиваются с какими-то проблемами, они придумывают истории, которые помогают им возложить источник сих проблем на других. Поэтому добрая половина Гриммвальда и судачит о трех безумных сестрицах, которые захватывают город и используют для всякой грязной работенки оборотня».

«Звучит как начало одной из подобных историй, нет?» - осведомился Геральт. «Признаю, у нас есть проблема, и немалая», - заявила старшая сестра. «Слухи об оборотне начали отпугивать туристов», - молвила средняя. «Меньше туристов – меньше крон», - доходчиво разъяснила гостям старшая. «Пока что мы лишь деньги теряем», - добавила средняя. – «Но что произойдет, если начнут гибнуть люди?.. Оборотень начал появляться близ Гриммвальда несколько месяцев назад. Пена из пасти, безумие в глазах... Он разрушал все на своем пути – многое из того, что мы построили для этого городка».

«Убил кого-нибудь?» - деловито осведомился ведьмак. «Нет», - отвечала младшая сестрица. «Но это лишь вопрос времени», - предположила старшая. – «Несколько дней назад он напал на нашего Петра». «Меньше всего мы хотим, чтобы с местными что-нибудь произошло», - добавила средняя, озвучила ведьмаку предложение: – «Пятьсот крон сейчас, и пятьсот при получении нами доказательств смерти оборотня».

...Покинув особняк, двое направились к постоялому двору «Гримм»; Лютик продолжал слагать балладу о будущем убийстве оборотня великим героем Геральтом.

Хозяин постоялого двора, Копек, впустил путников в здание, повел их на второй этаж – к отведенным комнатам. «Я тебя помню!» - обратился к нему проницательный Лютик. – «Ты был на площади! Пытался встретиться взглядом с Геральтом!» «Ну да...» - погрустнел Копек. – «Но вы выбрали Красную». «Ну что сказать» - приосанился Лютик, весьма довольный собой. – «Глаз – алмаз!..»

«Почему тебе нужна моя помощь?» - обратился Геральт к хозяину двора. «Я... знал, что сестрицам Хогге оборотень осточертел, и...» - промямлил он. «Тебе они нравятся?» - удивился Геральт. – «Вот уж не ожидал». «Они многим нравятся», - заверил его Копек. – «Даже коренным горожанам. Они восстановили этот постоялый двор и оставили меня его хозяином. И другим они тоже помогали! Людям, которые потеряли работу, когда закрылся рудник. Больше мне в этом мире ничего не нужно. Поэтому да – мне они нравятся!»

Указав Геральту и Лютику на отведенную им комнату, Копек пожелал обоим доброй ночи.

...Ночную тишь разорвал волчий вой. Мгновенно проснувшись, Геральт схватил мечи, бросился на улицу. Здоровенный оборотень означился в соседней подворотне; за неимением иного занятия, тварь крушила телегу, груженую фруктами.

«Мне такой прекрасный сон снился!» - посетовал Геральт, и озадаченный волчара обернулся к нему. – «Я лежал на горном лугу с бутылкой вина в руке, наслаждался теплым солнышком. А ты все испортил. И это весьма печально, потому что таких прекрасных снов у меня прежде не бывало».

Взревев, оборотень запустил в Геральта оказавшимся под рукой бочонком. Ведьмак стремительно выхватил меч, рассек импровизированный снаряд надвое, вздохнул: «А я-то думал, ты разумен. Неужто нельзя все разрешить миром?» «Миром?!» - проревел оборотень, нависая над Геральтом. – «Думаешь, я не знаю, кто ты такой?! Ты ведьмак! Убийца монстров! Они наняли тебя, чтобы убить меня! Чтобы украсть у меня мой город!»


«Он мог прикончить этого блохастого!» - ревел до глубины души возмущенный Петр, тыча пальцем в сторону невозмутимого ведьмака, из-за спины которого выглядывал Лютик. – «Но позволил ему бежать!»

«Успокойся, Петр», - урезонила взбешенного привратника старшая из сестер Хрюшек, а средняя, скрестив руки на груди, поинтересовалась: что, собственно, произошло?

«Признаться, мне тоже интересно, ибо чудесный сон не позволил мне принять участия в этом веселье...» - начал было Лютик, и Петр рявкнул, отвечая на вопрос сестер: «То же, что и всегда! Эта тварь разрушила дом до основания, но остановилась, узрев ведьмака. Они начали рычать друг на друга, оборотень даже сделал попытку напасть. Но ведьмак отбросил в сторону свой долбаный меч, и тварь ретировалась!»

«Это так, Геральт?» - осведомились сестры. «Не помню насчет ‘рычать’», - честно признался ведьмак. – «Я усиленно работал над своими манерами. Но да, я позволил ему уйти». «Можно узнать, почему?» - осведомилась средняя сестрица, и процедил Геральт: «Потому что вы забыли упомянуть о том, что этот город принадлежит ему». «Ложь!» - истошно взревел Петр, резко оборачиваясь к Геральту, и Лютик посоветовал привратнику не орать так громко: мол, у Геральта со слухом все в порядке.

«Но он почему-то не услышал то, что должен был отрубить твари голову!» - продолжал брызгать слюной разъяренный Петр. – «А не отпускать ее на все четыре стороны!» «Почему же ты не выстрелил в оборотня из своего арбалета?» - поинтересовался Геральт, сохраняя полное спокойствие. – «Или не может повергнуть врага, более сильного, нежели невинный допплер?» «Я покажу тебе, что я могу, жалкий сукин сын!» - ярился привратник. – «А тот допплер был не таким уж и беззащитным!» «Допплер был вором, он никого не убил!» - напомнил ему Геральт. – «Как и оборотень». «Да он мне чуть кишки не выпустил!» - возмутился Петр, демонстрируя ведьмаку старые шрамы на своем объемном пузе.

«Хватит!» - рявкнула старшая сестра, положив конец перепалке, а средняя осведомилась: «Скажи, ведьмак: почему ты веришь оборотню, а не нам?» «Хватит, сестры, давайте прекратим это притворство», - обратилась к разуму обеих младшая из сестриц Хрюшек. – «Будем честны с нашими гостями».

Обернувшись к Геральту, молвила она: «Семья Гримм построила этот город и владела большей частью его заведений. Рудником, гостиницей, конюшнями и иными – в том числе и прекрасным особняком, в котором мы ныне находимся. Карл Гримм был трудолюбивым рудокопом. Он первым начал добывать медь в руднике, и это была прекрасная идея – та, которая принесла ему огромные деньги. Деньги, на которые он построил Гриммвальд. Но не каждому суждено всю жизнь наслаждаться богатством. Многие считают, что будут обеспечены вечно. И, когда медная руда в шахтах иссякла, Карл Гримм осознал, что он лишился всего... После своей смерти он оставил двух сыновей и огромные долги. Но незадолго до оной он начал продавать нам свои владения, надеясь сохранить прежнее роскошное качество жизни, к которому успел привыкнуть... Его старший сын был в ярости. Он начал распространять о нас лживые сведения – о том, что мы купили город за бесценок лишь для того, чтобы уничтожить его. Некоторые из горожан ему поверили. Верь, чему хочешь, ведьмак, но мы вовсе не злы. Мы сделали братьям предложение. Они могут все выкупить по той же цене, которую мы заплатили их отцу. Старший – Курт – согласился на это. Он уверенно заявил, что в самом скором времени вышвырнет нас из Гриммвальда. Он покинул город, забрав с собой младшего брата, дабы заработать денег. Они примкнули к банде разбойников, убийц и воров. Таков был великий план Курта: обрести деньги, причиняя другим боль и страданий... Но однажды они напали на жрицу, которая прокляла Курта, обратив в оборотня... И сейчас он хочет вернуть город, который потерял его отец. Вот и вся история... которая еще ожидает счастливый конец.»

«А что случилось с младшим братом?» - осведомился Геральт. «Ты его видел, ведьмак», - отвечала младшая Хрюшка. – «Он вернулся в Гриммвальд. Он хотел остаться здесь... просто жить. Мы дали ему кровь, предложили работу содержателем гостиницы. И мы довольны его работой. Копек Гримм счастлив здесь».

...Покинув особняк, Геральт и Лютик отправились прямиком в городскую гостиницу, и обратился ведьмак к хозяину оной: «Ты счастлив? Ты действительно счастлив, понимая, что все, созданное твоим отцом, ныне принадлежит кому-то другому? И то, что ты теперь работаешь на него?» «Да, я очень, очень счастлив!» - заверил Геральта Копек, широко улыбаясь. – «А почему ты спрашиваешь?» «Хочу узнать правду», - заявил ведьмак. – «Сестрицы Хрюшки утверждают, что оборотень – твой брат. Говорят, что он хочет отомстить за отца. С другой стороны, некоторые из горожан Гриммвальда считают, что сестры сами наняли оборотня, дабы изгнать из города коренных жителей. Вопрос: кто же лжет?»

«Правда в том, что мой брат был проклят и обратился в оборотня потому, что свершил поистине ужасающее злодеяние!» - помрачнел Копек. – «Он стал монстром задолго до того, что та бедная девушка – жрица – обратила его в волка. Он ненавидит сестер. Он движим лишь яростью и выпивкой. Он на все способен! Рано или поздно кто-то падет от его руки. Или лапы».

«Ты тоже любишь выпить, так?» - напрямую вопросил Геральт. – «Видел я тебя прошлой ночью...» «Это все из-за него!» - быстро вставил содержатель гостиницы. «Ты его ненавидишь, так?» - вопросил ведьмак. – «Не была бы смерть сестер для тебя более... полезна, скажем так?» «Мой папаша и Курт были схожи в одном», - отвечал Копек. – «Они хотели получать все больше и больше – даже когда не могли сами справиться с этим. И мне... не нужны деньги. Мне вообще мало что нужно. Я люблю тяжелую работу».

...Геральт и Лютик поднялись в отведенную им комнату. Ведьмак разместился на кровати, размышляя, Лютик принялся бренчать на лютне, продолжая поэму, создавая строфы о том, как двое братьев сразили злокозненных сестер, освободив город своего отца. «Братья точно не действуют сообща», - возразил менестрелю ведьмак. – «Это тупиковый путь».

Лютик призадумался, напел иначе – о договоре, заключенном сестрами с оборотнем... «Нет, и это неправда», - задумчиво процедил Геральт. – «Курт не стал бы заключать сделку с сестрами». «А что думаешь ты?» - осведомился Лютик, и отвечал ведьмак: «Хрюшки и Копек Курта не любят – это точно. Ровно как и сам Курт не любит сестер. Но он типичный алкаш: немного поет, немного орет. Иногда переворачивает столик-другой. Но никому не причиняет вред».

«Геральт, у меня плохо с загадками!» - взмолился Лютик. – «Что это означает? Для нас? Для истории?..»


Когда на следующий день Геральт и Лютик вернулись в особняк и сообщив ведьмак сестрам о своем решении, те были донельзя возмущены. Петр же не скрывал своего злорадства. «Говорил же, что этот убийца обратится против вас!» - усмехался он.

«То, что происходит между вами и Куртом Гриммом – дело ваше», - отчеканил Геральт. – «Да, он рыщет по городу, наводит шорох, писает вам под дверь. Но он никого не убил – стало быть, я не стану убивать его». «Мы с сестрами разочарованы, конечно же, но одно во всем этом меня радует», - промурлыкала младшая Хрюшка – похоже, самая сообразительная из трех. – «То, что ты не считаешь, будто мы наняли оборотня для запугивания горожан. Слышала, вы, ведьмаки, не испытываете эмоций. Но, думаю, ты что-то испытаешь, когда поймешь, что ошибался. А теперь прощай!»

Она отвернулась, взмахнув рукой и всем своим видом показывая, что разговор окончен...

...Оседлав лошадей, Геральт и Лютик направили их к городским вратам. «Ты действительно хочешь уехать?» - вопросил менестрель, и ведьмак кивнул: «Да». «Бедная Красная, она будет безутешна...» - нараспев произнес Лютик. – «Может, скажем ей какую-нибудь ложь во спасение? Дабы она поняла, почему мы покидаем город?» «Мы покидаем его, потому что оборотень не собирается убивать ее бабулю», - просветил спутника Геральт. «Вот не любишь ты людей радовать», - сокрушался Лютик, вслед за ведьмаком направляя кобылу во врата. – «Я бы поведал ей прекрасную историю – о деве, которая была счастлива... А что до иных горожан? До потенциальных клиентов, которые могут заинтересоваться твоими уникальными навыками?.. Не хочется говорить об этом, но из-за тебя мы теряем много денег!.. Мы бы могли сказать Красной, что ты хотел заставить сестриц Хрюшек оставить горожан в покое, но они – конечно же – ответили отказом. Поверь, люди обожают такие сюжеты. И тогда вредные сестрицы натравили на тебя оборотня. О, он хорошо отделал тебя! На клочки порвал!»

Они покинули город, вскоре достигли заснеженного леса. Лютик продолжал болтать, не переставая. «Знаю, о чем ты думаешь, Геральт, но не волнуйся», - говорил он. – «Людям нравится герой, который терпит поражение, практически умирает... но затем восстает из пепла!.. Посему восстал и ты, и мощным ударом поверг бестию наземь. У сестер Хрюшек выбора не было, и обещали они оставить в покое добрых жителей Гриммвальда».

«Я скажу Красной, что оборотень – самый обычный пьянчуга, и никому не причинит вреда», - принял решение Геральт. – «И то, что сестрицы Хрюшки не науськивают бестию на ее бабулю». «Ей это не понравится...» - предупредил спутника Лютик. – «Она сильно расстроится, точно тебе говорю. Это ужасно...»

Раздался женский крик; Геральт и Лютик насторожились. Вскоре заметили они на снегу следы крови, а чуть поодаль лицезрели Красную, обнимала которую за плечи бабушка; рука у девушки была в крови. «Оборотень напал на меня!» - всхлипнула она, демонстрируя ведьмаку кровоточащие раны, оставленные – похоже – огромными когтями. «Похоже, на тебя напал дикий зверь», - нахмурился Геральт, внимательно изучая раны. «Это был оборотень!» - возмущенно выкрикнула бабуля. – «Ты что, глухой?! Или хочешь сказать, что моя внученька лжет?!»

«Она не лжет!» - из-за дерева выступил Петр, сжимая в руке верный арбалет. – «Эту тварь следует прикончить!» «А ты что здесь делаешь?» - осведомился Геральт, уж слишком необычной казалась ему сия встреча в лесу. «Могу задать тебе тот же вопрос», - набычился привратник. «Я услышал крик Красной», - просветил его ведьмак. «Если бы ты прикончил блохастого, никаких криков бы не было!» - заявил Петр. – «А теперь иди своей дорогой, ведьмак! Я сам разберусь с монстром!»

«Что? Ты покидал город?» - изумилась Красная, и отвечал ей Геральт: «Я был уверен, что оборотень никому не причинит вреда». «Ты ошибался», - глаза бабули метали молнии, и обратилась она к внучке: «Расскажи ему, что произошло! Расскажи ему о монстре!» «Каждым вечером я отношу бабуле еду», - рассказывала Красная. – «Но сегодня оборотень напал на меня! Я молила его не убивать меня, и тогда он проревел: ‘Я тебя пощажу, если вы с бабкой оставите Гриммвальд, а дом отпишите Хрюшкам!’ В качестве предупреждения он полоснул мою руку когтями!»

«Грязная ложь!» - взвыл Петр, побагровев от ярости. «Я не лгу!» - резко обернулась к нему Красная. – «Я знаю, что я видела, и чувствую боль от клыков оборотня!» «Старуха отравляет ее разум!» - орал Петр, тыча пальцем в сторону бабули. – «Это она велела ей так сказать!» «Ты знаешь, что у вас кровь на руках!» - взвилась бабуля.

Ведьмак встал между двумя сторонами, пока не вцепились те друг другу в глотки. «И ты ей веришь, ведьмак?» - спрашивал Петр, и отвечал ему Геральт: «Я верю лишь себе...» Подумал немного, пробормотал: «По крайней мере, когда трезв». «Тогда вбей себе в голову осознание того, что это сестер ты должен убить!» - настаивала бабуля, обнимая раненую внучку.

Петр направил в сторону ведьмака арбалет, прошипел: «Если ты посмеешь приблизиться к их дому, арбалетный болт тебе череп надвое расколет! Лучше хорошенько подумай, чьей истории ты поверишь!»

С этими словами привратник зашагал прочь, и вскоре скрылся из виду...

«Я правду говорю...» - прошептала Красная. «Я и не говорил, что лжешь», - напомнил ей Геральт. «Так что же ты собираешься делать со зверем и сестрами?» - осведомилась бабуля. «Вчера ты защищала оборотня...» - проронил ведьмак, и бабуля с жаром возразила: «Вчера он не нападал на мою любимую внученьку!»

«Я останусь в Гриммвальде», - принял решение Геральт. – «Дождусь оборотня и поболтаю с ним». «Поболтаешь?!» - взвыла бабуля в изумлении. – «Ты должен убить его, а после расправиться и с Хрюшками. И с их мерзким привратником тоже!» Помолчав, Геральт предложил женщинам проводит их домой, но бабушка лишь фыркнула, и, продолжая обнимать внучку, повела ее в направлении городских ворот.

«Я уже говорила, какая именно помощь нам нужна», - бросила она ведьмаку на прощание. – «В остальном мы сами справимся».

...Вернувшись в город, Лютик и Геральт заглянули в таверну, где менестрель продолжил создание своей баллады. Следующий куплет он посвятил себе – барду, воодушевляет коий пением своим терзаемого сомнениями ведьмака.

«Не мог бы бард заткнуться ненадолго?» - попросил ведьмак, потягивая пиво. «Слишком эпичный слог?» - уточнил Лютик с надеждой, но Геральт качнул головой, заявив: «Я ни с кем не стану сражаться, пока не узнаю всей правды». «Но это же немыслимо!» - взвыл Лютик, всплеснув руками. – «Кому верить?! Красной, бабуле, Копеку или сестрам?» «Никому, Лютик, никому», - уверенно молвил ведьмак. – «Все лгут, потому что каждый преследует исключительно свои интересы».

«Тогда давай поверим самой прекрасной из них – Красной!» - с готовностью предложил Лютик. – «К тому же оборотень напал на нее! У нее есть доказательства!» «Может, я ошибаюсь, и оборотень действительно напал на нее...» - протянул Геральт. – «Но подтвердит ли он ее слова?» «Понятия не имею, Геральт», - закатил глаза менестрель. – «Я – всего лишь человек, пытающийся разорвать паутину лжи! Сердце говорит мне одно, разум – совсем другое».

Расчувствовавшись, Лютик крепко обнял друга, заявив: «Как прекрасно, что ты – безжалостный хладнокровный мутант. Эти качества помогают тебе сделать верный выбор». «Верных выборов не существует, Лютик», - выпивка пробила Геральта на философию. – «Есть лишь выборы, причиняющие меньший вред. Но этот выбор тебя порадует: мы остаемся. Есть у меня ощущение, что во всей этой истории еще следует ждать событий, которые нас удивят».


На следующее утро младшая из сестриц Хрюшек – Брук – проснулась, вышла из спальни в коридор, где приветствовала ее средняя сестрица, Лесли.

Не дождавшись старшую, Лею, двое заглянули в ее комнату, дабы пригласить на завтрак... обнаружив мертвое, растерзанное острыми когтями тело женщины...

Незамедлительно сестры послали как за ведьмаком и менестрелем, так и за верным Петром. И когда ступили те в спальню, пребывало в которой растерзанное тело старшей Хрюшки, обратились к Геральту: «Теперь-то ты нам веришь?» Ведьмак молчал, хмурился, что донельзя разозлило Петра. «Эй! Госпожа Хрюшка тебе вопрос задала!» - выкрикнул он.

«У нее что-то зажато в руке», - Геральт кивком указал на мертвое тело. – «Похоже, она схватило это перед смертью. Похоже на листок бумаги...» Он присел подле погибшей, когда Петр попытался оттолкнуть его, проревев: «Не смей и пальцем тронуть госпожу Хрюшку!»

Брук молча приблизилась, взяла в руки обрывок бумаги, развернула его. «Похоже на этикетку», - молвила она, созерцая окровавленный листок. – «Первое слово оторвано, второе – ‘луг’». «Позвольте мне», - Петр протянул руку, и, когда женщина передала ему обрывок бумаги, заключил: «’Журавлиный луг’. Так называется лавка ведьмы. Она знаменита своими эликсирами. И наверняка знает кое-что о нашем звере. Я пошел!» «Я с тобой!» - тут же заявил Геральт.

«Нихрена!» - вызывающе выпятил пузо неистовый привратник. – «Может, мне снова с тобой потолковать, а?! Вот к чему привела твоя нерешительность...» «На этот раз разговоров не будет», - с каменным лицом заверил Петра Геральт. – «Я убью его».

...Трое ехали на конях через заснеженный лес в угрюмой тишине. «Как насчет баллады?» - робко поинтересовался Лютик, надеясь разрядить взрывоопасную обстановку. – «Это пытка – находиться рядом с вами двумя!» «Нахер твои баллады», - отозвался Петр. – «И сказки туда же. И всю иную подобную хрень! Пой, если хочется! Как насчет баллады о ведьмаке, который болтал вместо того, чтобы разить?» «Если бы ты ‘болтал’, а не размахивал своим арбалетом, возможно, не было бы на твоих руках крови невинного допплера», - парировал Геральт.

«А если бы ты закрыл свою варежку и использовал свой ржавый меч, сейчас бы госпожа Хрюшка попивала бы свой утренний чай!» - рявкнул Петр. – «Этот мерзкий допплер был ворюгой, или того хуже! Но да, называй меня ‘убийцей’ за то, что прикончил грабителя. По мне так лучше перестраховаться. Ты ведь всей душой за правосудие, да?.. Скажи, ведьмак, сколько трупов ты оставил на пути к этому самому правосу...»

Накер спрыгнул на него с дерева, и Петр, вскинув арбалет, подстрелил его в полете. «Вот как нужно монстр убивать!» - усмехнулся привратник, довольный собой, но Геральт его восторга не разделял. Спрыгнув с лошади, ведьмак изготовился к бою, бросив остальным: «Накер всегда нападают стаями...»

Огромное число накеров атаковало трех путников; твари выбирались из сугробов, спрыгивали с деревьев. Монстры облепили Геральта, и менестрель, бросившись к другу, прикончил некоторых своей лютней. Ведьмак тут же принялся орудовать мечом, разя накеров, и даже спас жизнь Петру, которого твари уже тащили прочь. «Отдам тебе должное, седой, все же мечом ты орудовать умеешь», - буркнул привратник, и Геральт протянул ему руку, помогая подняться на ноги.

Осмотрев лютню, Лютик просиял. «Ни царапинки!» - возликовал он. – «Ну что, парни – может, все-таки балладу? О трех доблестных воинах, сразившихся с дюжиной накеров в величайшей битве...» «Нет!» - хором рявкнули Геральт и Петр, и Лютик замолчал, всем видом своим выражая обиду.

Трое добрались до обиталища ведьмы, означившегося за лесом, заверили выступившую на порог хозяйку в том, что хотят лишь поговорить. «Ах да, я и забыла, что вы, ведьмаки, сведущи в светских беседах», - усмехнулась ведьма. «Дай мне час и несколько бутылок вина – и увидишь, какой я замечательный говорун!» - предложил Геральт, и ведьмак, усмехнувшись, молвила: «Я подумаю. Так что же вы хотели?»

«Твой клиент, Курт Гримм, долбаный убийца!» - доходчиво пояснил Петр. «Он убил кое-кого в Гриммвальде», - добавил Геральт. – «В руке его жертвы был обрывок этикетки с одного из твоих эликсиров». «Мои медикаменты весьма популярны», - пожала плечами женщина. – «Любой может раздобыть их. А популярны они потому, что пациенты знают: я унесу их тайны с собой в могилу». «Понимаю», - вымолвил ведьмак. – «Ты не хочешь говорить о людях, доверившихся тебе. Но если Курт Гримм на самом деле убийца – и при этом твой клиент, наверняка это худо скажется на твоих делах».

Поразмыслив, ведьма предложила гостям дождаться вечера. «Возможно, тогда вы получите ответы, за которыми пришли», - молвила она. – «Лишь одно правило: ни капли крови не должно пролиться в этом месте!»

...День клонился к закату. Петр чистил арбалет, Лютик сочинял новую поэму. Геральт отошел от спутников, надеясь поразмыслить в одиночестве; к нему подошла ведьма, протянула бутыль с вином. «Я думал, ты торгуешь эликсирами», - Геральт благодарно кивнул ей. – «Это вино ведь не магическое?» «Магическое, конечно», - заверила его ведьма. – «Выпей полбутылки – и сам все поймешь. И я не торгую эликсирами. Предпочитаю называться ‘целительницей’. Некоторых лечат эликсиры, иных – вино».

Геральт осмотрел бутыль, пригляделся к этикетке, после чего вытащил пробку, осведомился: «А что помогало Курту Гримму?» «И то, и другое», - не смутилась ведьма. – «Эликсиры помогают ему оставаться человеком. Вино... помогает забыть о том, как это сложно». «Думаешь, он способен кого-то убить?» - напрямую вопросил Геральт. «А кто на это не способен?» - риторически вопросила ведьма. – «Если есть веская причина».

«Вижу, оптимисткой тебя не назовешь», - усмехнулся ведьмак, и женщина усмехнулась: «Может, и мне необходимо исцеление».

Лютик и Петр, остававшиеся на пороге хижины, наблюдали, как хозяйка и Геральт распивают вино. «А он еще называет меня глупцом, потому что я следую зову сердца», - возмущался менестрель. – «И ‘бабником’ меня называет. Посмотрите на него... Болтает... Вино потягивает... Ну и кто здесь бабник, скажи на милость?»

Петр угрюмо молчал, продолжая проверять механизмы арбалета; Лютика же молчание донельзя тяготило. «Тяжелое это бремя – быть законченным романтиком...» - признался он. – «Иногда я думаю, что это проклятие. Никогда не найти ту единственную... Ту, которую будешь любить до самой смерти... Кстати, а у тебя есть женщина в Гриммвальде?» «Предпочитаю мужчин», - бросил Петр в ответ. – «И нет. Нет у меня времени ни для кого». «О, ценю твою смелость», - восхитился Лютик. – «Наверняка временами это непросто, да?» «Проще, чем быть эльфом», - отрезал Петр.

«Я напишу балладу в твою честь!» - с готовностью предложил Лютик. «Нет!» - буркнул привратник. «Слова уже срываются с моих губ!» - восклицал менестрель, не желая слышать никаких возражений, ибо всецело пребывал во власти муз. – «Чудовищный волк в лесу... Ты противостоишь ему в одиночку... и побеждаешь! Заключаешь его в огромную клеть и тащишь ее в город. Я назову ее ‘Петр и волк’!»

«Был у меня когда-то друг...» - устало вздохнул Петр. – «Хороший парень, гостиницей управлял. Люди любили его и его стряпню. Он готов был всех накормить, даже тех, у кого в карманах было пусто. Но однажды все пошло наперекосяк. По невнимательности он добавил в похлебку ядовитый гриб. Мальчик умер, и поползли всякие слухи. О поваре, который любил убивать детей. Потому я так ненавижу баллады, истории и все прочее придуманное дерьмо! Это все ложь!!!»

...Стемнело, когда ведьма прошептала: «Он пришел». Ведьмак, доселе созерцавший звездное небо, встрепенулся, обернулся к подошедшему Курту. «Скучал по мне так сильно?» - осведомился тот. «Просто хотел увидеть тебя без шерсти», - отозвался Геральт. «Или же сестрицы Хрюшки награду пообещали?» - спрашивал Гримм, скрестив руки на груди.

Петр немедленно вскинул арбалет, рявкнул: «Не смей произносить их имена своим поганым ртом!» «Похоже, и вправду пообещали...» - устало вздохнул Курт, и Геральт поспешил встать между двумя, молвив: «Не в этом дело, Курт. А ты не делай глупостей, Петр. Неужто не понимаешь, что здесь что-то не так? Во всем этом нет никакого смысла! Мы должны поговорить с ним». «Я так и знал, так и знал!» - распалялся Петр. – «Ты просто сукин сын и проклятый лжец! Что для тебя не имеет смысла?! Тот факт, что он терзает своими когтями всех, кого хочет?! Хватит пустой болтовни!»

«Дай мне лишь одну минуту!» - пытался воззвать к разуму привратника ведьмак. «Да он же гребаный убийца!» - взвыл Петр. – «Убей его!» «Что?!» - опешил Курт, обратился к ведьмаку: «О чем он вообще?» «Одна из сестер была убита», - просветил его тот. – «На теле ее были следы когтей и укусов... На Красную напали...» «Да он это прекрасно знает! Убийца!» - орал Петр.

«Это был не я!» - выкрикнул Курт, и осведомился Геральт: «Кто же тогда?» «Его собственный брат всем рассказывает о том, что этот парень – монстр и убийца!» - выкрикнул Петр. «Мой брат...» - тяжело вздохнул Курт. – «Эти алчные до денег сестрицы заставили брата возненавидеть меня. Напомните мне поблагодарить того, кто прикончил одну из них».

Чаша терпения Петра переполнилась; он спустил курок арбалета, и болт вонзился в грудь Курта.

«Я же сказала... ни капли крови!» - прогремела ведьма, и Петр закричал, ощущая, как некие силы высасывают из него жизнь. Сознавая, что вот-вот свершится непоправимое, Геральт пытался урезонить чародейку; он все еще надеялся решить дело миром.

Курт вырвал болт из своей груди, обратился в огромного волка. Выхватив меч, ведьмак направил его на оборотня, молвив: «Я не хочу сражаться с тобой. Что случилось в тот день, когда ты был проклят? И что случилось с твоим братом?»

Но оборотень с силой ударил ведьмака лапой, сбив с ног, после чего сжал горло поверженного, проревел ему в лицо: «Мой брат невиновен! Это я убил Красную и ту суку!» «Я сказал... что на Красную напали... но ее не убили...» - прохрипел Геральт, сумев приставить острие клинка к груди оборотня.

Двое замерли... когда тишину разорвал глас ведьмы. «Скажи ему все правду, Курт», - велела та. – «Или это сделаю я...»

Оборотень устало опустился на крыльцо хижины, вымолвил: «Когда умер папаша, мне пришлось заботиться о Копеке. И делать все, что в моих силах, чтобы вернуть украденное у нас!» «Твой отец все продал сестрицам Хрюшкам», - напомнил ему Геральт. – «Какая же это кража?» «Когда они ссудили папаше деньги на рудник, они знали, что меди там осталось лишь на десять лет», - прорычал Курт. – «Знали, что он никогда не сможет расплатиться по долгам. И что он вынужден будет все им продать за бесценок!»

Петр возмутился было, принялся браниться, и, игнорируя попытки ведьмы урезонить его, возопил: «Они дали вам шанс! Неблагодарный сукин сын, у вас были все возможности!» «Да... мы могли все выкупить за ту же сумму, которую передали они папаше», - подтвердил оборотень. – «Но... они дали нам лишь шесть месяцев! Такое вот великодушие с их стороны. Поэтому все и пошло ко всем чертям... Заработать такие деньги в столь короткие сроки можно было лишь одним способом».

Курт вздохнул, вспоминая, как примкнули они с братом к банде головорезов. «Да, мы грабили, сжигали деревни, убивали», - признался он. – «Не могу сказать, что был горд всем этим. Но все равно я был рад, что сумел удержать Копека вдали от всего этого. От того, о чем он позже мог пожалеть».

«Как прекрасно все сложилось», - сплюнул Петр. – «Брат ненавидит тебя». «Да, я не ощутил исходящие от Копека лучи братской любви», - подтвердил Лютик, и Курт тяжело вздохнул: «Я думал, что, если он не совершит зла, то и его зло не коснется».

В тот день, когда разбойники схватили несчастную жрицу и собирались свершить насилие над нею, Курт велел Копеку погулять немного. «Мы ограбили храм близ Мирта», - рассказывал оборотень. – «Внутри была юная жрица... Мы были пьяны и творили ужасные вещи... Она что-то кричала нам в лицо. О том, что, раз мы монстры, то монстрами и станем. А затем она выхватила кинжал и перерезала себе горло...» «Слышал я подобную историю прежде», - процедил Геральт. – «Она прокляла вас».

«Все началось поутру несколько дней спустя», - продолжал вещать Курт. – «Каждый из нас стал зверем-оборотнем. Свиньей, кабаном... Я же стал волком... А мой бедный брат – псом... Он не хотел иметь со мной никаких дел... Я же обещал себе, что не сдамся, пока не освобожу нас от проклятия. Много месяцев спустя я нашел это место. Зелья усмирили действие проклятия... но не его! Я был монстром, и заслуживаю того, чтобы таковым остаться! Но он... был невинен... И он отправился назад в Гриммвальд – город, названный его именем! Заключил сделку с этими сучками! Согласился служить им – в городе, который принадлежит ему!»

«Этот ублюдок – сущий дьявол!» - заключил Петр, требовательно протянул руку к ведьме. – «Верни мне мой арбалет, и покончим с этим здесь и сейчас! А брат твой и слезинки не прольет!» Последние слова адресовались Курту, вновь принявшему человеческий облик.

«Ты здесь, чтобы себе настроение поднять? Или убийцу отыскать?» - обратился Геральт к Петру, и прорычал тот: «Я хочу смотреть псине в глаза, убивая ее!» «Дождись завтрашнего дня», - предложил ему ведьмак. – «И узнаешь, кто убил Хрюшку».

Получив обратно свой арбалет, Петр просиял, что-то зашептал ему, любовно поглаживая. Лютик оседлал коня; за спиной его пристроился Курт, что менестреля откровенно возмутило. «Почему это я должен ехать с ним?!» - гневался он. – «Я не сомневаюсь, что он будет вести себя исключительно цивилизованно, но что, если он убийца и впадет в кровавое неистовство?» «Пусть!» - рявкнул Петр, потрясая арбалетом. – «Только дернется пусть – сразу пристрелю!»

Курт угрюмо молчал, но Лютик все же шепнул ему: «Как думаешь, есть вероятность, что ты разорвешь меня на куски?» «Я тебе не причиню вреда», - заверил менестреля мужчина. – «Поверь». «Поверить тебе...» - закатил глаза Лютик.

Оседлав плотву, Геральт подошел к ведьме, провожающей их в путь. «Две бутылки вина и то, что происходит в следующий час – с тобой всегда так?» - усмехнулась женщина. «Спасибо за помощь», - вымолвил ведьмак. «Я тебе поверила», - пожала плечами ведьма. – «Поняла, что ищешь ты справедливости». «Нет никакой справедливости», - устало вздохнул Геральт. – «Это просто другое название для отмщения». «И счастливых концов не бывает?» - улыбнулась женщина. «Лишь в сказках и балладах», - заверил ее ведьмак. «И здесь», - со значением произнесла ведьма, неотрывно глядя Геральту в глаза. – «Здесь ты можешь обрести счастливый конец». «Я бы не назвал бегство счастливым концом», - с сомнением произнес ведьмак, и, махнув женщине рукой на прощание, зашагал к Плотве.

«Никакой эликсир в этом мире не способен исцелить то, что снедает тебя, ведьмак!» - крикнула ведьма ему вслед. – «Но, если ты еще когда-нибудь окажешься поблизости, знай: мой винный погребок полон».

Четверо устремились к городу через заснеженный лес. Геральт велел Петру немного подождать, и скоро правда станет известна, но привратник лютовал: «Какого хрена мы вообще должны ждать?! Если не этот волк пролил кровь, то это наверняка сделал его придурок-братец! Давай прикончим и его тоже!» «Тронешь его – и я тебе потроха вырву и сожрать заставлю!» - проревел взбешенный Курт. «Никто никого не станет убивать!» - урезонил обоих ведьмак. – «И никто никого не заставит жрать потроха! Будь это Копек, зачем ему нападать на Красную? Что-то в этом не складывается...»

«А что... если Копек всех нас обвел вокруг пальца?» - заикаясь, выдавил Лютик, дрожа всем телом, ибо за спиной его тихо рычал Курт. – «Разыгрывал из себя невиновного, а все это время хотел избавиться от конкуренции и заполучить Гриммвальд для себя? Поэтому и атаковал Красную!» «Красная видела волка, а не пса, она бы не ошиблась», - напомнил ему Геральт, осекся, ибо новая мысль пришла ему в голову. «Погоди-ка...» - пробормотал он. – «Разыгрывал невиновного, говоришь...»

Обратившись к спутникам, ведьмак принялся отдавать приказы: «Лютик, отведи Курта в какую-нибудь гостиницу поблизости. Копек не должен увидеть вас двоих. А ты, Петр, должен сказать Копеку о том, что Курт был убит. И что я хочу всех видеть завтра в полдень у особняка Хрюшек».

С этими словами Геральт пустил Плотву в галоп, а трое проводили ведьмака озадаченными взглядами...

...Ночью Геральт проник в жилище Красной и ее бабули. Двое безмятежно спали, и ведьмак, осторожно разбудив девушку, шепнул ей: «Я все выяснил. Завтра я все расскажу в полдень у особняка Хрюшек. Приведи бабушку, но не говори ей, что я здесь был, ладно? Кстати, вспомни: если какое-то место, где твоя бабуля вела себя странно? Например, нервничала, когда ты о нем заговаривала? Или же оказывалась там в самое неожиданное время?»

«Да, есть такое место...» - подтвердила Красная, указала ведьмаку на лужайку за их домом. Взяв в руки лопату, Геральт начал копать, и догадка его подтвердилась... ибо именно здесь была похоронена бабушка Красной. Не сказав последней о страшной своей находке, Геральт напомнил девушке прийти вместе с бабулей к особняку – завтра в полдень.

...В назначенный час в кабинет сестер Хрюшек ступили Копек, Петр, а также Красная и ее бабушка. Последняя заметно нервничала, то и дело порывалась отправиться домой, но внучка удерживала ее.

Наконец, двери кабинета открылись, и в комнату ступили Геральт и Курт. «Он жив?!» - изумился Копек при виде брата, обернулся к Петру: «Ты обманул меня! Ты сказал, что Геральт убил его! Нет, я не останусь в одной комнате с убийцей!» «Ты прав в одном», - процедил ведьмак. – «В этой комнате действительно находится убийца».

Скрестив руки на груди, он вопросил риторически: «Убийца ли Курт Гримм? Мотив у него был. И прежние действия свидетельствуют о том, что он вполне способен отнять жизнь. Идеальный кандидат на роль убийцы... Но зачем ему нападать на Красную? Зачем велеть Красной и ее бабушке покинуть Гриммвальд? Неужто для того, чтобы оказать услугу сестрицам Хрюшкам?» «Клянусь, я не лгала!» - выкрикнула Красная, ткнув пальцем в сторону двух сестер. – «Оборотень напал на меня, сказав, что приказали ему сделать это сестрицы Хрюшки и Петр!»

Лицо Петра вытянулось от изумления, и Геральт, не дожидаясь, когда привратник вновь начнет браниться, продолжил: «Красная говорит правду, но ошибается она в одном. Это был не волк-оборотень. А допплер, принявший подобное обличье. Петр рассказывал, как некогда он прикончил одного из двух допплеров, которые грабили жителей Гриммвальда... Казалось бы, ненависть и жажда мести – прекрасный мотив для выжившего допплера, утратившего спутника, чтобы прикончить Петра и сестер Хрюшек... Сперва я не обратил внимание на подобную возможность, ибо не думал, что допплер решит здесь задержаться... приняв облик невинной бабули!» «Нет! Это неправда!» - выдохнула та, и Красная отступила от нее на шаг; в глазах девушки застыл ужас.

«’Тревога и неуверенность – даже ее глаза изменились’ – вот что сказала Красная, когда нанимала меня», - сообщил присутствующим ведьмак. – «Она чувствовала, что с ее бабушкой что-то не так. И была права, ведь имела дело вовсе не с бабулей! И не оборотень воровал серебро из гостиницы. Серебро препятствует допплерам в изменении обличья! Я сложил воедино все части этой головоломки. Последним фактом было найденное мною тело бабули, погребенное на лужайке за домом».

«Я никого не убил!» - возопил допплер, все еще остающийся в обличье бабушки. – «Бабуля спасла меня, когда я убегал от Петра! Накормила меня, спрятала... а однажды просто умерла. Клянусь!» «Это возможно», - согласился Геральт. – «На трупе не было следов насилия. Большинство допплеров не способны на убийство, ибо это противно самой их природе. Поэтому ты делал все, что в твоих силах, чтобы вынудить меня убить Петра и сестер Хрюшек за тебя. Даже обратился в оборотня и напал на Красную».

«Прости...» - очертания бабули расплывались. Петр прожигал допплера взглядом, исполненным лютой ненависти, однако сестер Хрюшек интересовало иное. «Кто убил нашу сестру?» - потребовали они ответа.

«Тот, кто делал вид, что примирился со своим существованием, но хранил тайну, жить с которой больше не мог», - отвечал Геральт, со значением глядя в сторону Копека. – «Тот, чья ненависть день ото дня все возрастала. И стала столь велика, что, когда я вознамерился покинуть Гриммвальд, он убил невинную женщину, дабы дать мне мотив для...» «Хватит!» - выкрикнул Курт. – «Убийца – я, слышите?! Я убил эту суку, и жалею лишь о том, что не успел прикончить оставшихся двух!»

«Заткинись!» - рявкнул Копек. – «Не смей разыгрывать из себя любящего брата! Хочешь принести себя в жертву ради меня?! После того, как пожертвовал мною ради себя?! Ты украл мою жизнь! Взгляни на меня!» На глазах Курта Копек обратился в пса-оборотня, проревел: «Мне в жизни многого было не надо... Но ты... всегда жаждал большего. Ты не мог просто взять и начать жить заново... или же проглотить свою гордыню и начать работать на них». «Они... обманули его...» - выдавил Курт. «Папаша сам себя обманул!» - отрезал Копек. – «Он все пропил и просрал!.. И ты такой же, как он. Все, что ты делаешь, - ты делаешь ради себя! Ты никогда не спрашивал, чего хочу я, что я думаю. Ненавижу тебя! Каждую ночь во снах я вижу, как ты мучительно умираешь...»

Арбалетный болт пробил горло оборотня, и рухнул тот замертво на пол. «Умри!» - прошипела младшая из сестер Хрюшек, сжимая арбалет в руках. Взвыв в отчаянии, Курт принял волчье обличье, сжал пальцы на горле женщины, отшвырнул второй лапой Петра, бросившегося на помощь хозяйке.

«Хватит, Курт!» - увещевал оборотня Геральт. – «Не заставляй меня обнажать меч! Отступи, иначе все это плохо закончится».

Менестрель исполнил завершающий куплет свой баллады, обрела которая счастливую концовку. Да, в сем произведении Курт и Хрюшки помирились, Копек восстал из мертвых и обняли братья друг друга.

«Одно ты упускаешь, ведьмак», - с горечью произнес Курт, не разжимая хватки на горле младшей Хрюшки. – «Мы – не в сказке, и счастливый конец здесь невозможен. Они обманули его... всех нас...»

Тяжело вздохнув, ведьмак пронзил мечом сердце оборотня...

***

Это произошло в Новиграде, куда Геральт вновь вернулся много лет спустя. Ведьмак надеялся насладиться вкусом свежего пива в тишине и покое, когда в таверне, куда заглянул Геральт, обступили его встревоженные завсегдатаи.

«Ты ведь ведьмак, верно?» - с надеждой спрашивали они. – «Тут завелся монстр, нападающий на наших дочерей. Он целует их, и они обращаются в жаб». Геральт понимающе кивнул: проезжая по городу, он видел, как отцы прячут от него дочерей, являющих собой чудовищные гибриды человека и жабы. «Видели монстра своими глазами?» - деловито осведомился ведьмак. – «Знаете, где он прячется?» «Нет, но его видела леди Щванн», - заверили Геральта местные. – «На ее дочь напали первой!»

Ведьмак наведался в особняк благородной леди, и та, выслушав вопрос гостя о слухах касательно монстра, обращающего молодок в жаб, подтвердила: «Да, это так. И я заплачу тебе любую сумму, если ты убьешь его». «Слышал, твоя дочь стала первой жертвой», - произнес Геральт. – «Я бы хотел поговорить с ней о том, как это произошло». «Она не станет говорить с тобой», - отвечала леди Щванн. – «После всего произошедшего она боится мужчин. Но я сама тебе все расскажу – история очень проста. В один прекрасный день ее любимый золотой шар упал в канализационные стоки. Отвратная тварь предложила ей свою помощь в поисках его – в обмен на поцелуй. И глупая девчонка согласилась! Если бы она только послушалась меня... Я ей тысячу раз говорила: никаких романов до свадьбы! Мужчины – это чума, они все заберут у девы! Лишь теперь она усвоила урок и мужчин сторонится».

...Геральт спустился в городские стоки... где набросился на него монстр, походящий на человека с жабьей головой. Ведьмак отмахнулся клинком, оставив на груди противника рану, покачал головой: «Не заставляй меня тебя убивать». «Так все говорят», - прошипел монстр. – «А затем пытаются меня убить». «Если бы я хотел этого, то лгать бы не стал», - заверил его Геральт.

Монстр раззявил пасть, его длинный язык оплел меч Геральта, вырвав оружие из руки ведьмака. Тварь набросилась на безоружного противника, обвивая языком горло того и пытаясь задушить. Сотворив знак, Геральт отбросил монстра в сторону, и, подобрав меч, направил его на поверженного, молвив: «Горожане утверждают, что ты обращаешь в жаб их дочерей». «Меня проклял поцелуй!» - взвыл монстр. – «Я надеялся, что поцелуй снимет проклятие!» «Поэтому я и хотел поговорить с тобой», - рассудительно произнес ведьмак. – «Чтобы понять, кто лжет на самом деле...»

...После Геральт вернулся к особняку леди Щванн, забрался на балкон комнаты ее дочери, заглянул внутрь. Острые ножницы тут же коснулись его горла, и прошипела девушка: «Права была мама, от вас одни беды. То приходите, но уходите – и так все время!» «Я слышал о себе и худшие вещи», - заверил ее ведьмак, стараясь не делать лишних движений. – «Твой парень назвал меня убийцей!» «Нет у меня парня!» - выкрикнула девушка. – «И никогда не будет!»

Геральт покосился на нее: никаких следов проклятия. Уточнил: «Потому что все, кого ты целуешь, обращаются в жаб?» «Значит, ты знаешь правду», - вздохнула девушка. – «Меня проклял поцелуй до свадьбы, да?» «Ответ зависит от того, сможешь ли ты поверить мужчине», - отозвался Геральт.

...Леди Щванн проснулась от крика дочери в соседней комнате. «Что случилась, дорогая?» - воскликнула она, вбегая в спальню. Девушка села на кровати, покачала головой: «Мне приснился такой страшный сон... Мама, обними меня и поцелуй, прошу». «Эээ... в этом нет необходимости», - леди отступала обратно к двери, но за спиной ее вырос ведьмак, преграждая путь.

«Нет! Не нужно!» - взвыла Щванн в ужасе. «Почему ты не позволяешь любимой дочери поцеловать тебя?» - осведомился Геральт. – «Ответ ясен – именно ты ее и прокляла!» «Я сделала это потому, что люблю ее!» - возопила женщина. – «Я не могла видеть, как она каждую неделю ходит с новым парнем. Мужчины – от них ведь одни беды! Я заплатила магу, и он наложил заклятие, чтобы научить мою дочь не маяться глупостями до свадьбы».

«Но ты произнесла слишком много слов о поцелуях и о том, что от мужчин одни беды – и заклятие обратилось в проклятие», - заключил Геральт. «Я сделала это, чтобы защитить ее...» - всхлипнула женщина, присев на кровать. – «И я не думала, что это распространится по городу подобно эпидемии...» «Не нужно меня защищать, мама», - заверила ее дочь, - «я сама вполне могу это сделать». «Да, она чуть горло мне не перерезала», - подтвердил Геральт. – «Лучше позови своего мага, чтобы снял проклятие, а дочь оставь в покое!»

Покинув особняк, Геральт оседлал Плотву, направив ту к постоялому двору. Надо бы не забыть главное: на данный момент срывать поцелуи в Новиграде ни в коем случае нельзя!..

***

Сей ночью море было спокойно, и на палубе рассекающего волны корабля находилось лишь два стража. Первый с тревогой вглядывался во тьму, чувствуя необъяснимую тревогу, второй же насмехался над ним, говоря: «Я вообще не боюсь страшных злобных морских монстров, которые заявятся сожрать меня! За что иначе мы платим ведьмаку?»

Бормоча что-то о проклятых мутантах на корабле, страж подошел к борту, пустил струю в море. Блаженно улыбаясь, обернулся... и ухмылка сменилась ужасом, когда зрел он, как трое морских монстров, неслышно запрыгнувших на палубу, разрывают на части его товарища. Дрожа и позабыв даже подтянуть штаны, страж замер у борта, взирая на подступающих к нему тварей и мысленно прощаясь с жизнью...

Метнувшись к морским монстрам, Геральт рассек двоих клинком, бросил стражнику: «Что, надеешься испугать их своим членом? Не самая лучшая идея». Третий монстр набросился на ведьмака, и тот резко обернулся к твари...

...По приказу капитана рассеченные тела морских тварей на следующее утро были подвешены к мачте, и покачивались на ветру, распространяя зловоние. «Я так понимаю, это твой вклад в мировое искусство», - обратился Геральт к капитану, взирая на отвратную инсталляцию. «Это для того, чтобы их сородичи держались от нас подальше», - пояснил тот. «Выбрось их за борт», - посоветовал ведьмак. – «Они принадлежат морю». «Да нет», - отмахнулся капитан. – «Так и команде спокойнее будет. Мораль поднимется. Мне нравится, когда у ребят высокий боевой дух. А ты его понижаешь».

По недобрым ухмылкам моряков, вставших за спиной капитана, Геральт понял, что сейчас произойдет, процедил: «Мне казалось, у нас уговор». «Был – уже нет», - отозвался капитан, выхватил меч. Ведьмак тут же выбросил руку вперед, творя знак, и незримая сила отбросила капитана на несколько шагов.

«Еще не поздно передумать», - предупредил противников Геральт, сжав руку на эфесе меча. – «Отбросьте мечи, и все вы доберетесь до Скеллиге без происшествий. Даю слово». «Да ты скорее рядом с монстрами раскачиваться на ветру будешь!» - взвыл капитан, отдавая приказ к атаке.

Геральт успел прикончить двоих, когда стрелы, выпущенные держащимися поодаль лучниками, пронзили его тело. Ведьмак задохнулся от боли, сотворил волну пламени, направленную на подступающих воинов, а после – за неимением иного выхода – сиганул за борт, в морскую пучину...

...Волны вынесли остающегося без сознания Геральта на ближайший островок. Из подлеска показалось трое волков, подошли к телу человека, обнюхали. Геральт пришел в себя, протянул руку к одному из волков, шепча что-то успокаивающее.

Свистнула стрела, пронзив тело хищника. Обессиленный, Геральт мог лишь наблюдать, как показавшиеся из леса люди расстреливают волков из арбалетов...

...Когда измученный ведьмак пришел в себя в следующий раз, то обнаружил, что лежит на сделанных из древесных сучьев носилках, и две охотницы несут его... куда-то. Мертвые туши волков были обвязаны веревкой, волочились по земле вслед за ними...

Почудилось ли Геральту, но на кратчайшее мгновение заметил он в лесу странную фигуру, наблюдающую за ними: то ли человека, то ли волка. Оборотень... или же нечто иное?.. Ведьмак вновь провалился в забытье...

В следующий раз его пробудила боль. Спасительницы разместили Геральта на циновке в своей каменной хижине, и теперь обрабатывали раны, вырывая остававшиеся в них наконечники стрел.

«Жить будешь», - заверила островитянка, когда с сим было покончено. – «У тебя будет шанс отплатить нам за услугу. Конечно, когда силы вернутся к тебе». Женщина протянула Геральту миску с похлебкой, и осведомился ведьмак с подозрением: «Там мясо. Чье оно?..» «Оно поставит тебя на ноги», - отрезала островитянка, не вдаваясь в объяснения. – «Ешь давай».

На следующее утро дочь хозяйки оседлала коня, и мать напутствовала ее, молвив: «Помни, девочка, Экерот не должен знать о том, в каком состоянии мы его нашли». «Да, мама», - отвечала девушка. – «Наш ведьмак здоров и силен».

Она устремилась прочь, и ведьмак, появившийся на пороге хижины, обратился к хозяйке: «Ничего мне сказать не хочешь?» «Я уже сказала», - напомнила та: «Ты отплатишь нам, когда поправишься. Я сейчас отдыхай. Я приготовлю что-нибудь поесть».

Она скрылась в доме, а Геральт еще долго всматривался в лесные тени – не выступит ли их них то странное создание, которое привиделось ему?..

Позже, когда разместились они с островитянкой за столом у хижины и приступили к трапезе, молвила женщина: «В этих лесах обитает странный... клан. Они охотятся за добрыми людьми и убивают их без всякой жалости. Возглавляет их создание... то ли зверь, то ли человек – не знаю. Ярл этого острова, Экерот, давно пытается покончить с дикарями раз и навсегда. Ты поможешь ему, получишь причитающуюся награду, разделишь ее с нами. Честная сделка, как по мне». «Там, в лесу, я заметил странное создание...» - проронил Геральт. – «В волчьей маске. Но, думал, показалось...»

«Они следили за нами!» - в ужасе воскликнула женщина, вскочив на ноги. – «Твои мечи внутри! Хватай их, и...»

Стрела пронзила ей горло, и островитянка, захрипев, рухнула на стол. Из леса выступили облаченные в доспехи вооруженные люди; лица их скрывали звериные маски. «Не проливай по ней слезы», - произнесла выпустившая стрелу воительница в золоченых доспехах – в волчьей маске. – «Она сама напросилась». «Как и ты», - добавил иной воин, в маске орла. – «За множество жизней, коих лишил ты других». «Но... ты еще можешь искупить вину», - изрекла ‘волчица’. – «Наш наставник говорит, ты можешь пригодиться».

Воины провели ведьмака на побережье, где лицезрел тот на песке рассеченные трупы утопцев. «Работа ведьмака требует определенных... навыков», - молвила «волчица». – «И сейчас тебе представился шанс применить их ради благой цели. Колм Коймэдай желает, чтобы ты отыскал убийцу сих бедных созданий».

Завязав Геральту глаза, воины провели его к лодке, доставили на соседний островок, где повязку, наконец, сняли, и лицезрел ведьмак руины некоего форта, а близ них – поселенцев. Воины продолжали сжимать в руках оружие, ни на мгновение не упуская пленника из виду.

Миряне же взирали на Геральта с нескрываемой ненавистью. «Убийца!» - заголосила какая-то карга, на плечах у которой уютно расположились две здоровенные крысы. – «Мясник! Он ведьмак! Разрушитель всего живого! Что он здесь делает?!» «Он здесь, чтобы помочь нам», - пояснил ей воин в шлеме, исполненном в форме медвежьей головы. – «По воле Колма Коймэдая».

Будто отвечая его словам, к поляне приближался означенный индивид. Причем делал он это, перепрыгивая с дерева на дерево, ловко хватаясь за ветки левой рукой; вторая была отсечена от локтя. Подобной ловкости изумился и сам Геральт, а Колм, спрыгнув наземь, буднично обратился к ведьмаку: «Ты пришел. Я рад». «Не мог отказаться от столь теплого предложения», - не удержался, съязвил Геральт.

«Ведьмак, я бы хотел тебе кое-что показать», - Колм дружески обнял Геральта рукой за плечи, увлек за собой. – «Ведь со мной ничего не случится, верно?» «Могло бы, будь ты невинной женщиной», - произнес ведьмак со значением. «Но кто на самом деле невинен, ведьмак?» - философски вопросил сей странный человек, продолжая вести Геральта к лесу. – «Да, знаю, она тебе жизнь спасла. Но в тот же день она забрала жизни у троих». «У троих?..» - озадачился ведьмак, не разумея, о чем идет речь. «Жизнь – дыхание, смерть – кровь...» - вздохнул Колм. – «И неважно, через какое вместилище она течет».

Двое шагали через лес, и проронил Колм: «Ты пытался остановить ее. Перед тем, как она рассекла нить жизни волка, ты сделал жест. Чтобы она остановилась. Почему?» «Нравятся мне волки», - пожал плечами ведьмак. «Какое удивительное противоречие!» - рассмеялся Колм. – «Вместилище, стало быть, неважно. Ты просто отсекаешь дыхание существ, к которым не питаешь симпатии. Утопцы, демоны, призраки, даже туманники и лешие – они оной не достойны, так?» «Что тебе от меня нужно?» - устало осведомился Геральт. «Или дело в деньгах?» - продолжал вслух размышлять Колм. – «Убиваешь тех, за которых тебе платят?» «Я на наемный убийца», - заверил спутника Геральт. – «Так что ты...»

Ведьмак осекся, ибо достигли они речушки, протекающей через лес, где ловили руками рыбу утопцы. Геральт схватился было за меч, но Колм удержал его руку, заверив, что монстры не причинят им вреда. «Не обманывай себя», - бросил ведьмак в ответ. – «Утопцы атакуют все, что движется. Ты – не исключение». «Не отрицаю, раз или два они нападали», - признал Колм. – «Из-за голода». «И дальше что?» - отозвался Геральт, и спутник его рассмеялся: «Ты, должно быть, считаешь, что мы сами предлагаем им свои тела на прокорм. Нет, мы защищаемся. Большинство существ нападают из-за страха. Лишь люди делают это в гневе».

Двое вернулись к руинам крепости, разместились за столом, и поселенцы принесли каждому по миске овощной похлебки. «Не любишь овощи, ведьмак?» - усмехнулся Колм, и проронил Геральт: «Уверен, где-нибудь в этом мире найдется мудрец, который будет утверждать, что картофель страдает, когда его варят, а морковь испытывает боль, когда ее нарезают ножом». «Забавно, что тому, кто завтракает нерожденными цыплятами, а обедает свинками, небезразлично чувства картофеля», - хмыкнул Колм. – «На тебе много грехов, ведьмак. Но ты способен искупить их. Ты ведь видел тела. Каждую неделю появляются новые, изрубленные на куски. И дело тут не в самозащите и не в охоте. Все делается ради чистейшего извращенного удовольствия. Мне нужна твоя помощь, чтобы наказать убийцу».

«Я уже говорил – охочусь на монстров, не на людей», - напомнил Геральт предводителю общины, и тот вздохнул: «Так и думал, что ты можешь отказаться». Он сделал знак воинам, замершим у дверного проема, и те втолкнули в помещение девушку, кричащую и требующую ответов: что эти гады сделали с ее матерью?..

Намек на то, что ожидает несчастную, был совершенно недвусмысленен, и Геральт выдавил: «Ладно... помогу...»

Удовлетворенно кивнул, Колм поведал ведьмаку, что правят сим островом Экерот и его люди. «Он – бесчувственный безумец, злобный убийца, с легкостью рассекающий дыхание жизни», - говорил Колм. – «Каждую неделю он в одиночку отправляется на охоту, чтобы удовлетворить свою природу, алчущую крови. Победа всегда остается за ним. Но на этот раз его будет ожидать сюрприз. Точнее, два...»


Экерот прикончил здоровенного медведя двумя короткими мечами, озадачился, узрев бегущих к нему утопцев. Число тех было велико, и воин был повержен... когда откуда ни возьмись на поляне появился ведьмак, отсек руку одному из монстров.

Применив колдовской знак, Геральт отбросил утопцев прочь, помог Экероту подняться на ноги, сопроводил к слугам, дожидавшимся своего вождя. Разъяренный, тот велел людям спешиться и заполучить монстров, чуть было не лишивших его жизни. «Мне они нужны живыми!» - ревел Экерот.

«Живыми?» - удивился Геральт. «О, не бери в голову», - осклабился Экерот. – «Ты спас мою жизнь, и за это получишь все, что пожелаешь».

Покамест все происходило в точности так, как и предсказывал Колм. Он заверил Геральта, что Экерот, будучи человеком чести, пригласит его в свой замок. «Получи доказательства того, что он убийца, укажи мне на его покои и предоставь все мне», - говорил Колм, указал ведьмаку на пленницу. – «Таким образом ты спасешь это вместилище, к которому питаешь симпатию. Что касается картофеля и моркови... да, полагаю, они страдают. И я стремлюсь стать сильнее. Чтобы у меня не возникало необходимости разрывать нити существования. Вне зависимости от вместилищ».

В замке Экерот потчевал гостя медвежьим жарким. Расположившись за обеденным столом с сыном своим и ведьмаком, хозяин всячески нахваливал трапезу. «Вкус этот ни с чем не сравнится», - говорил он. – «Мясо животного, убитого твоими собственными руками, обладает особой нежностью. Ведь вы сражались лицом к лицу, оба были между жизнью и смертью. А затем твой клинок пронзает плоть, и теплая кровь орошает твое лицо... Да, в этот момент между вами возникает особое родство... Но, думаю, ты, будучи охотником, и сам это осознаешь...» «Когда я охочусь, то охочусь», - пожал плечами Геральт. – «А если мне нужно... особое родство, я навещаю местную купальню».

«Хороший ответ», - рассмеялся Экерот. – «И все же, что привело ведьмака в столь отдаленные пределы? Охота или купальни?» «Просто странствую...» - отвечал Геральт.

Неожиданно мальчуган ударил кулаком по столу, и, рывком поднявшись на ноги, обратился к отцу: «Где мама?!» «Ей нездоровится», - произнес Экерот, но парень возопил: «Чушь собачья! У нас за столом почетный гость – она должна быть здесь!» «Смеешь поднимать на меня голос, мелкий?» - процедил Экерот, помрачнев, и мальчишка, ткнув в сторону отца пальцем, рявкнул: «Ты позволишь ей поступать так, как ей заблагорассудится. Это отвратительно! Она позорит нас! Она плюет на те...»

Экерот отвесил сыну оплеуху, и тот, смерив отца гневным взглядом, покинул обеденную залу, хлопнув дверью. «Прости, гость не должен быть свидетелем подобного...» - вздохнул Экерот. «Я все понимаю», - отвечал Геральт. – «Не каждому по нраву общество ведьмака». «Нет, не в этом дело», - покачал головой хозяин. – «Моя жена... Эх, не следовало бы мне тебя втягивать в свои семейные дела... Но, возможно, твое появление, ведьмак, - это знак... Понимаешь, в окрестных лесах рыщет убийца, расправляется с моими людьми... Поэтому миряне здесь испуганы и встревожены... Ты охотишься на бестий, посему я должен все объяснить тебе...

Я расскажу тебе историю о рыбаке и его женщине. Она ждала ребенка и искали место, где могли бы начать новую жизнь. Ветра вынесли их на эти берега. Несколько лун все было хорошо, но в сем дикоземье выжить способен не каждый. Рыбака загрызли волки, а женщина его умерла во время родов. Новорожденный остался один... Кто-то говорит, что ребенка нашли животные. Иные считают, что его крики привлекли монстров. В любом случае – обитатели чащоб вырастили его, и теперь он – наполовину человек, наполовину зверь. Со временем к нему примкнули последователи. Целый выводок тех, кто считает монстров и животных равными себе. И, чтобы доказать свою точку зрения, они убивают людей... Ты спас мою жизнь, и я в долгу перед тобой... но подобного монстра надлежит сразить. И кто лучше справится с сей задачи, если не ведьмак? Ты спасешь множество жизней...»

Геральт угрюмо молчал, осмысливая прозвучавшие слова...


«Это твой окончательное решение, ведьмак?» - поинтересовался Экерот. Двое остановились на одной из улочек выросшего у замковых стен городка, наблюдая за фермером, который, отчаянно размахивая тесаком, гонялся по своему подворью за курицей, отказывающейся покорно умирать. «Я не наемный убийца, Экерот», - напомнил лорду Геральт. «Ты охотишься на монстров, и он – один из них», - настаивал правитель, но ведьмак покачал головой: «Я не охочусь на разумных созданий. В том числе и на людей». «Разумных...» - протянул Экерот. – «Откуда тебе знать, что он из таких?»

Курица пробегала мимо Геральта, и тот, стремительно выбросив руку, схватил птицу за горло, проронил: «Ты... со всеми своими людьми до сих пор не поймал его». «А почему ты решил, что он все еще человек?» - буркнул Экерот, скрестив руки на груди.

Запыхавшийся фермер почтительно приветствовал ярла, и, указав на курицу, заявил, что она принадлежит ему. «Принадлежит тебе...» - хмыкнул Геральт, созерцая обреченную птицу, и, отбросив ее в сторону, вопросил риторически: «Если это так, почему же она от него убегает?» Выругавшись, фермер возобновил преследование намеченной жертвы.

«Выслушай меня, ведьмак», - предпринял очередную попытку переубедить гостя Экерот. – «На протяжении многих лет Страдмарк и его супруга обеспечивали нас молоком. На прошлой неделе она была убита... а с грудей ее были срезаны соски!» Лорд указал па паренька, чистящего лошадь чуть поодаль, молвил: «Его отец был кузнецом. Ему прибили к ступням подковы, как лошади, - он истек кровью и умер. Для тебя это, может, и разумное создание... для меня же – чудовище, убивающее ради удовольствия!»

«Я видел порубленные на куски трупы утопцев», - отвечал ему ведьмак. – «Тоже на самозащиту не похоже. Какая же извращенная нужда заставила так поступить с ними?.. Ты удерживаешь их в плену, Экерот, живыми. Зачем?» «А это обычное дело в твоем ремесле, ведьмак, - испытывать симпатию к монстрам?» - вопросом на вопрос отвечал лорд.

«Должна же быть причина, по которой он убивает твоих людей», - пояснил ведьмак. «Он убивает лишь потому, что безумен!» - стоял на своем Экерот. – «А те порубленные монстры, которых ты видел, ведьмак... они были приманкой, на которую твое разумное создание купилось».

Фермеру удалось, наконец, изловить курицу и отсечь ей голову...

Экерот провел Геральта в тюремную камеру в подвале замка, содержался в которой один из последователей Колма. Пленник был привязан к стулу, а стражник методично избивал его.

«Мы разбросали останки монстров по полям, где они рыщут», - пояснил Экерот ведьмаку, - «зная, что они пошлют своих людей по следам убийц. Так мне удалось изловить одного из них, и он расскажет мне обо всем».

Следующий удар стражника заставил пленника распластаться на полу камеры, и Экерот, наблюдая за сим, удовлетворенно кивнул, проронил: «Скоро он сломается и расскажет, где находится их логово. Я отправлю туда сотню человек, и они сровняют его с землей». «Он не сломается», - возразил ему ведьмак. – «А армию твою они заметят издалека и переберутся в иное убежище». «Слова наемного убийцы...» - поморщился Экерот.

Геральт просил позволить ему поговорить с пленником наедине, и Экерот, коротко кивнув, покинул камеру наряду со стражником. «Я могу помочь», - тихо произнес ведьмак, склонившись над обреченным. «Ничего не скажу», - прошепелявил тот. – «Слышал прежде эти слова! Ничего ты от меня не узнаешь!» «Я помогу сохранить твое вместилище. Вернуть его домой – к Колму Коймэдаю...»

...Следуя просьбе Геральта, Экерот предоставил ему своего лучшего скакуна, заявив, что в пути ведьмака станут сопровождать его лучшие воины. «Благодарю, конечно, но я бы и сам справился», - заметил Геральт, и отозвался лорд: «Не хотел тебя обидеть, ведьмак. Ты спас мне жизнь – и я хочу отплатить тебе за это». «Но мне не нужна защита», - возражал Геральт. – «Это лишь ненужное внимание привлечет».

Трое стражей заверили ведьмака: они станут держаться тише воды – ниже травы. Привели пленника; один из стражей посадил несчастного перед собой на коня, но человек неожиданно начал орать, ударил опешившего воина головой в лицо, а после рухнул наземь. «Я не стану сидеть на нем!» - визжал пленник, руки которого оставались связаны. – «Не могу! Он мне не принадлежит, и никогда принадлежать не будет! Не поеду на нем, ни за что!» Геральта поведение последователя Колма весьма удивило...

Стражи и Геральт оседлали конец, направили их к лесу; пленник остался пешим. «Но вы ведь едите рыбу?» - спрашивал у него один из воинов, и пленник покорно отвечал: «Лишь молоко, которое не нужно младенцам, яйца без дыхания жизни, мед, не нужный пчелам. Кровь моя не более алая, чем у медведя, дыхание не более чистое, чем у птахи. Мое тело принадлежит этому миру – так же, как и тело лошади». «Но в башке твоей больше пустоты, чем у свиньи, извалявшейся в собственном дерьме, даже не заметив этого», - осклабился стражник. «Равенство дыхание есть единение дыхания», - ничуть не смутился пленник. – «Твое дыхание – суть дыхание других. Единое дыхание, продолжающее течь...»

Небольшая процессия углубилась в чащобу. «Бесконечное дыхание...» - протянул Геральт. – «Ты о бессмертии говоришь?» «Да не обращай ты на него внимания, ведьмак», - посоветовал ему стражник. – «Их король кормит их всякой чушью, а они и рады...» «Нет у нас короля», - возразил пленник. – «Колм Коймэдай – хранитель дыхания и наш наставник. Наш отец. Он может говорить со всяким, кто дышит, и тот слышит его. Все существует в гармонии».

Геральт встрепенулся, велев спутникам остановиться; средь деревьев виднелся здоровенный леший, пожирающий оленя. «Этот гад завел нас в засаду!» - возмутился стражник, тыча в пленника пальцем. «Очисти сердце свое от ненависти и это создание не причинит нам вреда», - отозвался тот, созерцая лешего. – «Так говорит наш наставник». «Это треклятая ловушка!» - продолжал вопить стражник. – «Нас всех сожрут!» «Освободите меня», - предложил им пленник. – «Я не боюсь. Вы все увидите своими глазами».

Воины тронули коней, продолжили путь; леший наблюдал за людьми, но не двигался. Поведение монстра ведьмака удивило, а пленник обернулся к нему, улыбнулся: «Теперь вы мне верите?.. Очистите души свои от ненависти, от желания убивать... Просто успокойтесь. Давайте станем едины в дыхании».

Леший взревел, и всполошился пленник: «Нет! Ваше дыхание было нечисто!» Тварь метнулась к конным, первым же ударом когтистой лапы сразила одного из стражей. Остальные поспешили спешиться, схватились за оружие. Леший прикончил второго воина; третий метнул в чудище топор, и тварь, жалобно взвизгнув, осела наземь. «Я сам его прикончу», - бросил выживший стражник ведьмаку. – «А ты побереги силы».

Но стоило стражу приблизиться к лешему, как тот вскочил на ноги, навис над намеченной жертвой. Геральт метнулся вперед, ударом клинка перерезал горло лешему, обернулся к стражу... когда в спину и затылок тому вонзились пылающие стрелы.

Человек рухнул наземь, а Геральт процедил, обращаясь к выступившему из-за дерева Колму: «Самый обыкновенный головорез, вот ты кто. Наслаждаешься убийствами, так?» Сопровождали Колма воины в звериных масках; все они натянули тетивы луков, и стрелы были направлены на ведьмака. За время сражения пленник успел освободиться от пут, и ныне оставался подле своих.

«Ты об этом ублюдке?» - проронил Колм, кивком указав на охваченный огнем труп стражника. – «Он пролил немало крови, пресек множество дыханий...» «Жена Страндмарка, молочница – она тоже?» - вопросил Геральт, едва сдерживая гнев. – «А Тулин, рыбак? Или Павло? Сколько крови пролили они, раз заслужили смерть?» «Павло отсекал крылья своим курам, чтобы больше поместилось в курятнике», - отозвался Колм. – «Тулин уродовал пойманную рыбу, дабы поглядеть, как та будет плавать без плавников и хвостов. Жена Страндмарка отрезала коровам вымя, когда молоко их иссякало».

«А Ингма?» - рявкнул Геральт, шагнув к собеседнику. – «Потому что она охотилась за волками меха ради?» «Когда в ловушки ее попадали старые и слабые, она морила их голодом, пока один из них не убивал и не пожирал другого», - пояснил Колм. – «Не веришь мне? Спроси ее дочь».

Воин в маске медведя толкнул вперед девушку, руки которой оставались связаны за спиной. «Ты умрешь, убийца!» - с ненавистью бросила она Колму в лицо. «Вполне вероятно», - ничуть не смутился тот. – «Зависит от того, какой выбор сделает наш ведьмак. Он должен понять, что в действительности представляет собой. Человек ли? Высшее создание, коему предназначено властвовать над всеми иными?.. В этом случае он пресечет мое дыхание, ибо этого желает Экерот. Он отделит мою голову от вместилища, или же передаст мой меч Берит, дабы отомстила та за свою любимую маму... Или, возможно, он тоже животное? Тварь, ненавидимая людьми? В этом случае он примет нашу сторону и перебьет убийц. Или же найдет их, зажжет свечу в их покоях, а остальное предоставит мне». «Тяжелый выбор», - признал Геральт. – «У меня всегда плохо получалось принимать верные решения... Особенно, если на кону – жизнь пленницы».

Колм толкнул девушку к Геральту, молвив: «Я не нуждаюсь в пленниках. Я лишь хочу, чтобы ты сделал честный выбор».

...Наряду с девушкой ведьмак вернулся к хижине у леса; на деревянной столешнице у входа в дом алели пятна крови Ингмы. «Почему ты не убил его?!» - спрашивала Берит. «Не собирался», - коротко отвечал Геральт. «Не собирался?!» - возопила девушка. – «Эта тварь убила мою маму!» «Скажи, он правду говорил о ней?» - вопросил ведьмак, и Берит, ненадолго замешкавшись с ответом, выпалила: «Они были всего лишь животными! Глупыми животными!.. И что теперь? Ты пойдешь и убьешь Экерота?!»

«Нет», - покачал головой Геральт, зашагал прочь. – «Никого убивать не стану. Просто хотел привести тебя домой. Пришло время вернуться домой и мне». «Моя мама мертва!» - выкрикнула Берит ему вслед. – «Кто-то должен заплатить за это!» «Я бы не советовал», - произнес Геральт. – «Никогда ни к чему хорошему не...»

Он вскрикнул, когда арбалетный болт, выпущенный Берит, вонзился ему в спину. Ведьмак рухнул наземь, и Берит прошипела с ненавистью: «Все это из-за глупых диких животных!»


Геральт пришел в себя в тюремной камере; все же остался жив... Но как оказался здесь?.. В соседней камере были заключены утопцы...

«Ты разочаровал меня, ведьмак», - послышался голос, и Геральт обернулся к подошедшим к камере Экероту, Берит и стражникам. – «Берит мне все рассказала». «Я отвел ее домой», - бросил Геральт в ответ. – «Это все, что я должен был сделать. Я не собирался вникать в ваши разборки. И вообще, ты мира хочешь? Ну так возьми и попридержи своих коней. Потому что продолжение кровавого пира навряд ли приведет ко сколь-либо разумному исходу». «Понимаю твое решение, уважаю его...» - начал Экерот.

«Он должен был убить его!» - истошно выкрикнула Берит. – «Но не сделал этого! Пусть остается здесь и подыхает!» «Закрой пасть, девонька», - прорычал Экерот, вновь обратился к ведьмаку: «Человек связан честью. Ты спас мне жизнь, и я не стану убивать тебя. Хоть и следовало бы мне это сделать. Ты советуешь мне попридержать коней... Но знаешь, что – как только шпора, вонзенная в бок коня, являет кровь, галоп остановить уже невозможно. И ты либо сокрушить то, что стоит у тебя на пути, или же упадешь и все кости себе переломаешь».

«Не... делай этого...» - выдавил Геральт, но Экерот покачал головой, сделал знак одному из стражей. Тот проследовал в камеру, где томились утопцы, прикончил одного из них ударом палицы, второму же накинул петлю на шею, выволок несчастного монстра в коридор.

«Оставь его!» - выкрикнул ведьмак, но страж даже не замедлил шаг. «Ты же сам говорил, что вникать не собираешься...» - бросил он Геральту...


В сей ночной час приближались к замку Колм и трое его сподвижников, облаченные в доспехи; на головах – шлемы в форме звериных морд.

«Прошу тебя, наставник», - обратился к Колму один из воинов. – «Убийце... нельзя верить...» «Не стоит бояться», - улыбнулся тот. – «Что бы ни произошло... вскоре время смоет все следы».


Геральт был несказанно поражен, когда в камеру его ступила супруга Экерота.

«Мой муж заблуждается», - молвила женщина, протягивая ведьмаку его меч. – «Но не видит зло перед собой. Вставай. Ты пойдешь со мной». «Почему ты помогаешь мне?» - осведомился Геральт, и женщина произнесла: «Я хочу, чтобы ты убил моего сына».


Колм проник в замок через окно... но, как оказалось, его уже ждали.

Берит и стражники, сжимая в руках обнаженные клинки, двинулись к ступившему в коридор ненавистному индивиду, а Экерот проронил: «Думал, ты другой. Более...» «Чудовищный?» - усмехнулся однорукий. – «Прости, что разочаровываю, но я бы предпочел чешую – или же шкуру, мех и когти. В отличие от человеческих лиц, сии покровы ничего не скрывают».


Сын Экерота терзал привязанного к деревянному столбу утопца, раз за разом вонзая кинжал ему в брюхо. Забавы юнца были не по нраву стражу, приведшему в оружейную комнату монстра, и наблюдал он со стороны за ужасающим зрелищем, отчаянно стараясь сохранить нейтральное выражение на лице.

«Мой топор!» - крикнул сын хозяина, и страж послушно протянул ему оружие, кое достал из сундука.

Геральт и сопровождающая его женщина приблизились к дверям чертога. Супруге Экерота сделалось дурно; она не могла боле слышать истошные крики несчастного утопца...


«Убийца!» - взвыла Берит, бросилась к Колму, занося меч для удара; стражи последовали ее примеру.

На глазах изумленного Экерота Колм взвился в воздух, разбил голову ногой одному из стражников, а Берит зубами разорвал лицо.


«Я поняла это уже тогда, когда ему было четыре года», - шепотом говорила женщина Геральту, наблюдая из-за дверей, как ее сын берет в руки топор. – «Он тащил сюда мертвых животных, чтобы терзать их трупы. Год спустя он потребовал топор, и мы дали его ему. И уже через неделю он жестоко зарубил корову. Долго смотрел ей в глаза, хотел увидеть в них его любовь к нему... А затем ударил, расколол ей голову надвое. Смотрел, как она истекает кровью, как дыхание ее становится все слабее... И эта жестокость остается с ним по сей день. Экерот надеется контролировать ее. Предоставляет мальчишке монстров на убой... Убей его! Убей его – умоляю! Я больше не в силах это выносить... Убей его! Этот мальчик – зверь! Разве ты не убиваешь монстров?!»

Геральт мрачно наблюдал издали, как юнец отсекает топором руку беспомощного утопца...


Колм продолжал расправляться со стражами, когда Экерот, метнувшись к ненавистному противнику, вонзил кинжал ему в спину...


Ударом рукояти меча в висок Геральт оглушил стража, ступил в оружейную. Юнец резко обернулся к нему, выдохнул: «Ведьмак? Что ты здесь делаешь?»

Геральт ударил парня кулаком в лицо, и тот без чувств распластался на полу. После чего срубил мечом голову утопцу, пресекая его страдания.

«Нет! Ты должен убить мальчика!» - молила направившегося к выходу из оружейной женщина. – «Они и все живое – они несовместимы!»


«Твоя кровь красна», - прорычал Экерот, вытащив кинжал из тела Колма. – «Мы так похожи... и так различны...» Приставив клинок к горлу противника, бросил он: «Я скормлю твой труп свинье». «Искренне благодарен», - усмехнулся Колм, ничуть не устрашившись. – «Не могу представить более достойный конец».

«Ах ты грязный...» - взревел Экерот... и осел на пол без чувств, ибо приблизившийся к хозяину замка Геральт с силой ударил его рукоятью меча по голове. «Иди, все кончено», - обратился ведьмак к раненому Колму, но тот покачал головой: «И все же ты так и не решил, на чьей стороне правда. Но ты примешь решение, ибо я не уйду, пока убийца не получит по заслугам».

«Экерот – не тот убийца, которого ты ищешь», - произнес Геральт. – «Просто уходи». «Тогда кто?» - требовал ответа Колм. «Просто... уходи...» - настаивал ведьмак. – «Здесь уже все кончено!» «Да нет же, нет!» - воскликнул Колм. – «Все будет кончено, когда гусь сравняется дыханием с человеком! Когда корова узрит, что тот, кто забирает ее молоко, должен отдать ей свое! Когда тот, кто осмелился рассечь нить жизни утопца, познает наказание!.. Ты только представь: все живые создания пребывают вместе, в гармонии. Я претворю сие в жизнь. Ты только должен произнести имя убийцы. Храни молчание – и придет день, когда все обесчещенные и убитые восстанут, чтобы положить конец владычеству людей. Ты можешь не допустить подобный исход».

«Обычно у меня при себе два меча», - бросил Геральт в ответ. – «Стальной для людей, серебряный для монстров. Первого у меня сейчас нет при себе. Хочешь, чтобы миряне видели в тебе монстра? Я отказываюсь. Не хочу разить серебряным. Посему, пока ты жив, я не возьмусь за него».

Колм и Геральт долго буравили друг друга взглядами... когда ступившая в чертог супруга Экерота произнесла: «Убийца, которого ты ищешь, - мой сын. И я проведу тебя к нему... если ты пообещаешь убить его». «Обещаю, добрая женщина», - отвечал ей Колм. «Останови это безумие!» - взмолилась женщина. – «Молю – убей его!»

«Он всего лишь ребенок», - Геральт сжал ладонью предплечье Колма. – «И со своими проблемами». «Только представь, ведьмак – все живые создания существуют в гармонии», - прошелестел Колм. «Пощади его», - настаивал Геральт. – «Твоя... гармония – не лучше ли создать ее на милосердии, а не на убийствах?» «Говорит тот, кто идет по жизни, проливая кровь за деньги», - хмыкнул Колм... и с силой ударил Геральта ногой в живот.

В ответ тот сотворил знак, отбросив противника к противоположной стене. «Вставай и уходи», - говорил Геральт, протягивая руку к серебряному мечу, коий выронил. – «Пожалуйста». «Прости, Геральт, но не могу», - покачал головой Колм. – «В отличие от тебя я знаю, кто я такой. Знаю, что должен сделать. Бери серебряный меч в руки. Я приму его с гордостью».

Геральт пронзил клинком сердце Колма, после чего, проследовав мимо разрыдавшейся женщины, покинул замок.

Провожал его истошный лай собак да воронье карканье; но Геральт не оглянулся – свой выбор он сделал...

  1  2  3  4  5  
Web-mastering & art by Bard, idea & materials by Demilich Demilich