Глава 3. Живые Земли. Дилемма верности

Издревле считалось, что Вёдика выступает богиней, благоволящей к просвещенным жителям Империи Аэдир. Но в последнее время небожительница отвернулась от паствы своей, и череда кризисов сотрясла державу, как то мятежи, голод... а то и открытые восстания.

Владыка Аэдира призвал к себе верного служителя, богоподобного, поведав о странной напасти – духовной чуме, уже достигшей земель Империи, и исходящей, похоже, с острова, проживают на котором беженцы, странники и колонисты, - Живых Земель. Ведомо о буйстве животной и растительной жизни в тех потаенных пределах, но в северные пределы острова не ступала нога смертного, и не ведомо, что сокрыто там.

Так, весной 2831 года эмиссар императора ступил на борт корабля, покинувшего столицу, Высокую Корону, и устремившегося на север, к Живым Землях, находилась на побережье коих колония Парадис. Но, когда шесть недель спустя проходило судно близ острова, возведен на котором был имперский форт – Северный Дозор, пушки, установленные на укреплениях твердыни, дали залп, отправив корабль ко дну...

В кораблекрушении выжили лишь двое: эмиссар и орлан по имени Гаррик, служивший наводчиком в Третьем Аэдирском флоте. Предполагал Гаррик, что имперский форт захвачен неприятелем: как еще можно учинить выстрелы по кораблю, идущему под флагом Аэдира?

Эмиссар и орлан двинулись вглубь острова, и вскоре достигли врат Северного Дозора, с ужасом отметив, что все солдаты размещенного в крепости гарнизона мертвы; на лицах некоторых была заметна странная поросль, подобная грибнице.

Как следовало из обнаруженных записей лекаря, в последние дни воины жаловались на галлюцинации и ночные кошмары, а некоторые начинали проявлять признаки безумия. Неужто... солдаты попросту перебили друг друга?!.

В сердце форта означился столп адра, и, когда приблизился эмиссар к сему образованию, в разуме его прозвучал голос: «Мы пробуждаемся ото сна. Это ты?..»

В темнице форта означилась контрабандистка из Парадиса, Илора. Последняя аэдирцев не жаловала, поведала сквозь зубы эмиссару о том, что была схвачена солдатами гарнизона, брошена в камеру, и воочию наблюдала, как лица тех покрываются растительностью, а разумы туманит безумие. И действительно: в пределах форта зрел эмиссар, как трупы покрывает некая растительная гниль, будто произрастающая из тел несчастных. Неужто это и есть проявление духовной чумы – Проклятия грез, о которой упоминал император?..

Эмиссар и Гаррик вызволили Илору из заточения, и, покинув Северный Дозор, устремились к бухте, в которой контрабандистка оставила свою лодку. В дикоземье острова хозяйничали свирепые ксаурипы, посему троим приходилось с боем прорываться через сии земли – в том числе подземные руины, возведенные некогда обитателями Живых Земель, именуемых в иных пределах не иначе как «безбожными», ибо в артефактах, обнаруженных в древних поселениях тех, не было ничего, что указывало бы на поклонение их божествам Эоры.

Близ форта повстречали двое юстициара Ральке, командующего Северным Пределом. Безумец атаковал чужаков, вопя что-то о необходимости искоренить гниль, и у тех не было иного выбора, кроме как прикончить несчастного.

В одном из пещер по пути к северному побережью острова набрели путники на столп адра, и вновь зазвучал голос в разуме эмиссара: «Мы ощутили твое присутствие как росу на листе. Мы пробуждаемся... прислушайся к нам...»

Имперец поделился сим с Гарриком и Илорой, и предположил орлан: наверняка богоподобный обладает неким даром, если говорит с ним нечто перед адра.

Добравшись до лодки, трое переправились через залив к Живым Землям, и, наконец, ступили в доки Парадиса – портового града на Рассветном берегу. Илора и Гаррик простились с эмиссаром, и выступил тот к зданию посольства Аэдира, дабы сообщить послу о миссии, возложенной на него императором.

Приветствовала эмиссара капитан ополчения Парадиса, Синрик, за спиной которой маячил омоа. «У нас тут... в некотором роде... чрезвычайная ситуация», - запинаясь, призналась Синрик. – «Ты, без сомнения, пришел к аэдирскому послу, но он ушел. Вместе с нашим клавигером». «Клавигер?» - эмиссар впервые слышал сей титул, и пояснила капитан: «Он самое близкое, что у нас есть к местным властям. Отчасти хранитель ключей, отчасти сжатый кулак». «Мэр Парадиса, в каком-то смысле», - добавил омоа. – «Большинству поселенцев не нравятся устоявшиеся иерархии и титулы. И поэтому мы придумали парочку своих собственных».

«Они покинули город в одно и то же время?» - уточнил эмиссар. «В глуши какая-то напасть бушует, и ходят слухи о чуме», - молвила Синрик. – «Они хотели своими глазами взглянуть на то, что происходит. В этих краях у природы есть свой собственный разум. Когда экосистема меняется, мы спрашиваем себя как. И почему».

Синрик представила эмиссару своего спутника: Кай, бывший солдат, наемник и моряк из Роатая. Омоа вызвался сопровождать богоподобного в поисках посла Фолшена Хилгарда, который наряду с клавигаром Эмундом отправился на северо-запад – к Душному корню, мимо старой паргранской стены. Сам Кай надеялся отыскать клавигера, ибо считал себя перед ним в долгу за помощь в обустройстве в Парадисе, посему цели их с эмиссаром на данный момент совпадали.

Капитан поведала посланнику императора: помимо аэдирского гарнизона, в Парадисе остаются паладины Стальной Гарроты – по их собственным словам, для помощи в поддержании мира и порядка. Самой Синрик, представляющей интересы поселенцев, претило присутствие имперцев в Живых Землях, однако сознавала капитан: озвучивать вслух подобное равносильно самоубийству. Верховодила контингентом паладинов инквизитор Людвин, чудом уцелевшая в ходе событий, произошедших несколько лет назад на архипелаге Мертвого Огня.

Простившись с Синрик, эмиссар и Кай выступили на север – к дикоземью, именуемому «Душным корнем»; название свое земли получили из-за переплетения древесных корней, делавших тропы совершенно непроходимыми. Здесь, в отдаленных пределах Рассветного берега, рыскали лишь ксаурипы да свирепые черные медведи.

Кай немного поведал новому знакомому о себе. Некогда он примкнул к роатайскому флоту, отправившись наряду с сородичами возводить оплот на архипелаге Мертвого Огня. Поначалу Кай был воодушевлен, считая, что возвращает плодородные земли своей державе, а также искореняет пиратов и несет плоды цивилизации своим дальним сородичам – Хуана. Однако последние оказались не рады роатайцам, и Каю было непонятно: каким образом сражения и смерти сородичей несут благо его родине?.. Он дезертировал, и последующие десять лет служил в наемничьих отрядах. А после отправился в Живые Земли, осел здесь, и случилось то шесть лет назад...

На следующий день двое добрались до Душного корня, когда в разуме эмиссара зазвучал голос: «Гниль проникает сюда. Кто отравляет нас? Мы не можем увидеть!»

Наряду с Каем аэдирец предавал огню корни и колючки, расчищая путь, следуя к сердцу Душного корня. Плотность флоры здесь казалось просто немыслимой, а грибные наросты покрывали значительную часть региона. Медведи и ксаурипы проявляли неестественную агрессию, а корни, казалось, пытались раздавить рукотворные структуры, будь то осколки руин или небольшие хижины...

Достигнув центральной области Душного корня, зрели двое растерзанное мертвое тело клавигара; подле схоронился насмерть перепуганный посол, указывая в сторону поляны, бесновался на которой чудовищный медведь. Тушу несчастного животного покрывали грибные наросты; похоже, создание пало жертвой Проклятия грез!..

Посол представился эмиссару, поблагодарил его за свое спасение. «До нас дошли тревожные сведения о чуме в диких землях и странной порче, которая приближается к городу», - говорил Хилгард. – «Изменения в экосистеме ожидаемы, но они прогрессируют слишком быстро, чтобы их игнорировать. Следы скверны привели нас сюда, но мы обнаружили лишь это... обезумевшее существо». «Вот только это не безумие, а болезнь», - поправил его эмиссар. – «Недуг, поражающий душу». «Значит, слухи о чуме правдивы...» - помрачнел посол. – «Ситуация ужаснее, чем я себе представлял. Нам нужен план действий, пока эта напасть не погубила Живые Земли!»

«Мы здесь», - вновь зазвучал голос в разуме эмиссара. – «Приходи к нам. Поговори с нами». Нахмурившись, он огляделся по сторонам, заметив столп адра в нескольких десятков шагов. Возможно ли, что между сим образованием и скверной в Душном корне имеется связь?..

Велев Хилгарду и Каю держаться чуть поодаль, эмиссар приблизился к столпу, коснулся его ладонью... и вновь услыхал глас, вещавший: «Это ты. Подойди ближе. Мы боялись, что ты всего лишь сон. Мы пробуждаемся после долгой спячки. Мы ждали». «Мы?» - озадачился аэдирец. – «Кто вы?» «Колония насекомых, множество, объединенное одной целью», - звучал ответ. – «Грибница сплетается через суглинок, забирая и отдавая в равной мере. Мы – боль в земле. Корни, которые уходят глубоко. И ты... Мы тебя знаем. Наши воспоминания расколоты. Но и ты странное одинокое создание».

«Что не так с Душным корнем?» - поинтересовался эмиссар, и рекли голоса: «Эту землю разъедает гниль. Скверна просачивается в почву. Распространение, поражение, просачивание и ползание. Жаль медведя, жаль нас. Жаль тебя». «Северный Предел... и это место», - уточнил аэдирец. – «Это ведь она и та же чума?» «Да», - подтвердил голос. – «Воздух поет ее спорами. Она повсюду. Мы ее чувствуем! Мы ее страшимся. Мы зрим, как она распространяется. Это инфекция. Вторжение инородного тела. Вместилище дает отпор. Мы чувствуем боль от этого проникновения. Она терзает нас. Если животное зачахнет после битвы, завоет и возопит в агонии, как ты поступишь?» «Прикончу беднягу, чтобы животное не навредило себе или кому-то еще», - честно отвечал эмиссар. «Смерть», - протянул голос. – «Иногда нужно подрезать ветви, чтобы спасти дерево... Зависть! Как же мы завидуем милым мертвым, мирно почивающим под цветами».

«И все же, что происходит в Душном корне?» - настаивал аэдирец. – «Ты можешь помочь или нет?» «Гниль поражает», - повторил голос. – «Мы могли бы высосать яд, посадить на этом месте зелень. И мы могли бы даровать тебе способность исцелять касанием. Но услуга дается за услугу. Поможешь ли ты, когда мы попросим о помощи?» «Да, помогу», - уверенно отвечал эмиссар, и заверил его голос: «Это место исцелится. И ты получишь нашу силу... Мы устаем. Вновь новый мир. Вновь новые слова. Скоро мы найдем тебя».

Целительные энергии омыли Душный корень, стирая всякие следы скверны, а эмиссар обрел способность как исцелять пораженное Проклятием грез, так и наносить урон существам, обратившимся в отродья грез.

Изумленным послу и омоа поведал аэдирец о том, как нечто говорило с ним через адра. «Инквизитор Людвин должна услышать об этом!» - заявил Хилгард. – «Я согласился делиться своими находками со Стальной Гарротой, если они будут делать то же самое».

Эмиссар, Кай и Хилгард выступили в обратный путь, к вратам Парадиса. В непосредственной близости от городских стен на посланника императора напало двое субъектов. Эмиссар покончил с обоими, но, стоило аэдирцу проследовать во врата Парадиса, как в грудь ему вонзилась стрела, наконечник которой был смазан ядом...

Душа эмиссара покинула мир смертный, устремившись во Внешние Пределы, где предстала ей сияющая фигура. «Тебя здесь быть не должно», - изрекла она. – «Разве ты не на свободе, в целости, и кровь твоя не питает вены? Почему ты здесь?» «Я... не очень понимаю, что случилось», - прошелестела душа. «Разящая стрела», - пояснила фигура. – «Твоя душа нашла нас. – «Здесь, в пустоте, где обитают боги и ожидают мертвые. Клетка. Тюрьма. Мы ощущаем души множества. Поток под кожей сего места. Однажды мы могли окунуть в него руку. Почувствовать их рядом. Но теперь... Мы в ловушке. Как осы в янтаре. Но ты... тебя должна наполнять жизнь».

«Я умер?» - уточнил дух аэдирца, не в силах поверить в то, сколь стремительно все свершилось. «Ты среди мертвых», - подтвердила безликая фигура. – «Кто-то сократил тебе жизнь. Стрела пробила плоть. Наполнила вены твои ядом. Гнойный сгусток скверны распространился по корню и сокам. Из-за него сердце твое замерло. Из-за него песнь в разуме твоем затихла... Но... мы не хотели этого. И могли бы вернуть тебя. Но лишь в этот раз. Мы воспользуемся нашими иссякающими силами, чтобы освободить тебя. Затем ты найдешь нас. Освободишь нас из нашей тюрьмы».

Душа эмиссара вернулась в бренную плоть, и сделал он свой первый вдох, перепугав как Кая, как и лекаря Ливиану, в чью клинику омоа принес аэдирца на своих плечах. Женщина, бывшая в прошлом анимантом, советовала эмиссару наведаться в жилище Рунид, местной Наблюдательницы, проживающей в холмах к северо-востоку от Парадиса. «Наблюдатели исследуют душу до самых ее глубин», - говорила Ливиана. – «Пожалуй, нет никого более достойного этого сана».

Поблагодарив целительницу за помощь, эмиссар и Кай покинули клинику, направившись к имперскому посольству. Хилгард уже не чаял узреть посланника императора в живых. Тот протянул послу письмо своего сюзерена, подтверждавшие его полномочия в установлении причин распространяющегося Проклятия грез.

«Да, Живые Земли ожесточились», - признал посол, завершив чтение письма. – «Причем не только природа, но и политика. Иногда мне кажется, что остров разумен. Ты едва прибыл сюда, а уже оказался в центре наших проблем. В этом посольстве хватает политической грызни, но спать по ночам мне не дает Проклятие грез. Ты видел, что оно творит с природой. Нельзя допустить, чтобы оно достигло городов... Однако инквизитор Людвин уверена, что чума – отвлекающий маневр. Ее больше беспокоят местные повстанцы, воюющие против Империи».

«Кто они, повстанцы?» - поинтересовался эмиссар, и отвечал ему Хилгард: «Когда-то они были гражданами Парадиса. Законопослушными тружениками. Теперь же это беглецы и клятвопреступники, смешавшиеся с населением. Они саботировали нашу работу, убивали наших солдат. А последней каплей стало... открытое нападение на тебя».

Посол свято верил в то, что в Живых Землях должен вновь воцариться мир – ради всех тех, кто зовет остров своим домом. Посему мятежников надлежит искоренить – а зачинщиков покушения повесить, в назидание остальным.

Кай предложил эмиссару наведаться в гости к дворфу-следопыту, Мариусу, остановившемуся на постоялом дворе «Ухмыляющийся баларок». Последний весьма искусен в своем деле, и, если кто и сумеет напасть на след убийцы, то только он.

«Новая поросль», - резанул разум эмиссара голос. – «Новый зверь в высокой траве. Хищник или союзник?»

Посол предупредил эмиссара: многие в последнее время поглядывают на имперцев косо, а прибытие на остров контингента паладинов ухудшило и без того напряженную ситуацию. Поселенцы, надеявшиеся укрыться в Живых Землях от ока Аэдира, начинают выражать открытое недовольство присутствием имперских солдат в вотчине, которую привыкли считать своею.

Эмиссар и Кай проследовали в таверну, где означился Мариус – охотник и проводник, побывавший, должно быть, в каждом уголке Живых Земель.

Перво-наперво дворф предложил аэдирцу вернуться на место преступления у городских ворот и внимательно осмотреть его. Быть может, так осталось нечто, что выведет на след убийцы?..

По мнению Мариуса, выстрел был произведен с крыши здания посольства, возведенного как раз напротив ворот. И действительно: поднявшись на крышу, трое обнаружили пустой флакон, находился в котором – судя по запаху – яд, коим убийца и смазал наконечник стрелы. Дворф предложил спутникам навестить местного аптекаря: быть может, удастся вычислить того, кто изготовил яд, а после – выйти на убийц.

Осмотрев флакон, аптекарь признался: яд, дистиллированный из ягод Святого Аторея, был куплен у него неким человеком, облаченным в монашескую ризу. Мариус предположил, что монахов, мистиков и прочих подобных типов следует искать в храме Ондры, что в Верхнем городе Парадиса. Кай же советовал спутникам заглянуть в поместье безвременно усопшего клавигера Эмунда, где частенько бывали подобные типы. Как знать: вдруг удастся им напасть на след убийцы?..

В особняке клавигера хозяйничали разбойниками, воспользовавшиеся возможностью разграбить пустующее здание. Эмиссар, Кай и Мариус прикончили лиходеев, осмотрелись в поместье. Как следовало из обнаруженной корреспонденции, отношения клавигера с аэдирцами были весьма натянутыми. Полагал Эмунд – и небезосновательно, - что имперцы принесут в Живые Земли свои законы и порядки, и появление паладинов Стальной Гарроты призвано покончить с несогласными новыми устоями. Как следствие, клавигер благоволил мятежникам, ратующим за свободу Парадиса и скрывающимся в подземных стоках под храмом Ондры.

Трое навестили сие святилище, потребовали ответы у настоятельницы, эльфийки Элове. «Да, я с сопротивлением», - не стала отпираться та. – «Наш долг – бросить вызов вашей Империи, защитить наш образ жизни. Некоторым из нас приходиться скрываться у всех на виду. Передавать сообщения между контактами. Играть свои роли. Остальным приходится... убивать или умирать... Ведь прежде Парадис прекрасно обходился без Аэдира! Ваша Империи влезла туда, куда ее не звали. Вы довели нас до нищеты, превратили моих братьев и сестер в попрошаек, которым пришлось поселиться за стенами нашего города».

«Кто из ваших людей убил меня?» - вопросил эмиссар. «Игвульф», - назвала имя Элове. – «Он могущественный, но не в том смысле, в котором Аэдир понимает власть. Когда он выпускает стрелу, боги затаивают дыхание».

Эмиссар, Кай и Мариус спустились в стоки, разыскали в которых логово мятежников. Игвульф был несказанно изумлен, увидев жертву свою целой и невредимой. «Так это правда!» - выдохнул он. – «Ты действительно жив!» «Здесь я задаю вопросы», - отчеканил эмиссар, и повстанец склонил голову: «Ты заслуживаешь этого... и даже больше. Прошу, выслушай меня. Я буду говорить за весь Парадис. А уж затем решай, расстанемся ли мы как друзья... или как враги... Эмиссар, я убил тебя, потому что народ Парадиса страдает от гнета Аэдира».

«Почему же ты напал на меня, а не на посла?» - спрашивал имперец, и мятежник отвечал: «Потому что увидел твое лицо во сне. Ты стоял прямо под знаменем Аэдира. Твои ноги превратились в корни и глубоко вошли в землю, обвивая адра в темноте. Порой сны и видение понять непросто. Я воспринял это видение как призыв убить тебя в надежде, что смогу помешать Аэдиру завоевать наши земли. Но по какой-то причине боги вернули тебя к жизни, а я верю в богов. Мне неведомо, какую судьбу они тебе уготовили, но очевидно, что у них на тебя свои планы».

Игвульф ждал, когда эмиссар озвучит свое решение: суждено ли им сразиться или разойтись мирно. «Элове поведала мне, как Стальная Гаррота несет боль жителям Парадиса», - вымолвил имперец. «Да, жестокости Стальной Гарроты нет предела», - подтвердил Игвульф. – «Аэдирцы выкупили большую часть недвижимости в Парадисе, выселили многие семьи. Они обосновались в форте Северный Предел, чтобы контролировать торговлю и рыболовство без каких-либо полномочий. Теперь Аэдир контролирует всю доставку иноземных товаров, вынуждая жителей Парадиса получать их через вас. Подобные сделки регулируются аэдирскими контрактами, цель которых – ложь и манипуляции. Когда жители Парадиса осмеливаются эти контракты оспорить, нас наказывает Стальная Гаррота. Какое бы зло я ни причинил тебе, я не стану извиняться за то, что нанес ответный удар Аэдиру».

Эмиссар велел Игвульфу и людям его уходить, заявив, что не желает мести. Мятежники были поражены великодушием имперца, и Игвульф благодарил того за сие решение. Кай был впечатлен оным, Мариус же считал, что эмиссар совершает большую ошибку, ведь не исключено, что однажды Игвульф вновь предпримет попытку расправиться с ним.

«Свобода», - зазвучал в разуме аэдирца голос. – «Добыча прощает. Прилив покидает безмятежный берег. Мы учимся. Мы переплетаемся...»

...Покинув стоки, эмиссар и спутники его устремились к восточным вратам Парадиса, надеясь отыскать в холмах жилище помянутой целительницей Наблюдательницы. В дикоземье набрели они на руины древнего града безбожных, где пробудились в разуме эмиссара воспоминания, и зрел он образы одной из своих прежних жизней.

«В течение многих поколений экида странствовали по земле, словно семена, разносимые ветром», - звучал знакомый глас. – «Шторм выбросил их к нашим берегам. Они были ветвями без корней. Затем ты, Кишамал, появляешься на свет с нашим лицом. Наши цветы расцвели в твоих волосах. Твой народ узрел в сем знак величия. Ты был избранным. Достойным. Они требовали оправдать эти надежды. Старейшины воспитывали тебя не как дитя, а как совершенство. Они ожидали всего. Не прощали ничего. Ответственность была тяжела, как камень. Помоги нам вспомнить, Кишамал. Как тебе удавалось нести эту ношу?»

Образ юного богоподобного и старейшин, его наставляющих. «Мне не хотелось с этим мириться», - отвечал эмиссар. – «Свою судьбу буду решать только я, а не обстоятельства моего рождения». «Твоя непокорность вдохновила других на поиски новых традиций», - вещал голос. – «Новые идеи. Отрицание своей цели помогло тебе исполнить ее. Пришло твое время взрослеть, начались беспорядки. Молния расколола кору. Некоторые устали от своего изгнания. Они хотели вернуться на земли своих предков».

«Они заблуждались», - говорил имперец. – «Будущее ждет нас впереди, а не позади». «Бутон раскрылся», - согласился голос. – «По небу пронеслась комета. У тебя было видение. Тебе приснился город, в котором море утопает в лесу. Место, где можно цвести, собирать. Не просто поселение. Дом. Что было в твоем беспокойном сне, Кишамал?»

Образ величественного города воскрес в разуме эмиссара, и отвечал он: «Школы. Храмы. Памятники. Мы бы заявили о себе через свои творения». «Старейшины говорили о мудрости, утраченной при побеге», - голос был исполнен сожаления. – «Сейчас вы бы записали свои традиции. Старые обычаи сохранились бы. Плотники и каменщики отправились в путь, но мы сопротивлялись. Что есть стена для свисающей лианы? Арка для могучего дуба?» «Мой совет был таким: нужно строить в гармонии с природой», - вспоминал эмиссар, - «даже если город не будет таким грандиозным».

«Судьба экида висела на нити из паучьего шелка», - рек глас, порождая образы великого города, возведенного зодчими и мастеровыми древности. – «Нужно было адаптироваться. Месяцы превратились в годы, и народ замер в благоговении перед своим творением. Оно затмило земли их предков. Шпили града бросали вызов небесам».

Иное видение: он, Кишамал, восседает на троне, и пояснял голос: «Народ рассудил, что возглавить его должен тот, кто построил город. Хор их голосов слился воедино. Еще одно бремя. Некоторые утверждали, что именно такая судьба была предсказана тебе при рождении. Поведай нам, Кишамал, каким было твое правление?» «Я соблюдал наши законы и традиции», - вымолвил эмиссар. – «Мне правление было твердым, но справедливым». «Тебе известно о ценности гармонии», - подтвердил голос. – «Пусть таков будет наш путь. Народ восхищался тобой. Старые обычаи сохранялись, но могли быть пересмотрены, когда переставали они служить всеобщему благу. Так прошло твое правление. Целая эпоха. Моря поднимались и опускались, пока однажды... Ничто. Тишина».

«Что случилось?» - вопросил аэдирец. «Мы видим пепел», - был ответ. – «Разрушения. Целая жизнь, обратившаяся в пыль. Больше мы ничего не можем вспомнить, как бы далеко мы не уходили в прошлое... Пустота. Дрожь адра. Возможно, об этом не следует знать. Но одна фигура сияет сквозь крону нашей памяти. Лик среди обломков... Ты, Кишамал. Что стало с тобой?»

«Несмотря на разрушение города, мой народ спас меня», - произнес эмиссар, и согласился голос: «Они плакали от радости, когда вытаскивали тебя из-под обломков. Впереди их ждала долгая ночь, но правитель, которого они любили, выжил. Когда покой вернулся, мы ощутили их надежду во тьме, и мы научились... Мы сплетаемся. Тянемся к небу. Мы растем, растем, растем».

На сем завершилось видение о Кишамале, и продолжил эмиссар путь к хижине Наблюдательницы, Рунид. В дикоземье обнаружил он подземный храм, пребывал в котором эльф – богопободный Эотаса, оракул Саргамис. Соорудил он каменное изваяние своего божества. Эмиссар проявил к отшельнику сострадание, убедив направить силы свои на помощь тем, кто в этом действительно нуждается.

Наконец, достиг он хижины Рунид. Последняя заглянула в душу аэдирца, с изумлением отметив, что состоит та в связи с некоей сущностью. «Нечто... цепляется за твою душу», - заключила Рунид, хмурясь. – «Могу ощутить, но не увидеть... Что ж, начну с хороших новостей. Твоя душа не только здорова, но и сильна. Могущественна. Что странно, ведь ты недавно умирал. Смерть оставляет шрамы, но у тебя их нет. Твоя душа не прошла во Внешние Пределы, она была взлелеяна. Защищена. Заключена в клеть. Ты жив лишь потому, что кто-то не позволил тебе умереть. Интересно... кто?..»

«Боги?» - предположил эмиссар. «Возможно», - протянула Наблюдательница. – «Но когда они дают второй шанс в жизни, они не делают это задаром. Я уже много лет не встречала богоподобных. Их души звучат громко, словно мелодии колокола. Души богоподобных поют в унисон с богом, который завладел ими, сделал их своими. Это дает им силу. Но твоя душа... У нее нет перезвона. Вместо этого твою ауру пронзил шип, прокладывающий себе путь к поверхности. Это случилось в момент прихода твоего в этот мир, и душа твоя обвилась вокруг сего шипа. Поймала в ловушку и объяла захватчика. Перезвон богоподобных – это дар, благословение. Но шип богоподобных? Это может оказаться проклятием».

Рунид советовала эмиссару обратить самое пристальное внимание на столпы адра, пребывающие в Живых Землях. «Адра имеет прочную связь с Внешними Пределами», - говорила женщина, - «являя собой канал для душ со всей Эоры. Через адра душа может найти свой путь обратно к Колесу, чтобы родиться заново. Но здесь, в Живых Землях, адра другая. Она изолирована, замкнута в себе. Подобно извивающимся лозам, аура переходит в ауру. В любом случае, адра может продолжить для тебя дорогу к истине, а может завести в тупик. Но странствие станет для тебя важным уроком, я уверена в этом».

Поблагодарив Наблюдательницу за то, что уделила ему время, эмиссар, сопровождаемый Каем и Мариусом, покинул хижину, вернулся в Парадис, проследовав в аэдирское посольство. О том, что позволил мятежникам уйти восвояси, эмиссар благоразумно умолчал, однако посол разъярился, ведь бунтовщики, так и не понесшие наказания, осмелеют еще больше и продолжат строить аэдирцам всяческие препоны в Живых Землях.

«Не будем забывать, зачем я здесь», - прервал гневные речи Хилгарда эмиссар. – «Проклятие грез». «Ах, да», - спохватился тот. – «Я отправляю вас в Фиор-мес-Иверно – общину вайлианских эмигрантов в недрах Изумрудных Ступеней. Возможно, анимантам уже что-то ведомо о Проклятии грез. Узнай у них все, что получится».

Рассказывал посол, что имперцы на дух не переносят анимантов, считая устремления тех откровенно еретическими. Подумать только: сии исследователи экспериментируют с душами, используя для этого хитроумные приспособления и столпы адра! Выкачивают ауру, как мед из улья! Тем не менее, Хилгард готов был заключить временный союз и с сими нечестивцами, сознавая, что Проклятие грез – их общая проблема.

«Но какая связь между Фиор-мес-Иверно и Проклятием грез?» - полюбопытствовал эмиссар. «Мои источники утверждают, что Проклятие грез – духовная чума, а души – это по их части», - отвечал Хилгард. – «Если у нас и есть что-то общее с анимантами, так это желание избавиться от Проклятия грез».

В посольство проследовала инквизитор Людвин; лицо ее скрывала металлическая маска, в прорезях для глаз полыхало жаркое пламя. Голос в разуме эмиссара возопил в ужасе, вещая об удушающем свете, а инквизитор напустилась на сникшего посла, обвинив того в ослаблении позиций Аэдира в Живых Землях и чрезмерной одержимости Проклятием грез, а не истинными врагами Империи, коих надлежит искоренить, и как можно скорее!

«Мне довелось воочию зреть ужасы Проклятия грез», - вступился за посла эмиссар. – «Нельзя позволить ему распространиться». «Даже если это произойдет, живые заменят мертвых», - отмахнулась инквизитор. – «Мы будем отправлять их сотнями и заполним пустующие дома. Я обошла весь этот остров и столкнулась с истиной, от которой ты прячешься, Хилгард. Живые Земли на грани катастрофы! В твоем городе беспорядки, а ты и ухом не ведешь! Сейчас убийца эмиссара безнаказанно разгуливает на свободе, рассказывая всем встречным о нашей беспомощности! Мы не должны позволить себе подобного! Мы должны подавать пример! А этот остров видит лишь наши слабые стороны. Есть что добавить?»

«Возможно, тебе будет интересно узнать, что я отправляю эмиссара к анимантам Изумрудных Ступеней», - начал посол, и Людвин воскликнула: «Нелепица какая! Изумрудные Ступени сейчас атакует та самая природа, которую они якобы покорили. Аниманты цепляются за гордость и традиции, даже когда роют себе могилы».

Заявив, что отныне станет переходить границы там, где сама пожелает, инквизитор покинула посольство. Хилгард тяжело вздохнул: Людвин сама придумывает кризис, а потом бежит его разрешать, и при этом непременно льется кровь...

Покинув Рассветный берег, путники устремились к Изумрудным Ступеням – западным пределам Живых Земель. Рассказывал Кай эмиссару, что Фиор был основан полвека назад вайлианским дюком наряду с горсткой анимантов, недовольных политикой в Республиках. Мариус брезгливо поморщился: дворф считал Фиор городом дворян и ученых, выживающих лишь за счет труда фермеров. «Они не могут укротить дикоземье с помощью своего оборудования», - ворчал Мариус. «Их оригинальное мышление – или безумие, или кощунство, - накормило многих жителей Живых Земель», - возражал Кай. – «Но ходит молва, что какая-то неестественная чума уничтожает их посевы».

Поколебавшись, омоа обратился к эмиссару, молвив: «Есть у меня одно дело в Изумрудных Ступенях... которое я откладывал. У моего старого друга со времен пребывания моего в Третьерожденном была хижина в лесу. Какое-то время назад он скончался, но оставил мне то, что я не успел забрать». Аэдирец обещал спутнику, что в хижину они непременно заглянут, и тот благодарно кивнул.

Углубившись в дикоземье Изумрудных Ступеней, путники заметили чародейку-орланку, отчаянно противостоящую грибным монстрам – спорлингам. Эмиссар, Кай и Мариус помогли орланке покончить с противниками, и та представилась: «Яцки, специалистка по безбожным».

Как оказалась, исследовала чародейка близлежащие руины безбожных, когда и подверглась нападению. Исполняя ее просьбу, эмиссар разыскал в руинах артефакт – вазу, кою вручил Яцки. Поблагодарив новых знакомых за помощь, орланка ретировалась, а те продолжили путь к Фиору.

Миновали они фермы, трудились на которых трупы, возвращенные к подобию жизни анимантами. Последние ворчали на отвратительный урожай, пораженный гнилью, на распоясавшуюся природу за наводнивших окрестности монстров.

Фиор-мес-Иверно являл собою зрелище плачевное. Древесные корни и кустарники оплетали городские стены и здания, и, казалось, оплот вайлианцев вскорости рухнет пред буйством местной фауны.

Губернатор Ингаси Видарро жарко спорил с Джиаттой Кастелл, искуснейшей аниманткой общины, и наставником ее, Пере Киличчи. «Как можно игнорировать то, что находится прямо у тебя перед глазами?» - распалялась Джиатта. – «Проклятие грез здесь, в почве, и оно убивает нас!»

Аэдирский эмиссар представился, на что губернатор лишь поморщила, а Джиатта, обратившись к имперцу, пояснила: «Я лишь доказывала свою точку зрения нашему уважаемому губернатору. Прежде Изумрудные Ступени цвели подобно пышному саду на многие мили вокруг, а теперь я даже не узнаю их. Сначала появились паразиты и сорняки. Корни и грибы вырастали всего за одну ночь! Словно природа обезумела. Проклятие грез осквернило наши земли, нашу природу, а теперь... и наши фермы».

Эмиссар заверил Джиатту: он надеется остановить распространение Проклятия грез и рассчитывает на помощь анимантов. «Я верю, что мы сможем исцелить землю!» - с жаром воскликнула Джиатта. – «Вернуть ей душу и здоровье. Вырезать Проклятие грез с корнем. Наш губернатор предпочел бы закрыть глаза на проблему. В отличие от своего отца, он не верит в анимантию».

К сожалению, губернатор продолжал создавать препоны, ибо лишь он обладал правом дозволять новые эксперименты в области анимантии, и категорически отказывался делать это, ибо прежние изыскания Джиатты вышли из-под контроля, что привело к несчастному случаю. «Пока мы тут спорим, Проклятие грез разрывает Живые Земли на части!» - выпалила Джиатта. – «Разрывает людей на части».

Джиатта постановила: с этого дня она готова сотрудничать с аэдирцам в вопросе разумения природы Проклятия грез и поиске способа искоренить его. Губернатор расценил сей акт неповиновения так презрение обязательств анимантки перед поселением, объявил, что изгоняет ее из Фиор-мес-Иверно, ибо не может позволить ей и впредь отравлять умы вайлианских анимантов. «Я сделала для Фиор-мес-Иверно все, что могла», - бросила Джиатта губернатору, даже не пытаясь скрыть презрения. – «А ты? Ты даже не пытался».

Анимантка провела наставника, эмиссара, Кая и Мариуса в свой дом, возведенный у западных стен поселения. Джиатта была потрясена решением губернатора, но, взяв себя в руки, приступила к сборам. Эмиссара она просила навестить местных анимантов, дабы узнать мнение их о Проклятии грез: Монто Пастора, находящего в городской мастерской, Элию Роселл – эксперта в области нежити, а также Иветту и Реми, философов, встретить которых можно в доках к югу от селения.

Элию отыскали трое на ферме близ городка, трудились на которой мертвяки. «Да, чума появилась недавно», - молвила Элия, отвечая на вопрос эмиссара. – «Но я считаю, что источник ее древний. Возможно, такой же древний, как и сами Живые Земли. Экзотические растения и животные, искаженный ландшафт, Проклятие грез – у всего этого общий источник! Аура в Живых Землях заметно отличается от той, что я видела в других регионах». Предполагала Элия, что и появление богоподобного как-то связано с происходящими событиями – иначе и быть не может.

Философы Иветта и Реми заверили аэдирца в том, что Проклятие грез предвещает метафизическую катастрофу. «Его невозможно исследовать в лаборатории», - говорили они. – «Его природа дикая, потому Проклятие надлежит изучать в дикой природе. Наши машины и эксперименты лишь исказят результаты. И, как и все, влияющее на нашу душу, оно должно быть напрямую связано с аурой! Таким образом следует начать со столпов адра. Ведь именно адра концентрирует ауру – духовную эссенцию, и она может быть ключом к открытию новых сведений о Проклятии грез».

Прежде, чем поделиться мнением о духовной чуме, Монто Пастор просил эмиссара и спутников его раздобыть мощный источник энергий, необходимый для работы оборудования аниманта, - сердце адрагана, скончавшегося недавно в западной роще, обитают в коей делемганы.

Трое выступили на запад через дикоземье Изумрудных Ступеней, заглянули в хижину друга Кая. На прикроватном столике означилась вырезанная из дерева фигурка кита – ее омоа некогда подарил другу, Таме. Противоречивые чувства терзали душу Кая. Он повстречал Таму по прибытии в Живые Земли, и двое стали очень близки... Но теперь Тамы нет, и Кай ощущал всепоглощающее одиночество...

Наконец, эмиссар, Кай и Мариус достигли уединенной рощи делемганов, где приветствовала их королева сего древесного народа. Последняя согласилась передать аэдирцу сердце адрагана, павшего при защите рощи, и путники поспешили вернуться в Фиор, дабы передать обретенный артефакт Монто Пастору.

Анимант признался: он полагает, что фермы вайлианцев в большой опасности, ибо нечто отводит ауру от сих земель, и поток духовной энергии перенаправлен. Вопрос: куда именно?..

Вернувшись в жилище Джиатты, эмиссар поведал ей детали своих разговоров с анимантами. «Отлично!» - заключила Джиатта. – «Машина Монто работает, Элия будет присматривать за своими мертвяками – ревенантами, а Иветта и Реми обеспечивают нам алиби. Как ты уже понял, эти аниманты мне были нужны не только ради знаний. Изобретение Монто сводит на нет духовное вмешательство. Если оно запущено и работает, мы не получим ложных сигналов. Всякий раз, когда я касаюсь столпа адра, у работников Элии начинают чесаться зубы. Благодаря тебе они не будут проблемой. А есть еще Иветта и Реми, глаза и уши губернатора. Они получили возможность пообщаться с тобой в обмен на неприкосновенность частной жизни».

Эмиссар был впечатлен: как истинная исследовательница, перед началом эксперимента Джиатта устраняла все ненужные факторы, которые могли оказать влияние на конечный результат. Анимантка просила аэдирца спуститься в подвал, где располагалась лаборатория, и забрать оттуда изобретение, оставленное ее погибшими родителями, Артуром и Корделлой, - призрачное сосредоточие.

В подвале по сей день оставались мертвые тела родителей Джиатты, плоть коих непостижимым образом обратилась в растительность. Как следовала из записей исследователей, найденных эмиссаром в подземной лаборатории, мать Джиатты, Корделла, пыталась установить связь с эссенцией Живых Земель... но эксперимент закончился трагически... С тех пор прошло тринадцать лет...

Эмиссар передал Джиатте артефакт, и заявила та: «С помощью призрачного сосредоточения я, наконец, смогу напрямую использовать ауру Живых Земель». Желая продолжить дело родителей, анимантка предлагала новым сподвижникам отправиться к Наку Тедек – руинам безбожных к западу от поселения, где пребывает как столп адра, так и надлежащее оборудование анимантов, которым она не преминет воспользоваться.

Прежде, чем выступить к означенным руинам, заглянули путники на заставу местных следопытов... где обнаружил эмиссар эссенцию древнего воспоминания, воскресившую в разуме его воспоминания об иной из прошлых жизней.

Был он Энхекалой, Тебару Санакис, и надзирал за возведением Наку Тедек. «Ты говорил за Сад, и за нас, Садовника», - вещал глас в разуме эмиссара. – «Ты не видел Неккада десять лет перед тем, как вы сразились».

Некогда двое были неразлучны, и выступал Неккад защитником Энхекалы. Однако старейшины разлучили двоих, и жизненные пути их разошлись... Но оставался Неккад приверженцем старых традиций, и новое бытие, ратовал о котором Энхекала, пугало его.

Вспоминал эмиссар, как некогда сущность, говорящая с ним, впала в ярость, и обрушила в море утес. И все же Экхекала простил ее, а душам погибших предложил отправиться в мире иной через огромный столп адра в сердце Наку Тедек. Неккад же воспротивился сооружению сего комплекса, видя в том нарушение древних традиций, ведь, будучи хранителем преданий, лишь в них видел он смысл своего существования.

Так, Неккад атаковал Экхекалу, и, угрожая оружием, спрашивал, почему лишил тот свой народ истинной реинкарнации. Неведомо, кто из двоих выжил в том судьбоносном поединке, но рек глас: «Мы же осознали, что надлежит не вмешиваться, но наблюдать. Мы переплетаемся воедино. Мы стремимся к небесам. Мы растем, мы растем, мы растем».

...Эмиссар и трое спутников его проследовали в центральное здание руин Наку Тедек, пребывал в котором столп адра. Близ оного оставалось оборудование анимантов, с помощью которого Джиатта надеялась установить связь со спящей энергией столпа, дабы пробудить ее и попытаться определить источник Проклятия грез.

Воспользовавшись призрачным сосредоточением в качестве катализатора для духовной энергии, Джиатта приступила к работе. Артефакт начал разогреваться... а в разуме эмиссара зазвучал знакомый голос: «Души в кругу. Водоворот. Мы переплетаемся. Переплетаемся...»

На глазах изумленных путников корни, оплетавшие стены чертога, разом увяли, открывая взорам дверь, означились за коей ступени, ведущие вниз, в земные недра. Как будто кто-то – или что-то – приглашает их в потаенные глубины, остававшиеся сокрытыми на протяжении тысячелетий! Джиатта предложила спутникам спуститься к основанию столпа, где духовные энергии наверняка мощнее.

И, когда достигли четверо центральной залы подземной области руин, перебив по пути немало нежити да спорлингов, эмиссар приблизился к столпу адра, коснулся его ладонью. Разум его переместился в ирреальность Внешних Пределов, где означилась гигантская фигура; будучи гуманоидной, являла она собой средоточие растительного и рукотворного начал – на остове как как произрастали деревья, так виднелись и руины построек.

«Ты здесь», - заключила сущность. – «Приносящие подношения. Залы жизни и смерти. Скорбящих уже нет. Остались лишь воспоминания». «Откуда ты знаешь о Наку Тедек?» - изумился эмиссар, и отвечала сущность: «Мы были одни, и с тобой мы остаемся одни. Экида обвились вокруг нас. Они пели, восхищаясь тем, что мы сделали. Они называли нас ‘Садовником’. Хранителем жизни. Сападалом».

«Стало быть, я – твой богоподобный, Сападал», - заключил эмиссар, и вымолвил тот: «Наша искра нашла тебя, когда зрел ты сны в утробе матери. Они называли таких, как ты ‘богоподобными’. Но мы чувствовали в тебе семя связи. Мы искали тебя, звали тебя. Мы хотим узнать тебя». «И мне нужна твоя помощь», - рек аэдирец. – «Необходимо пресечь Проклятие грез». «Гниль», - отвечал Сападал. – «Мы тоже ее чувствуем. Наши руки связаны. Найди нас. Освободи нас. Гниль, что поражает, просачивается и в нас. Наша клеть далеко отсюда. В Саду. За ядовитым морем».

«Но почему тебя заточили?» - спрашивал эмиссар. «Мы и сами не знаем», - прошелестел Сападал. – «Наши тюремщики не дали объяснений. Но, быть может, древние, которых мы так любили... смогут утешить тебя ответами на вопросы. Отправляйся в залы Тебару Санакис – богоподобных, древних защитников сих земель. Мы попробуем объяснить. Те, кто ценил нас – избранные из экида, ждут там. Они укажут тебе путь в Сад. В нашу тюрьму». «И ты поможешь мне покончить с Проклятием грез?» - с надеждой вопросил имперец, и подтвердил Сападал: «Мы очистим эту гниль вместе с тобой, когда руки наши будут развязаны. Найди нас в Саду. Мы переплетаемся. Переплетаемся. Ждем».

...Когда очнулся герой, Кай, Мариус и Джиатта поведали, что оставался он без сознания почти целый день. «Пока ты пребывал в трансе, я с помощью призрачного сосредоточения получила данные по Проклятию грез», - сообщила анимантка эмиссару. – «Я проследила его источник до центральных областей Живых Земель – он где-то в сердце дикоземья». «Сад», - уверенно произнес эмиссар. – «Он называл это место ‘Садом’». «Если найдем Сад, то сможем отсечь Проклятие грез прямо на корню», - воодушевилась Джиатта.

Эмиссар, в свою очередь, сообщил товарищам, что, похоже, божество, с ним связанное, именуется Сападалом, Садовником, и выступает хранителем Живых Земель, - тем, кому в глубокой древности поклонялись экида.

«Плененный бог...» - задумчиво протянула Джиатта, осмысливая прозвучавшее откровение. – «И вы говорили через адра. Быть может, это и будет ключом к разгадке?» «Наблюдательница мне рассказывала, что адра в Живых Землях иная», - припомнил аэдирец. «Не сама адра, а то, как она образует единое целое», - поправила его вайлианка. – «Мы давно предполагали, что вся адра взаимосвязана, но все изменилось, когда в Живые Земли пришли аниманты. Им удалось установить, что местные столпы адра отделены от остальной Эоры и связаны лишь сами с собой. Если Сападал говорит и действует через адра... тогда Живые Земли – его тюрьма. Или могила».

«Сападал просит меня его освободить», - признался эмиссар. «Ничего себе задачка!» - присвистнула Джиатта. – «Мы знаем, что Проклятие грез исходит из помянутого тобой Сада. Может, Сападал поможет с ним справиться!»

О залах Тебару Санакис анимантка прежде не слыхала, но надеялась, что кто-нибудь из жителей Фиор-мес-Иверно может дать им необходимую зацепку.

«Мы чувствуем удушливый запах войны!» - резанул разум эмиссара встревоженный глас Сападала. – «Слышим лязг стали!»

Четверо поспешили вернуться на поверхность... с ужасом лицезрев полыхающее вдали поселение. Выжившие горожане собрались у северных ферм, поведав подоспевшему эмиссару о том, что Фиор предали огню паладины Стальной Гарроты. К счастью, следопыты сумели отбросить неприятеля. Плененные фанатики рассказывали, что приказ атаковать отдала лично инквизитор Людвин, желающая сплотить под своим началом все силы Живых Земель, дабы противостоять буйству дикой природы; непокорных воле ее ожидало уничтожение.

Случившееся изменило позицию губернатора, ведь осознал он, что Стальная Гаррота объявила войну Живым Землям. Многие вайлианцы уцелели в сегодняшней сече, но наверняка рано или поздно ревнители нанесут следующий удар...

Киличчи поинтересовался, удалось ли его ученице и эмиссару обнаружить нечто, что могло бы пролить свет на природу Проклятия грез. «Живые Земли находятся на грани экологической катастрофы – как в физическом, так и в духовном смысле», - отвечала наставнику Джиатта. – «Кажется, нам удалось определить происхождение Проклятия грез. Проследив его до источника, мы, возможно, сможем обратить ущерб вспять... Но есть и плохие новости. В сердце острова пребывает неизвестный доселе бог. Пока мы не узнаем больше о его природе, мы бессильны остановить его. Иного объяснения духовному сдвигу в Живых Землях нет. Что-то, пребывавшее во сне, пробудилось. Нам еще многое предстоит узнать, но воздействие такого масштаба может объяснить изменения в нашей экосистеме». «Сперва Проклятие грез, затем Стальная Гаррота, а теперь...» - покачал головой Пере Киличчи. – «Чего этот бог хочет от нас? Поклонения?»

Киличчи и Видарро спорили о том, как следует поступить выжившим обитателям общины. Анимант настаивал на том, чтобы отправиться в Третьерожденный – город наемников, бойцов и отщепенцев, губернатор же полагал, что разумнее было бы укрыться в Парадисе – у врага под носом, временно оставив практику анимантии. За советом двое обратились к эмиссару, и тот высказал свое мнение: в Третьерожденном вайлианцам будет безопаснее.

Обратившись к собеседникам, поинтересовался эмиссар: «Знает ли кто-нибудь из вас о месте под названием Сад?» Киличчи и Видарро лишь плечами пожали, а Яцли выпалила: «Я знаю! Ведь я – ведущий специалист по экида в Живых Землях, и, если вы ищите Сад, то, думаю, смогу указать вам путь к нему. Тридцать лет исследований привели меня к догадке, что ответ к местонахождению Сада кроется в руинах Наку Кубель. Это в Сколотогорье».

Орланка обещала эмиссару дождаться его прибытия в Третьерожденном, после чего упорхнула по делам. Аэдирец же, Кай, Мариус и Джиатта простились с вайлианцами, выступили к восточным горным пределам острова...

Здесь лицезрели они контингент паладинов Стальной Гарроты под началом капитана Эльфиры. Последняя призналась: это ее солдаты предали огню Фиор, исполняя волю инквизитора Людвин, ибо считала та, что зависимость селения от анимантии наряду с упрямым индивидуализмом жителей лишь вредят Живым Землям. «Если Хилгард не сможет удержать контроль над Живыми Землями, то Стальная Гаррота просто возьмет все в свои руки», - чеканила Эльфира. – «Видишь ли, Стальная Гаррота держит ответ пред Изгнанной Королевой, а не твоей полумертвой Империей. И мы порвем связи с Аэдиром, если это потребуется».

«Император узнает об этом!» - возмутился эмиссар, на что капитан лишь пренебрежительно хмыкнула: «Пока он трясется в тронном зале, его щенки-солдаты будут гоняться за собственными хвостами. Инквизитор Людвин что-то видит в тебе, эмиссар. Она хочет раскрыть твой потенциал, как когда-то мой. Тебе не стоит вставать между ней и судьбой Живых Земель, так что пусть это послужит тебе предупреждением. Наш контроль над островом будет усиливаться, даже если это будет стоить нам союзников. Приемлемые потери».

Паладины расступились, пропуская путников, и покинули те пределы Изумрудных Ступеней, выступив в направлении отрогов Сколотогорья. Эмиссар и трое сподвижников ее пребывали в весьма мрачном расположении духа: паладины не скрывали, что готовы искоренить любого, кто не соответствует их представлению о том, какими должны быть Живые Земли. На кону пребывала свобода вольных поселенцев – и их жизни. Другими словами, помимо Проклятия грез, которое питает порчей поля и обращает в чудовищ как кит, так и зверье, им придется иметь дело с инквизитором и паладинами Стальной Гарроты...

Кай был уверен, что Третьерожденный даст ревнителям Вёдики достойный отпор, ведь костяк населения сего оплота составляют роатайцы – беглецы, дезертиры, наемники и моряки, - а также пираты всех мастей, любители вольной жизни и противники строгих законов. «Но ходит молва, что Сколотогорье что-то не так», - сообщил Кай спутникам. – «Странные сны, исчезновения. Кто-то уходит в пустыню и не возвращается. Или возвращается... измененным».

Кай просил эмиссара навестить древнее поле брани, Акульи Зубы, находящее подле руин паргран – так именовались местные горные дворфы, аптато. «Там потерял там свой значок», - говорил омоа. – «Мне нужно его найти».

Путники устремились на восток, через испещренные руинами пустынные земли, кишащие как кит, так и тварями, снедало тела и разумы коих Проклятие грез . Достигнув помянутого поля брани, Кай поднял с земли старый значок, долго вертел его в руках, погрузившись в воспоминания о прошлом: о долгих маршах через пустыню, когда Тама вел их отряд, о песчаных бурях, биваках, где наемники пели, обменивались историями или играли в карты. Рассказывал Кай о том, как отряд его угодил в засаду, и Тама пришел к ним на помощь, получив в том бою смертельную рану. Наемники сумели добраться до Третьерожденного, и в городе сем Тама скончался.

Кай провел спутников к скальному отрогу близ города, погребен был на котором Тама, отдал почести старому другу. Признался омоа, что покинул Третьерожденный после тех трагических событий и до сегодняшнего дня не возвращался сюда. Но теперь, странствуя с эмиссаром, Мариусом и Джиаттой, ощущал Кай, как тяжкое бремя оставляет его, и вновь начинает испытывать он позабытые эмоции, ощущение товарищества и поддержки со стороны верных спутников. Возможно, после того, как с Проклятием грез и Стальной Гарротой будет покончено, он вернется в Третьерожденный и осядет в сем городке.

Путники устремились к вратам Третьерожденного, где защитники города противостояли наемникам, обращенным в отродья грез. Покрытые грибной порослью, безумцы отчаянно нападали за противников...

Эмиссар и спутники его пришли к помощь уроженцам Третьерожденного, покончили с утратившими разум жертвами Проклятия грез. Провожая путников настороженными взглядами, стражи пропустили их в город. Кай провел товарищей к жилищу старейшины Третьерожденного, омоа Темерти, беседующей с Яцли.

Темерти была донельзя встревожена вестями о сожжении Фиор, и Яцли вторила ей: «Я тоже в ярости. Людвин украла мои исследования, и кто знает, что она собирается сделать с ними».

Обратившись к Темерти, эмиссар просветил ее в том, что руины безбожных, находящиеся в Сколотогорье, могут стать ключом к разгадке тайны Проклятия грез. «Людвин и ее прихвостни украли мои исследования о безбожных», - напомнила аэдирцу Яцли. – «И теперь она стремится осмотреть те же руины, что и мы. Она что-то затевает, что-то недоброе». «Возможно, Людвин надеется отыскать Сад», - предположил эмиссар, и выдохнула Темерти: «И ради этой цели она спускается в руины. Но проблема в том, что я не могу защитить оные. Архимаг Рингрим исказила саму реальность Сколотогорья, и теперь руины ограждает магический барьер. Никто не войдет и не выйдет без дозволения Рингрим». «Рингрим? Из Круга архимагов?» - изумилась Яцли. – «Она здесь?!» «Она самая», - мрачно подтвердила Темерти. – «Она явилась в Акульи Зубы несколько недель назад, и теперь эта область представляет собой непроходимую ледяную пустошь».

Яцли постановила: они выступают на поиски архимага, чтобы получить доступ к руинам безбожных – Наку Кубель. Орланка примкнула к отряду эмиссара, и тот, покинув Третьерожденный, углубился в восточные пределы Акульих Зубов.

Используя духовную эссенцию, Рингрим обратила горную область в ледяные владения, в сердце коих высилась ее башня. Яцли развеивала иллюзии, наведенные чародейкой, и следовал отряд эмиссара к твердыне... когда лицезрел каменное изваяние, лишенное головы, рук и сердца. Рингрим приветствовала гостей в своем домене, заявив: «Если вы сможете принять решение, которое не смогла принять деревня, и восстановить статую, я встречусь с вами в моей башне».

У основания статуи находилась книга, значилось в которой: «Когда-то здесь пребывала деревня, которую защищала статуя. Она делала воздух чистым, землю плодородной, и оберегала людей. Какое-то время деревня процветала. Какое-то время жители считали, что зима никогда не наступит. Но затем статуя разбилась, и зима пришла. А деревня не смогла принять решение и спасти себя».

Исследуя скованные льдом, заполоненные нежитью окрестные каверны, путники разыскали три обломка статуи, восстановили оную. Зрели они иллюзорный образ селянина, сокрушавшегося, что лишь осколок статуи – сердце из адра – способен спасти деревню, но ценой за это станет его собственная жизнь.

Предстала эмиссару и спутникам его Рингрим, поинтересовалась, поняли ли гости ее, что пыталась она сказать своей загадкой. «Людей нужно приносить в жертву ради высшего блага?» - предположил эмиссар, и подтвердила чародейка: «Верно. В конце концов, нельзя приготовить омлет, не разбив яйца. Смысл истории довольно прост: сентиментальность – это привилегия. Деревня уцелела бы, если бы решилась принести в жертву одну умирающую душу ради спасения многих живых. Надеюсь, если ты окажешься в схожей ситуации, то выберешь прагматизм, а не сентиментальность. Но в первую очередь это испытание должно было объяснить тебе, как я мыслю: в долгосрочной перспективе никто не важен. Ни я, ни иные архимаги. Важно то, что мы оставляем после себя. Важно то, что наши жизни обеспечат миру больше истории, больше красоты, больше времени на создание поистине интересного. Понимаешь?»

Рингрим наотрез отказалась открыться для эмиссара и сподвижников его ход в руины безбожных. «На кону судьба Живых Земель!» - настаивал аэдирец, но архимаг лишь отмахнулась: «Это не новость. Поэтому я здесь. Я прибыла в Живых Земли, потому что зародившийся здесь недуг – Проклятие грез – заинтриговал меня. Этой чумы не должно существовать. Она не может существовать! Но существует. Эссенция Живых Земель погружается в хаос и энтропию. Она опаснее всего, что я видела доселе. Подозреваю, болезнь связана с тем, как адра в сем регионе оказалась отрезана от остального мира. Полагаю, ответы лежат в руинах, но аура там столь сильна, что блокирует мои заклинания, а подобного... никогда прежде не случалось. Никогда! Посему никто не ступит в Наку Кубель, пока я во всем не разберусь».

Эмиссар поведал Рингрим о том, что в Живых Землях заточен бог Сападал, а сам он – богоподобный сей сущности. «Вот как?» - поразилась чародейка. – «Не думала, что возможно подобное. Поверить не могу, что не подумала о том, что неведомый бог может быть заточен в отрезанной от остального мира адра. Это многое объясняет. Неэффективность моей магии, интенсивность ауры. И ты, богоподобный, - недостающий ключ от печати Наку Кубель».

Поразмыслив, Рингрим согласилась пропустить эмиссара в руины; он откроет врата Наку Кубель, она же сможет изучить сие метафизическое отклонение. Обратившись к Яцли, архимаг передала орланке свой гримуар, коий позволит рассеять двеомер чар, ограждающих руины. Отметила Рингрим: Яцли обладает истинным талантом к магии, и, возможно, их встреча не последняя. Орланка опешила, ибо не ожидала столь высокой похвалы от легендарной волшебницы Круга...

Покинув Акульи Зубы, эмиссар и четверо спутников его устремились в северо-западную область Сколотогорья, где на Нагорье Смертопада пребывали руины экида Наку Кубель.

По пути миновали путники руины, где предстало эмиссару иное видение прошлого – образы прежней реинкарнации. В ту далекую эпоху море дюн в восточном Сколотогорье было истинным морем, а богоподобный именовался Ниманной – тем, кто говорил за бога, Сападала. Дар сей выделял его среди народа, а тени усопших плясали пред ним подобно пене морской. Экида принимали Ниманну за пастыря божьего, и однажды Сападал призвал его к себе. Следуя боле божества, поднялся тот на высочайшую гору, где предстал ему Сападал, и эссенции сущностей их стали едины.

Осознал Ниманна, что быть экида – значит, существовать в гармонии с Сападалом, и, вернувшись в селение, поведал о сем сородичам. Те возвели храм из камня и дерева, поместили в святилище рукотворное изваяние своего божества. Они страшились и Сападала, и Ниманну, ибо не могли познать их, пытались умиротворить.

В ярости Ниманна сокрушил изваяние, чем разгневал сородичей. Разверзлась земля, поглощая селение, и было то деянием Сападала; в одночасье остались от храма лишь руины. Выжившие экида устремились прочь через дикоземье в поисках нового дома. Ненависть сменилась отчаянием, и взывали миряне к Ниманне о помощи. Тот остался с сородичами, поделился с ними своей мудростью. Так был заложен новый город, Третьерожденный...

...Близ магического барьера, ограждавшего ход в руины Наку Кубель, лицезрели путники истлевшие останки смертных и металлических конструктов – «маэгфолков», как назвала их Яцли. Похоже, некогда произошла здесь великая битва, унесшая жизни тысяч воинов. Яцли сообщила спутникам: неведомо, откуда взялись маэгфолки, но доподлинно известно, что они всегда враждовали с экида. Тем не менее, в преданиях последних не сохранилось никаких сведений о причинах конфликта...

Сразив множество отродий грез, рыщущих в руинах, пятеро приблизились к барьеру, который Яцли развеяла с помощью заклинания из гримуара Рингрим.

Подземные пределы Наку Кубель оказались средоточием цветущей флоры – в отличие от пустынных земель поверхности. В центральной области руин высился столп адра, а в разуме эмиссара зазвучал голос Сападала: «Бьется сердце экида. Наши вены пульсируют. Ты близко. Ищи древних кит, что здесь обитают. Они укажут тебе путь».

Соткалась пред эмиссаром призрачная фигура женщины-экида, богоподобной. «Я – Нумена, Тебару Санакис и страж экида и Живых Земель», - представилась она. – «Они наступали ордой, неумолимыми махинами. Их было столько, что украли они тепло у звезд. Они принесли смерть в наши храмы. Обрекли наш народ на погибель. Когда кричали наши дети, на небе не было солнца». «Ты говоришь о маэгфолках!» - осознала Яцли, и подтвердила Нумена: «Да, хранительница истории. Сейчас остались лишь их бренные остовы, как и наши воспоминания о том, что они с нами сотворили... Мы бы отдали им все, лишь бы спасти хоть какую-то часть нас. Но они не разговаривали. Вестники смерти пришли лишь ради расправы над нами. Наши слова предали огню. Построенное нами разрушили. Все, что принадлежало экида, было уничтожено. Мы упорно противостояли им, но не выдержали. А затем они пленили нашего Садовника».

«Пленили в ловушке!» - звучал глас Сападала в разуме эмиссара. – «В усыпальнице вечной ночи. Кости под корнями. Останови это!» «Почему ты скрывал от меня то, что тебе известно о маэгфолках?» - обратился к нему эмиссар. «Память! Обжигает наши раны!» - резанул разум ответ. – «Свет! Он ослепил нас! Почему мы так страшились?»

«Садовник... ускоряется», - заключила Нумена. – «Как и наши страхи». «Стало быть, Сападал тоже боялся маэгфолков», - вымолвил эмиссар, и призрачный экида подтвердила: «Садовник устрашился, да. Он был в ужасе. Ничего другого не видел. Смерть ненасытна, и голод ее не утолить. То, что убило экида, жаждет еще большей бойни. И поэтому наш Садовник взывает. Молит, чтобы его освободили». Нумена заявила: эмиссару следует пройти испытания, лишь после узнает он дорогу в Сад.

Первым стало испытание силы: множество мертвяков атаковало эмиссара и спутников его, после чего предстал им призрак иного Тебару Санакис, Танусу – так экида называли своих богоподобных.

«Зачем ты здесь?» - потребовал ответа Танусу. «Чтобы найти путь в Сад», - отвечал эмиссар. «Маэгфолки тоже искали Садовника», - прошелестел призрак. – «Но тот не хотел, чтобы его нашли. Наш Садовник знал, что сделают маэгфолки, и расколол мир, чтобы обезопасить себя. Воды вскипели. Земля разверзлась. Реки поднялись, и мы утонули».

«Мы сломлены!» - кричал Сападал в разуме богоподобного. – «Боль! Мы погибли вместе с ними! Как... мы могли?»

«Когда пришли маэгфолки, нас оставалось очень мало...» - скорбно рек Танусу. «Сападал сделал все, что мог», - отозвался эмиссар. «Да, он сделал то, что считал наилучшим», - согласился призрак. – «Наш Садовник никогда не спрашивает. Он лишь действует. Действует не так, как смертные».

Вторым испытанием стало испытание разума: путники должны были выжить в наполненных гибельными ловушками коридорах. Пред следующим, третьим испытанием, предстал эмиссару дух экида Кутенруса, заявив, что должен тот доказать свою решимость.

Так, эмиссар и спутники его сиганули в сокрытую туманом бездну, на дне которой оказалось озерцо. Выбравшись на берег, лицезрели они призраки трех Тебару Санакис, заявивших, что, несмотря на преодоление испытаний, путь эмиссара оборвется здесь и сейчас.

«Сомнения», - шелестел глас Сападала. – «Почему мы чуем страх? Мы здесь, чтобы нас нашли. Почему? Почему не хотят они вызволить нас?»

«Мы не можем позволить тебе спровоцировать Садовника и вызвать новую катастрофу», - отчеканил Кутенрус. – «Мы не позволим ему вновь расколоть эти земли».

В противостоянии эмиссар и сподвижники его сразили трех призраков экида. Обнаружили они в подземном чертоге устройство экида, и Яцли, изучив механизмы, воскликнула: «Это карта!» Быть может, укажет устройство путь к Саду?..

Орланка принялась изучать устройство; эмиссар же приблизился к основанию столпа адра, находящегося в соседнем помещении, коснулся его ладонью, дабы установить связь с Сападалом.

«Ты здесь», - заключило божество, когда возникли пред внутренним взором эмиссара Внешние Пределы. – «Ты слышишь нас в корнях. Ты ищешь Сад. Ты знаешь дорогу. Но Тебару Санакис... отвернулись от тебя. Ты проявляешь доброту и терпение. Конечно, они бы приняли тебя как сородича, выращенного из одного корня». «Должно быть, тебе было больно видеть их подозрения», - вымолвил эмиссар. – «Что ты о них помнишь?» «Больно, да, - как при открытой ране», - подтвердил Сападал. – «Мы принадлежали им, а они – нам. Мы велели им защищать дикую природу и зелень. Взамен мы обещали им защиту. И мы... всегда держали свое слово. Мы защищали их».

«Тогда что случилось?» - настаивал аэдирец. – «Они говорили о смерти и разрушении». «Мы не... можем вспомнить», - призналось божество. Гниль искажает наши воспоминания, раскалывает их. Отражения в озере, поглощенном ночью. Мы жили в гармонии. Мы жили в мире. И затем... пришли они. Убийцы с металлическими телами. Мы пытались остановить их».

«Но... ты не остановил маэгфолков», - отметил эмиссар. – «Они истребили экида». «Мы не хотели, чтобы они умерли», - рек Сападал, и глас его был исполнен эмоций. – «Мы любили их. Мы не причиняли боль. Духи лгут! Мы любили их большего всего на свете. Духи искажают наши слова».

Короткая пауза... а после – исступленный вопль: «Незваная гостья! Пронзающий свет. Она приближается. Лезвие в нашем горле! Останови ее! Мы извиваемся! Мы истекаем кровью! Она пришла заточить нас!»

Сападал исторг дух эмиссара в реальность, и пробудился тот у столпа адра. Встревоженные сподвижники поведали аэдирцу о том, что столп пробудился, и через него прошло огромное количество энергии, а руины заполонило огромное число отродий грез. «Нам нужно уходить, и немедленно!» - восклицала Яцли. – «Судя по карте, нам нужно в Бивни Галавейна. Там мы найдем путь в Сад! Он находится в башне безбожных на южном побережье!»

Эмиссар и спутники его с боем прорвались прочь из недр руин, заметив отряд паладинов, схлестнувшихся с отродьями грез на подступах к Наку Кубель. Чуть поодаль о чем-то жарко спорили Людвин и Рингрим. Инквизитор настаивала на необходимости уничтожить руины, видя в них источник Проклятия грез, захлестнувшего Сколотогорье. Архимаг же предлагала провести ритуал, коий разорвет связь между жилами адра в руинах и остальной частью Живых Земель – это изолирует пораженную Проклятием грез ауру и остановит сотворение новых отродий грез в Сколотогорье. Однако действо сие потребует огромное количество эссенции смертных, и неведомо, сколько жителей Третьерожденного погибнут, дабы сумела Рингрим осуществить задуманное.

Людвин сняла маску, открыв взорам изумленных путников череп, в глазницах коего плясало пламень. Инквизитор Стальной Гарроты волею Вёдики восстала нежитью! «Я поклялась своей богине, что отдам всю себя ради служения ей», - обратилась к эмиссару Людвин. – «И сделала это. Сападал ждет от тебя такой же преданности. Разница лишь в том, что у тебя никогда не было выбора». «Решения принимаю я, а не Сападал», - нахмурился эмиссар. «Почему ты так считаешь?» - осведомилась инквизитор. – «Ты слышишь шепот Сападала. Он направляет тебя. Влияет на тебя. У тебя нет обязательств перед Сападалом, и все же он требует от тебя всего. Это не преданность. Это жестокость». В словах Людвин звучала явная манипуляция, желание заставить эмиссара усомниться в природе собственных решений.

Взвесив все «за» и «против», эмиссар согласился с замыслом Людвин – к одобрению Кая и вящему возмущению Яцли, коей претила сама мысль о том, что славное наследие экида будет уничтожено. Впрочем, гнев орланки удалось немного унять, когда Рингрим предложила ей по завершении нынешнего кризиса обсудить возможное ученичество. Яцли пришла в восторг: стать ученицей легендарной чародейки, от подобной возможности невозможно отказаться!

...Оставив Сколотогорье, эмиссар и спутники его устремились в северные пределы Живых Земель – выжженные пустоши, Бивни Галавейна, где близ курящегося вулкана была возведена твердыня дворфов, принадлежащих к клану Паргран – Утеха. Мариус пребывал в страхе, не желая возвращаться на свою родину, но о причинах сего умалчивал.

Путники направились в руины башни экида, возведенной на вершине утеса у восточных берегов Клыков Галавейна, у подножия которых пребывали воды кислотного моря. Далеко, у горизонта виднелось устремляющееся к небесам исполинское, сияющее древо... Неужто это и есть мистический Сад, обиталище Сападала?

Мост, связывавший башню с Садом, был разрушен столетия назад. Лишь сейчас признался Мариус, что, будучи уроженцем Утехи, с детства знал о Саде, и о том, что основатель твердыни паргранов, Нандру, оставил записи о том, что ведом ему иной, тайный путь в Сад. Ныне о сем может ведать лишь правящий совет паргранов. Кроме того, по словам Мариуса, эмиссар весьма походил лицом на Нандру, который, судя по всему, тоже был богоподобным Сападала. Возможно, это сходство удастся использовать, чтобы получить от дворфов необходимые ответы.

Сам же Мариус, терзаемый эмоциями, объяснить которые не мог и сам, просил эмиссара заглянуть в деревушку, пребывающую в северных отрогах Бивней Галавейна. Оная давным-давно пустовала, и лишь истлевшие скелеты дворфов оставались на деревенской площади. Мариус практически ничего не помнил о событиях, приведших к гибели сородичей, но одна мысль на сем наполняла его ужасом.

Означился в селении один-единственный дворф, снедаемый Проклятием грез – Янку, друг детства Мариуса. Мятущийся разум Янку просветлел, и поведал он эмиссару о трагедии, случившейся в деревне. Поселенцы доверились старейшине, Развану, обещавшему им лучшую жизнь. Тот собрал взрослых на площади, заверил, что голоса их достигнут звезд, а после велел испить яд из чаш.

С ужасом слушал Мариус рассказ обреченного друга – о том, как родители его наряду с иными селянами погибли, веруя словам старейшины. Янку бежал, унося малыша Мариуса на руках, а Разван кричал им вслед. Последующие годы двое провели в Утехе; Мариус позабыл об ужасе, который пришлось пережить ему, Янку же, напротив, - помнил обо всем. Он и защитил Мариуса от столь болезненных воспоминаний, никогда не вспоминая о произошедшем. Однако... Разван оставался где-то поблизости, и Янку был напуган, ибо старейшина всю жизнь оставался демоном, которого он страшился.

В хижине Развана путники обнаружили старый дневник старейшины, в котором тот упоминал о хоре голосов, поющих ему, являющих свой странный и чудесный мир. Посему Разван и вознамерился провести ритуал, коий вознесет сородичей его на небеса, и примкнут они к просвещенному хору потерянных!.. Сам же старейшина удалится в пещеру к югу от деревни, где изыщет способ свершить сие...

Устремившись в пещеру, пребывали в коей ныне обращенные в отродья грез паргране, отыскали путники Развана. Последний оставался в своей подземной лаборатории, был жалок, безумен и не являл боле угрозы для мира. Был Разван одним из Наблюдателей, но не осознавал, что голоса, которые слышал он все эти годы, принадлежали мертвым, а не неким просвещенным сущностям, обитающим на небесах. А теперь голоса погибших сородичей примкнули к хору называя Равзана «убийцей», что в конечном итоге и свело того с ума.

Мариус не стал убивать Развана, предоставив несчастного уготованной ему судьбе. Осознание того, что беспомощен старейшина ныне, стало утешением как для Мариуса, так и для Янку.

Мариус простился с обреченным другом, наряду с эмиссаром и иными продолжил путь ко вратам крепости Утехи. Дворф долго пререкался со стражами у моста, не желавшими пропускать чужаков в обитель клана Паргран, однако эмиссар настоял на аудиенции с советом, заявив, что паладины Стальной Гарроты уже достигли Бивней Галавейна и могут представлять опасность для Утехи – учитывая то, что совершили они с Фиор, вотчиной анимантов.

Мариус провел спутников в зал, пребывали в коем члены совета клана: комендант Михала и советник Коста. Последние были несказанно удивлены, зрев Мариуса, ибо считали того погибшим три года назад. Эмиссар предупредил дворфов о приближении сил Стальной Гарроты, однако советники лишь плечами пожали: на протяжении столетий Утеха отражала угрозы и пострашнее ревнителей Вёдики. «Они уничтожили город, полный анимантов», - отметил Мариус. – «Если они явятся в Утеху, вас не спасут даже эти древние стены».

Поинтересовались советники, в чем состоит истинная причина появления аэдирца в сих стенах, и отвечал тот: «Мы ищем проход к Саду». «Такого прохода нет», - отрезала Михала, а Коста добавил: «Вот уже сотни нет. Когда-то здесь был мост, но он обрушился во времена Нандру. Откуда тебе известно о Саде, эмиссар?»

«Мы выяснили, что он – источник Проклятия грез», - произнес богоподобный. «Сад – наше священное предназначение, сам Нандру велел нам наблюдать за ним и защищать его», - молвила комендант. – «Он как-то написал, что остров говорил с ним... Может, он говорил и с тобой». «Эмиссар действительно имеет удивительное сходство с нашим основателем, ты не находишь?» - обратился к Михале Коста, созерцая поросль на лице аэдирца. «Да, эти отметины...» - подтвердила комендант. – «Я узнала их, но отказывалась верить, что у выходца из Аэдира может быть что-то общее с Нандру».

«Мы нашли старые записи Нандру», - настаивал эмиссар. – «В них говорится о том, что существует иной путь в Сад». Советники отмахнулись от сих слов, еще раз повторив: мост, ведущий в Сад, разрушен, а иного пути через кислотное море нет. К тому же комендант не жаловала чужаков, особенно аэдирцев, считая, что те и им подобные нарушают предвечные уклады и отвергают вековые традиции, что недопустимо! Посему, даже если бы и существовал иной путь в Сад, она ни за что не призналась бы в этом.

Коста горячо поддержал Михалу, но, провожая путников к выходу из твердыни, неожиданно остановился, извинился за произошедшее в зале совета. «Ситуация здесь отчаянная», - признался дворф. – «У нас больше ртов, чем еды. Старики болеют, молодые страдают... Но Михала... предана своим убеждениям. Думаю, она предпочла бы, чтобы мы умерли от голода, а не попросили о помощи». «Ты с ней несогласен?» - прямо вопросил эмиссар. «Конечно!» - воскликнул Коста. – «Наш народ голодает и болеет, и все потому, что Михала настаивает на том, что мы должны служить в первую очередь мертвым, а не живым. Она запрещает нам покидать крепость, разговаривать с чужаками и даже покупать необходимые нам ресурсы. Ее не переубедить. Все, что не соответствует нашей клятве Нандру, считается предательством высшего порядка. Вот почему я подыгрываю ей – не рискую навлечь на себя ее гнев. Она фанатик, и забывает, что доктрина не может быть дороже жизней. Думаю, на очень похожа на инквизитора Людвин. Две стороны одной жалкой монеты. У Михалы твердые принципы, и я уважаю их, но все это бессмысленно. Если мы останемся в сей крепости, то точно погибнем. Ни наши клятвы, ни твердыня не уберегут наш народ от голода. Перемены необходимы. Нам надлежит покинуть Утеху!»

«Что именно ты хочешь от меня?» - поинтересовался эмиссар, и отвечал дворф: «Крепость приходит в упадок, и мы утопаем в гнили. Стражи защищают труп от тех, кто стремится его оживить. Мы здесь долго не протянем. Особенно без еды, строительных материалов и лекарств. Я помог аэдирскому торговому каравану обойти наши патрули и доставить в Утеху припасы, но этого мало. Нам нужно гораздо больше. Все это мог бы предоставить имперский посол в Парадисе, если бы я только смог начать разговор с ним».

«Если я смогу помочь, что получу взамен?» - осведомился аэдирец. «Ты ищешь иной путь в Сад», - напомнил Коста. – «Я не знаю, есть ли такой, но подозреваю, кому это может быть известно. И, кстати, ты был прав: мы получили донесение о том, что силы Стальной Гарроты пребывают в руднике на горе Форжа, и разыскивают Сад. Если они еще не нашли его, то, несомненно, скоро это сделают. Как я слышал, их командующая – женщина решительная».

«Зачем ты мне все это говоришь?» - озадачился эмиссар. «Михала заставила бы нас сломя голову мчаться на верную смерть, сражаясь со Стальной Гарротой», - отвечал советник с горечью. – «Ее совершенно не волнует, как сложившаяся ситуация может нам помочь. Для меня Сад не имеет никакого значения. Ты его отыщешь или Стальная Гаррота – мне все равно. Ведь долг моего клана не способен прокормить наших детей. Долг не может спасти нас. Инквизитор... сомнительное существо, но, возможно, именно она стоит между нами и гибелью. К ней прислушивается посол. Заручившись ее поддержкой, он, возможно, согласится торговать с нами».

«Посол Хилгард – разумный человек», - заверил Косту эмиссар. – «Вам не нужна поддержка Людвин». «Неважно, насколько он разумен, если он меня не послушает», - вздохнул тот. – «Я стареющий дворф из маленького ордена фанатиков, живущих на самом краю вулканической пустоши. Вопреки желанию Михалы, но много раз писал ему, но не добился его внимания. Но если от моего имени заговорит могущественный союзник, я смогу ему кое-что предложить. Эту крепость, например».

Мариус опешил, ушам своим не веря, но Коста лишь отмахнулся, повторив, что хочет отдать Утеху Аэдиру и Стальной Гарроте в обмен на товары и золото. «Ее существование дорого нам обошлось», - говорил советник. – «Так пусть она хотя бы поможет облегчить будущее моему народу. Да, быть может, меня заклеймят предателем. Михала считает, что ваша Империя видит в нас лишь соперников. Подозреваю, что после Фиор аэдирцы думают о жителях Живых Земель как о насекомых, которых нужно раздавить. Если вообще о нас думают. Соглашение может защитить нас от голодной смерти».

Простившись с Костой, эмиссар и спутники его покинули Утехи, выступив к западном пределам Бивней Галавейна. В руинах древнего акведука экида зрел эмиссар видение одной из своих прежних инкарнаций. В ту далекую эпоху сии земли были поистине благодатны, и множество рек несли воды свои средь лесов и долов. Он – Мару, Тебару Санакис, был последним из богоподобных Сападала. Лишь недавно завершив испытания в Третьерожденном, он был любим своим божеством, и судьбой предначертано ему было выступить стражем Сада. Так, Мару отправился в храм в Бивнях Галавейна – оазисе, щедро питаемом энергиями адра, где последователи Сападала возвели град. Здесь Мару обрел себя...

Минуло три года, когда все изменилось, и город стал слишком велик, чтобы обеспечивать необходимыми припасами население. Запасы воды стремительно уменьшались, наступал голод... но однажды зодчие обнаружили новый источник на горном склоне, вознамерившись построить там акведук. Однако претворить мечту в жизнь им мешало могучее цветущее древо – первое в сем лесу, плоды коего могли прокормить сотню экида.

Один из лесорубов занес топор, дабы срубить его... Мару бросился вперед, и лезвие рассекло ему руку. Он отступил, и дворосек завершил начатое. Древо рухнуло наземь, и Сападал, испытывая боль и страх, обратил цветущий оазис в выжженную пустошь. Многие погибли в тот страшный день, а город экида был обращен в руины... но Мару выжил.

Прошли годы. Экида вернулись в сии пределы. Вершили они подношения Садовнику, раскаиваясь в ошибке, совершенной предками, и восстанавливали обращенный в руины град. Божество приветствовало своих последователей, однако старые шрамы так и не затянулись...

...Эмиссар и спутники его достигли западных отрогов, высилась в коих гора Форжа, вулкан. Дабы добраться до нее, путники миновали сеть подземных каверн, именуемых «Древними глубинами». В оной противостояли они паладинам Стальной Гарроты, обращенным в отродья грез; похоже, Проклятие грез добралось и до Бивней Галавейна!..

В одной из каверн заметили путники расстеленную на столе карту региона, на которой Утеха была обведена кругом. Неужто паладины всерьез считают, что именно в оплоте дворфов находится путь к сокровенному Саду?..

На склоне вулкана зрели эмиссар и четверо сподвижников его инквизитора Людвин и ее приспешников, противостоящих стражам-паргранам. «Вы не пройдете!» - восклицали дворфы. – «Сад под нашей защитой!» «И кто же меня остановит?» - спрашивала Людвин. – «Пришло время забрать Сад!»

Инквизитор вонзила в землю на вершине горы древко штандарта своего ордена, возвестила: «Еще вчера этот охваченный собственным безумием остров страдал. Но сегодня Живые Земли объединит одно знамя! Один народ! Один закон! Одно истинное божество!»

«Нет!» - громыхнул над Живыми Землями истошный рев Сападала. – «Это не повторится!»

Энергия, исходящая от исполинского древа, обратила в отродья грез как паргранов, так и паладинов, а также вызвала извержение вулкана. Эмиссар и Людвин перебили обреченных, и обратилась инквизитор к богоподобному, молвив: «Сападал заманил тебя в Сад, как паук заманивает муху в обманчивую безопасность своей паутины. Взгляни на моих паладинов, эмиссар! Посмотри, что твой бог сотворил с ними... Стоило догадаться раньше: Проклятие грез – оружие Сападала. Дубина, которая изгонит нас из Живых Земель».

«Не думаю, что это оружие», - возразил эмиссар. – «Рефлекс, скорее». «Значит, опасность, которую являет Сападал, уступает лишь его непредсказуемости», - стояла на своем Людвин.

Джиатта поддержала эмиссара, заявив, что навряд ли Сападал управляет Проклятием грез сознательно. Разум божества сломлен, он не способен на злой умысел. «Как и в принципе на мыслительный процесс», - отмахнулась от замечания Людвин. – «Будто ребенок, играющий с изобретением своей матери... Да, замечательная из нас вышла пара, эмиссар. Посредники в войне между богами – твоим покровителем и моей верой. Войне, которая закончится здесь и сейчас».

Полагала Людвин, что Сападала необходимо уничтожить, ибо несет божество в мир лишь чуму и безумие. Как следствие, судьба Живых Земель висит на волоске, ибо не способны смертные существовать в тени пробудившегося сумасшедшего бога. «Лишь мы с тобой можем спасти Живые Земли, уничтожив бесконечное безумие под названием Сападал», - настаивала Людвин, однако эмиссар отказался следовать воле ее.

В противостоянии на склоне горы Форжа аэдирец сразил ревнительницу Вёдики и множество паладинов, обращенных в отродья грез. После чего приблизился к высящемуся поблизости столпу адра, и, коснувшись оного ладонью, мыслями обратился к Сападалу.

Последний вопил в ужасе, страдая от боли, вещая о распространении гнили и чумы. «Это ты создал Проклятие грез», - уверенно произнес эмиссар. «Мы не хотели...» - рекло божество. – «Мицелий напитался нашей кровью и слезами. Мы хотели быть терпеливыми и сильными, но... испугались. Они причиняли нам боль, и не прекращали. Мы того не хотели. Мы были невинны. Нам никто не объяснил, какой силой мы обладаем. Однажды нас не было, но мы появились. Пробудившись в этом мире, мы раскинули ветви и нашли их: других богов. Мы думали, они полюбят нас, но они отшатнулись от нас, словно от пламени. Изгнанная Королева назвала нас мерзостью. Мы рассекли земную твердь и заставили реки кипеть, чтобы остановить ее маэгфолков, чтобы спасти наш народ. Как мы могли знать, что их тела столь хрупки?.. Она причинила нам боль. Убила тех, кого мы любили. Она хотела, чтобы мы исчезли. Были забыты. Уничтожены».

«Как другие боги могли так с тобой поступить?» - изумился эмиссар. – «Ведь ты был только что рожден». «Мы не знаем», - отвечал Сападал. – «Мы не понимаем. Мы не были известны этому миру, а он – нам. Но она сделала нас виновными в этом грехе. Она пленила нас. Она назвала нас чудовищем. Мы бьемся, и воздействие растет. Мы кричим, и гниль распространяется. Мы не хотели лгать... Они причиняют нам боль, мы причиняем в ответ. Снова, снова, снова. Мы мечтали о зеленых побегах. О розах без колючих шипов. Но лозы прошлого душат нас... Помоги нам! Мы одни. Освободи нас – и гниль уйдет».

Эмиссар заверил божество в том, что сдержит свое обещание. «Паразиты, которые заточили нас, оставили дверь в стене Сада», - вымолвил Сападал. – «Найди стену долины по ту сторону кислотного моря. Оно охватывает нашу тюрьму своими ладонями. Освободи нас. Положи конец нашим страданиям».

...Спустившись к основанию горы, выступили воители в обратный путь к Утехе. Потоки лавы, стекающие по склонам извергающегося вулкана, приближались к крепости, и дворфы с ужасом наблюдали за сим, не ведая, удастся ли им уцелеть.

Михала сообщила эмиссару: Коста спустился в подземелья твердыни, дабы попытаться открыть лавовые шлюзы в надежде, что удастся спасти Утеху от гибели. Эмиссар – в свою очередь – поведал коменданту о том, что паладинам Стальной Гарроты было известно о тайном проходе к Саду, находящемся под крепостью. Похоже, у ревнителей инквизитора был осведомитель, который убедился в том, что получили паладины книги и записи из архивов клана Паргран, сведения в коих имели отношение к Саду.

Михала опешила, осознав, что Коста предал свой народ. Призналась она, что в Утеху приходили ответные письма Косте от посла Аэдира, но она бросала их в кузнечную топку. Возможно, предатель и шлюзы открывать не станет?.. Кто знает, что у него на уме?..

Эмиссар и спутники его спустились в потаенные подземелья Утехи. Здесь обнаружили они столп адра, заключена в котором оставалась душа Нандру. Основатель Утехи молил эмиссара покончить с Сападалом, говоря о том, что издревле выступает тот источником Проклятия грез, и не изменится сие. Посему Нандру наряду с сородичами, исполняя волю Вёдики, и воздвиг Утеху. Так паргране стали тюремщиками Садовника, и продолжалось сие на протяжении многих поколений...

У механизма, управляющего шлюзом, означились Коста и верные ему страхи. Подозрения Михалы были оправданы: советник действительно надеялся сломать механизм, дабы поглотила лава Утеху, лишая паргран столь обременительного наследия и даруя им свободу. Устремления Косты эмиссар не разделял, посему и сразил дворфа наряду с приспешниками в противостоянии. После чего открыл ворота шлюза, направляя лавовые потоки в иное русло.

Твердыня клана Паргран была спасена, а путники проследовали в дверь, открывшуюся пред богоподобным, углубились в сеть пещер, проходящих под кислотным морем и ведущих к Саду.

Вскоре ступили они в потаенные земли, в сердце коих высилось предвечное древо, ослепительно сияющие ветви которого, сотканные из духовной энергии, возносились к небесам. На протяжении столетий преображался Сад вследствие кошмаров заточенного божества, и ныне являл собой пространство в равной степени материальное и духовное.

В одной из пещер Сада предстала путникам лаборатория родителей Джиатты, пребывали в которой древесные шептуны – создания, подобные тем, обратились в которых родители анимантки. Сападал сотворил их из грез и воспоминаний, воплотив в сем пространстве.

Джиатта с любопытством взирала на шептунов, пояснил спутникам: «Они – аниматы. Древние вместилища, верные своему творцу и связанные с ним чувством долга. Но они созданы из органических материалов, как и сам Сад. Работа Сападала... Стало быть, бог создает для себя воображаемых друзей. Рисует картинки на стене своей камеры. Это поистине печально».

«Джиатта Кастелл, добро пожаловать», - прошелестели шептуны. – «На протяжении столетий шепот наш встречала лишь тишина. А затем мы услышали зов твоей матери. Она ответила нам – с помощью инструмента, которым ты ныне владеешь». «Но призрачным средоточием она воспользовалась лишь единожды, много лет назад!» - опешила Джиатта.

«Мы услышали, и Садапал ответил, сказав громко: ‘Мы здесь! Вы нашли нас’», - продолжали вещать шептуны. – «Но когда Сападал говорит, Живые Земли содрогаются. Глас бога поистине ужасен». «То есть, именно Сападал ответственен за произошедшее в лаборатории», - осознал эмиссар, и Джиатта опешила, обратилась к шептунам: «Быть не может!.. Скажите, что именно случилось с моими родителями? Мне нужно знать!»

«Сападал хотел быть услышанным и исказил твоих родных телом и разумом», - подтвердили древесные создания. – «Считал, что подобная форма более подходит для общения с ними. Сападалу неведомы пределы их силы. Были совершены ошибки». «Совершены ошибки?!» - выкрикнула Джиатта в гневе. – «Да вы хоть понимаете, во что превратилась моя жизнь после этой ‘маленькой ошибки’?!» «После инциденты твои родители уподобились нам, и нам стало жаль их», - рекли шептуны. – «И мы помогли им отправиться в мир иной. Как они и хотели. В последние мгновение мысли их были обращены к тебе – их гордости и их любви».

«Что же вы хотите?!» - выпалила анимантка. – «Снова разрушить мою жизнь?» «Мы хотим извиниться от имени Сападала, и за ту роль, которую сыграли мы в твоей скорби», - изрекли древесные порождения.

Справившись с гневом, Джиатта извинения приняла. Поистине, Сападал был подобен неразумному ребенку, и деяния его стоили жизни столь многим!.. Конечно, множество веков провел он в заточении, и когда впервые услышал голос, к кому обращенный, то... отреагировал. Что и привело к трагедии...

...Пятеро продолжили исследование острова, и лицезрели вскоре изломанный остов маэгфолка. В глазах конструкта вспыхнуло пламя, и в разумах смертных зазвучал глас Вёдики, обращающейся к ним через одно из своих творений.

«Полюбуйся на это место», - рекла богиня, обращаясь к эмиссару. – «Трясина худших качеств твоего паразита. Ты хоть осознаешь, с какими силами пытаешься играть?» «Я знаю лишь, что Сападал нуждается в помощи», - отвечал тот, и возмутилась Вёдика: «В помощи?! Он сам выковал железо своих цепей. Считаешь, шип твоего бога в боку делает тебя кем-то особенным? Веришь, что сможешь управлять самим хаосом? Когда даже совокупная ярость истинных богов смогла лишь заточить это хнычущее создание в сей пустоши?.. Уверена, тебе приходили в голову сомнения. И ты наверняка понимаешь причину их».

«Это правда», - дал знать о себе Сападал, и в голосе Садовника слышался ужас. – «Она вворачивает нож. Море краснеет от воспоминаний».

«Со временем боги почувствовали, как дрянная сила просачивается сквозь землю», - продолжала Вёдика. – «Его безумие поглотило бы нас всех, если бы мы его не остановили». «Ты не смогла добраться до Живых Земель, и грязную работу за тебя сделали маэгфолки», - заключил эмиссар, но богиня ничуть не смутилась: «Работа, что пачкает одну руку, вершит справедливость другой. Жаль, что последователей его не удалось урезонить».

«Ты о безбожных...» - осознал аэдирец. «Разумеется», - подтвердила Вёдика. – «Они поклонились силе, которая их же и поглотила. Мы не могли вырезать гниль и пощадить корни, которые ее питали». «Их вера бросала вызов твоему владычеству», - вымолвил эмиссар. – «Ты и не собиралась оставлять их в живых». «Смеешь утверждать, что власть богов настолько тривиальна?» - загремела Вёдика.

«Ты защищала свою корону», - произнес эмиссар. – «Жестокий поступок, но ожидаемый от королевы». «Истинные лидеры делают выбор в то время, как иные бездействуют», - изрекла богиня, и, прислушиваясь к продолжающимся истерическим восклицаниям Сападала, молвила: «Ты только послушай его. Ему неведом ни порядок, ни здравый смысл. Аэдис – единственное, что сдерживает наступление энтропии».

Вёдика убеждала эмиссара исполнить свой долг как слуги императора и преуспеть там, где потерпела поражение инквизитор Людвин. Надлежит положить конец террору ложного бога раз и навсегда!.. А после – принести порядок Аэдира в хаос Живых Земель!..

Эмиссар ответил на сие категорическим отказом: никто не заслуживает смерти лишь потому, что природа его отвратна иным силам...

Исследуя Сад, зрели пятеро искореженные остовы маэгфолков – наглядные следы давнего вторжения. Некоторые из конструктов продолжали функционировать, атаковали эмиссара и спутников его...

Взорам последних предстала площадь деревушки, распростерлись на которой мертвые тела сородичей Мариуса. Видение воскрешало тот страшный день, когда свершил Разван свое злодеяние. «Они мертвы!» - ужаснулся Мариус, замерев. – «Все так, как я помню».

Соткалась пред ним фигура Янку, и изрек тот: «Тогда-то я и нашел тебя, плачущего, наблюдающего за гибелью наших родителей». «Ты не можешь быть здесь», - выдавил Мариус, и отвечал Янку: «Я умер – из-за Проклятия грез. Мы в Саду. Хоть это и странно прозвучит, но подобное здесь вполне обычное дело».

Янку улыбался; на теле воплощенного духа не было и следов растительности. «Янку, зачем заставлять проживать меня все это снова?» - осведомился Мариус с тревогой. – «Я так устал! Я больше не могу выносить этого». «Ты знаешь, где мы», - отозвался Янку. – «Это мои воспоминания: о том, что произошло, когда все умерли, а я нашел тебя в шатре. Что именно помнишь ты?» «Мы оставили обезумевшего Развана в пещере», - произнес Мариус, и Янцу удовлетворенно кивнул: «Хорошо. Когда он появится здесь, ему придется иметь дело со мной... Сападал стремится понять спутников эмиссара».

«Я осуществил желаемое», - заверил умершего друга Мариус. – «Мы разобрались с Разваном и отомстили за смерти родителей». «Тогда, возможно, я мне нужно было поговорить с тобой», - вымолвил Янку. – «Будучи в трезвом рассудке. С самого детства ты помогал мне остаться в живых. Сперва тем, что нуждался в моей защите, а затем став таким, как сейчас. Когда ты покинул Утеху, я не просто лучшего друга лишился. Я утратил желание жить». «Знаю», - вздохнул Мариус с горечью. – «И не думаю, что когда-либо смогу примириться с этим».

«Ты всегда делал все возможное, чтобы выжить», - заверил его Янку. – «Пришло время тебе научиться просто жить». «Сложнее всего простить самого себя», - признался Мариус. – «Мы через многое прошли с тобой, но теперь все осталось позади. Мы сумели пережить это». «Да, ты прошел огромный путь от того испуганного мальчика, который боялся башмаки носить, ведь из них мог жук выползти», - усмехнулся Янку.

Друзья простились, и оставили путники манифестацию деревенской площади, вновь устремились к центральным пределам Сада... когда предстало им очередное видение – утлая хижина, на кровати в которой покоился Тама. Как ни старался Кай, лица друга разглядеть не мог.

«Я не могу вспомнить его лицо», - признался Кай. – «Я отчетливо помнил его образ в ту ночь. Он испытывал страшную боль, но пытался скрыть ее... И, глядя на Таму сейчас, я вспоминаю все моменты, с ним связанные. Радость, печаль, гнев, душевную боль... Все то, что пережили мы за годы, проведенные вместе, и то, каким об был в прежние десятилетия – до нашей с ним встречи... Все это время я вспоминал о нем лишь в тот момент, когда он страдал, а я подвел его. Но сейчас он... свободен от всего этого. Боле воспоминания о нем не обременяют меня».

Признался Кай эмиссару: он и не мыслил, что встретит в этой жизни того, кого станет уважать так же, как Таму. И, освободившись от бремени, отягощавшего душу его на протяжении последний лет, Кай заверил аэдирца в том, что готов пройти с ним весь путь до конца и вновь выступили пятеро в путь.

В руинах древнего акведука, означившегося в юго-западных областях острова, зрели они башню – последнюю библиотеку экида. Яцли опешила, осознав, что именно ее зрела она во снах на протяжении многих лет! «Вот почему я занялась изучением истории безбожных», - призналась чародейка эмиссару. – «Потому что с детства зрела видение сей библиотеки!»

«Наконец-то ты здесь», - подле Яцли воплотилась фигура экида, чертами лица которая походила на орланку. «Ты – Библиотекарь из моих снов!» - осознала та, и женщина утвердительно кивнула: «Да, много лет прошло с нашей первой встречи». «Да, я была тобой в прошлом жизни!» - воскликнула Яцли, и Библиотекарь молвила: «Я была последней из экида. Когда начались атаки маэгфолков, некоторым из нас было велено сохранить историю нашего народа. Мы принесли сюда столько книг и рукописей, сколько смогли. Маэгфолки убили моих сородичей снаружи, и я убила себя прежде, чем это сделали конструкты, - приняла яд».

Библиотекарь просила Яцли стать следующей хранительницей сей вотчины знаний. Иначе истории об экида обратятся в пыль, и народ сей окажется позабыт. Все случится так, как и желала Изгнанная Королева, когда направила маэгфолков в Сад...

Обратившись к эмиссару, Библиотекарь напомнила тому, что Яцли – последняя надежда для наследия экида, а после – исчезла бесследно...

Неподалеку от руин акведука обнаружил эмиссар очередное сияющее средоточие, коснувшись которого, зрел образы далекого прошлого – воспоминания самого Сападала. «Мы были здесь», - вещало божество. – «Мы были здесь все вчерашние дни». «Как долго ты был заточен?» - спрашивал эмиссар. «Солнце восходит и заходит», - рек Сападал. – «Время мутно. Кто был рожден ты? Когда были рождены мы? Мы не можем сказать. Мы не ощущаем искры Тебару Санакис в этом месте. Мы не можем видеть его через их глаза. Мы спим здесь в одиночестве». «Ты здесь потому, что боги считали тебя разрушителем», - сообщил эмиссар Сападалу, и отвечал тот: «Почему они не могли творить вместе с нами? Они забрали все».

«Что произошло на самом деле?» - спрашивал аэдирец. «Волна душ бросаема на Колесо», - вымолви Сападал. – «Земля разверзается. Мы падаем... И теперь наша память – вновь открывшаяся рана... Они пришли неожиданно. Тишина ночи была разорвана скрежетом стали. Сперва они ослепили нас. Сияющие взгляды пронзили вихрящуюся тьму. Затем они стали жечь. Дым сокрыл лунный свет. Экида кричали. В ревущем пламени мы разглядели ужасающий замысел. Они прорубали путь к храму. Мы должны были стать их истинной добычей... Мы сопротивлялись. Мы были повсюду. Как могли они заставить ветер утихнуть? Как могли они пленить звезды? Затем они обратились к творениям экида. Они сокрушили изваяния. Они предали огню библиотеки... Они не могли убить она. Они обрекали нас на забвение. Экида кричали и умирали. Мы кричали. Мы раскололи землю. Призвали бурю. Молнии срывались с наших ладоней. Но они продолжали свой марш. Мы устали. В ярости мы явили себя им. Мы были ослаблены. Они приближались к нам. Они нанесли удар!.. Они воздвигли механизмы. Мы пытались сокрушить стены Сада! А затем... ничего».

«Что это означает, ничего?» - озадачился эмиссар. «Мы пытали в центре огромного стекла», - пояснил Сападал. – «Туман окружал нас. Мы пытались вырваться, но механизмы сдерживали нас. Мы не могли ощущать солнце нового дня. Играть в морской волне. Города рушились. Мы не могли спасти их. Не могли спасти самих себя. Крики экида – меч в нашем сердце. Отсеченная конечность. Мы беспомощно наблюдали на протяжении эонов. До твоего появления».

С болью сознавал эмиссар, сколь несчастно существо, отвергнутое пантеоном, считающим Сападала угрозой своей власти.

У основания исполинского древа обнаружили путники древние механизмы, на протяжении эонов поддерживавшие двеомер магического барьера. Эмиссар и его сподвижники сумели развеять наведенную волшбу, после чего проследовал аэдирец к столпу адра, и разум его вновь соприкоснулся с сущностью Сападала.

«Ты пришел», - возликовало божество. – «Ты такой маленький. Мы гадали, настоящий ли ты. Шаги. Голос. Мы прошел через армии и оскверненную землю, и уцелел. И сейчас ты здесь». «Да, чтобы остановить Проклятие грез», - подтвердил эмиссар. – «Времени мало». «Мы чувствуем, как гниль распространяется», - подтвердил Сападал. – «Что это, если не продолжение нашей боли? Проклятие грез прекратится с нашими страданиями. Однажды мы были невинны. Мы пробудились и хотели лишь одного – связи. Но иные боги заточили нас. Обрекли нас на муки одиночества в этом месте. Но теперь ты здесь. Нас нашли. Ты – росток в бесконечной зиме. Времени мало. Мы освободимся от этих оков... Душительница близко. Мы чувствуем, как ее проволока вонзается в нашу плоть».

«Вёдика?» - поразился эмиссар. «Она жаждет нашей крови!» - возопил Сападал. – «Ее волки оскверняют прибрежный город!» «Постой, в Парадисе что-то происходит?» - выдохнул аэдирец. «Кровь на плитке!» - стенал Сападал. – «Крики людей звенят у нас в ушах. Она пронзает нас! Мы не потерпим. Это не повторится!.. Искра. Стой. Аура искажается. Время течет само в себя. Ты сможешь добраться до нее. Пожелай, чтобы Сад открылся. Он переместит тебя туда».

Эмиссар обещал, что дарует Сападалу свободу, и отвечал тот: «Мы хотим этого больше всего на свете. Мы скорбим о нашем прошлом. Теперь мы ищем покой... шанс вырасти вновь... Мы доверяем тебе. Все это время ты оставался на нашей стороне. Ты встретил смерть, и протянул ей свою руку. У тебя мы научились милосердию. Мы видели, как ты сражаешься за тех, кому это не под силу. Даруй нам покой. Мы хотим получить шанс измениться. Мы заслужили эту возможность. Покончи с нашей болью, и Проклятие грез прекратится. Даруй же нам покой! Это то, что мы хотели так долго!»

«Как же освободить тебя?» - спрашивал эмиссар. «Сконцентрируйся, потянись к нам», - звучал ответ. – «Развей туман. Сорви врата. Мы были так слепы. Так потеряны. Мы принесли лишь ужас. Мы чувствуем... яркий свет. Мы забыли, что значит ‘жить’. Мы будем расти. Заботиться. Цвести. Мы всегда будем помнить об этом. Мы вспомним о тебе, когда ты станешь прахом... и почвой... и суглинком».

Ментальная связь прервалась, и эмиссар вновь обнаружил себя подле столпа адра. Возник близ оного портал, зрел в котором аэдирец очертания Парадиса. Путники ступили в разлом, переместившись на Рассветный берег.

Над зданиями Парадиса поднимались черные клубы дыма, а гавань наводнили корабли, в то время как над баррикадами, возведенными у городских стен, реяли знамена Стальной Гарроты. Похоже, противостояние между поселенцами Живых Земель и орденом паладинов уже началось, когда ревнители Вёдики начали вторжение на остров...

Глядя на гигантские корни и лианы, тянущиеся окрест, Мариус определил, что минуло несколько недель с тех пор, как оставили они сии пределы; возможно, время в Саду течет иначе...

В отдалении от городских стен был разбит лагерь жителей Живых Земель, пребывали в котором уроженцы Парадиса, Фиор, Третьерожденного и Утехи. Все они сплотились в противостоянии паладинам Стальной Гарроты под началом возродившейся Людвин, кои заняли Парадис, обратив город в форпост Аэдира.

Эмиссар и спутники его проследовали на помост, где держали совет лидеры противостоящих ордену Вёдики сил: посол Хилгард, Михала, Пере Киличчи и Темерти. Эмиссар поведал им о том, что освободил бога Живых Земель, положив тем самым конец Проклятию грез.

«Людвин намекала, что на этой земле зародился новый бог, но как такое возможно?» - изумился Хилгард, когда закончил аэдирец свой рассказ. «У нас с Джиаттой есть несколько теорий о природе адра в Живых Землях», - отвечал ему Киличчи. – «Если адра здесь представляет собой закрытую систему, подобную террариуму для наших душ, то постепенное накопление эссенции до определенной концентрации может привести к возникновению существа во Внешних Пределах». «Очень похоже на образование драгоценных камней», - добавила Джиатта. – «Все, что для этого нужно, - это время и правильное применение давления». «Вёдика, без сомнения, видела в Сападале угрозу своей власти», - изрекла Яцли. – «Поэтому она уничтожила безбожных и заключила их бога в темницу».

«Полагаю, именно этому богу мы должны быть благодарны за корни, разрывающие Парадис?» - осведомился посол, указав в сторону города. – «Они изверглись из-под земли ровно в тот момент, когда эти ублюдки стали возводить свою первую осадную башню».

Пере Киличчи и Темерти подтвердили: подобные корни зрели они и Наку Тедек, и в Наку Кубель. Роптали они, недоумевая, как можно было даровать свободу богу, властвующему как над корнями, так и над Проклятием грез. «Это прибытие Аэдира встревожило Сападала», - разъяснял сподвижникам Киличчи. – «Нам нечего будет бояться его, как только мы изгоним их с наших земель».

Что касается Людвин, то Джиатта полагала: дух инквизитора жив до тех пор, пока жива ее вера. Существование Сападала и его богоподобного чуждо оной, посему выживание эмиссара может ознаменовать окончательную смертью Людвин.

Дабы противостоять паладинам Вёдики, презревших былые устои и договоренности, и несущие имперский порядок в Живые Земли огнем и мечом, эмиссар, обратившись к лидерам Живых Земель, призвал тех к объединению против сил вторжения. И лидеры народов острова, и спутники приветствовали решение эмиссара – единственно справедливое, по их мнению.

Возглавив ополчение Живых Земель, эмиссар повел его за собой в атаку на разрушенный древесными корнями Парадис. Им удалось сломить сопротивление паладинов Стальной Гарроты и достичь городской площади, где немезиду свою дожидалась инквизитор Людвин.

Эмиссару удалось заставить Людвин усомниться в своей богине, ведь, вопреки желаниям той, Сападал обрел свободу, а он, богоподобный, осуществить собственные цели. Познав кризис веры, инквизитор пала замертво, и ликующий глас Сападала зазвучал над Живыми Землями, приветствуя освобождение вотчины своей...

В Парадисе воцарилась мертвая тишина... а затем вдали прозвенел колокол, раздались победные крики, вознеслись развевающиеся знамена. После короткого и кровавого конфликта пыль, наконец, начала оседать.

Эмиссар ощутил, как сущность Сападала касается его разума, терзаемая любопытством. Бог Живых Земель наслаждался моментом, его не смущали боле ни замешательство, ни страх. Впервые за века... он обрел разумение.

Ополченцы Парадиса собрались вокруг эмиссара – чужеземца, вставшего на их защиту в трудную минуту. Что бы ни случилось дале, доверие их он завоевал. Эмиссар перевел дух, наслаждаясь воцарившемся спокойствием. Совсем недавно он прибыл в сии земли с поручением, оказалось которое весьма непростым.

Проклятия грез не существовало боле, и остров был очищен от чумы. Наступало время исцеления и скорби. Миряне обращались к эмиссару с вопросом о том, что было источником недуга. Аэдирец открыл им правду: о том, что чуму породила сила за пределами разумения смертных, и что сила сия обрела, наконец, покой.

Благодаря эмиссару Живые Земли избежали аэдирского гнета. Свободные поселения объединились под общим знаменем и начался напряженный процесс переговоров о новых традициях и ценностях. Империя отступила. Приграничье осталось диким – но это ненадолго.

Повстанцев Парадиса боле не преследовал закон. Они вернулись домой и в другие свободные поселения, принося свои навыки и секреты туда, где это необходимо. Наконец-то у них появилось будущее...

Оракул Саргамис покинул храм Эотаса, и на плечах его не лежало боле бремени, за исключением возложенного эмиссаром. Он отправился в путь через все Живые Земли в поисках недужных, потерянных и скорбящих, и везде, где возможно, дарил им утешение и поддержку. Когда силы Саргамиса иссякали, вспоминал он о сострадании, проявленным к нему эмиссаром, и возвращался к делу своему с новым ревностным тщанием. Хотя труды его не заполняли пустоту, которую оставил уходом своим его бог, они помогали пережить долгие ночи... Саргамис скончался в одиночестве в Дирведу, оставив свой след в памяти множества мирян. Эмиссара не забывал он до последнего дня.

Беженцы из Изумрудных Ступеней переселились в Третьерожденный, а их навыки и знания пригодились местным. Натянутое изначально сотрудничество переросло в доверительные отношения. Разделенные невзгоды помогли им найти общий язык.

Пепел Фиор-мес-Иверно же продолжал тлеть. Падальщики обходили бренные руины стороной, опасаясь духов, оказавшихся на воле из-за вышедшей из-под контроля анимантии. Подававший некогда надежды город стал лишь историей...

Хоть Сколотогорье и стало свободно, его все еще наводняли выжившие после уничтожения Наку Кубель отродья грез. Охота на оставшихся чудовищ стала частью будней жителей Третьерожденного, еще одной обязанностью в их полной тягот жизни. Для молодых охота превратилась в игру, и они собирали с мертвых артефакты, чтобы вернуть их тем, кого оставили позади.

Поначалу Утеха продолжала цепляться за давние принципы отгораживания от мира. Но, оплакав Косту, Михала неохотно снизошла до открытия дверей крепости. Некоторые дворфы встречали новоприбывших с ликованием, иные же с хмурыми лицами жаловались на чужаков. Первые переговоры Михалы с иными обитателями Живых Земель провалились, но постепенно она научилась находить компромиссы. Со временем коменданту пришлись по вкусу вайлианские сладости.

Впервые за много лет Кай ощутил, что его куда-то тянет, и ему это нравится. Тянет не бежать, не плыть по течению, а рискнуть. Он отправился к далеким берегам, рассказывал о которых Тама, и вволю насмотрелся на достижения современности, на чудеса древности и захватывающие дух просторы. Сердце его было переполнено ныне не горем, а трепетом. Ему еще так много предстояло открыть, и последующие годы провел он в погоне за радостью и красотой, которые уготовил для него мир.

Теперь, когда исчезли многие из страхов и тревог, сопровождавшие его всю жизнь, Мариус чувствовал себя совсем иным, нежели до встречи с эмиссаром. Ему все еще было гораздо приятнее находиться в дикой природе, чем среди мирян, но он понимал, что боязнь неизвестного была всего лишь защитой от травм, идущих из детства. Вооружившись этими знаниями, он обнаружил, что способен жить в социуме и гораздо меньше страшится своего дома в Бивнях Галавейна. Хотя он так и не смог вернуться в Утеху и стать стражем, Мариус постоянно путешествовал между Утехой и Третьерожденным, выступая в качестве посла между двумя поселениями.

Джиатта продолжала совершенствоваться на избранной ею стези анимантии. Она неустанно трудилась над поддержанием духовного здоровья Живых Земель, взращивая, а не бездумно пользуясь. Другие следовали ее примеру, и люди со всех концов света стремились попасть к ней в ученики. В последующие году по миру начали распространяться слухи о тайном обществе где-то в глуши, где аниманты работали в гармонии с природой. Мечта Фиор-мес-Иверно не была забыла и пребывала вместе с Джиаттой.

Некогда, в прошлой жизни Яцли было поручено защищать историю и знания безбожных. Сейчас, много жизней спустя, она все так же сдерживает эту клятву. Яцли перебралась в библиотеку в Саду, где целыми днями изучала глиняные таблички. Увы, но полнило ее одиночество...

Впервые за много веков освободившись от мук, Сападал с поистине божественной любознательностью, которую эмиссар помог взрастить, обратил пристальное внимание на смертных. Он наблюдал, как те живут, и долго размышлял об увиденном. Хотя он отводил взор от проявлений насилия и скорбел о душах, вернувшихся к нему слишком рано, им боле не владела ярость, некогда обращавшая в руины города. Вместо этого он обращался к своему богоподобному с вопросами, ибо искренне хотел понять сей мир. Через некоторое время Сападал осторожно начал участвовать в жизни рас кит там, где можно, и преследовавшие его страдания уменьшились, и пусть и не исчезли полностью. Горе побуждало его любить, а любил он всем своим существом...

Сападал поместил часть своей эссенции в статую, которая пребывала в храме Эотаса. Обретя новое тело, он странствовал по Живым Землям и учился воспринимать мир таким, каким его видели смертные. Первые попытки бога передвигаться были неуклюжими, но постепенно он обрел уверенность, а с ней и изящество. Вскоре он уже пересекал равнины восточного Рассветного берега, перепрыгивал через реку в Изумрудных Ступенях, взбирался на Акульи Зубы в Сколотогорье и бесстрашно заходил в кислотное море Бивней. Когда его тело ломалось, он обращался к эмиссару, дабы помог тот ему восстановиться, а со временем научился чинить себя самостоятельно. Он уходил далеко. Эмиссар видел его все реже. Но в мыслях он часто обращался к Сападалу, а когда тот изредка возвращался, то всегда приносил богоподобному что-то красивое и странное.

То были годы возрождения Живых Земель...

  1  2  3  4  5  6