IX. Бездыханные
Каждый раз, когда ветер стихает, я ощущаю донельзя неприятный запах. Запах гари...
Запах жаркого или же костра были бы приятными и расслабляющими, но от этого запаха мне дурно. Это запах, когда разом горят вещи, которые должны гореть и не должны, и не вдыхать его невозможно. А к ним примешивается запах пыли и пота.
Я пытаюсь разглядеть, что именно горит, но поблизости не вижу ничего подобного. Наверное, этот запах принесен ветром издалека, однако в следующее мгновение я осознаю, как глупа в подобном утверждении. Запах исходит от меня самой. Запахом дыма пропитались мои волосы и одежда. Наверное, это случилось, когда я только что проходила за баррикаду, возведенную на улице. Ополчение, укрывшееся за баррикадой, жгло старые вещи и мусор в стальных емкостях. Эдакая самодельная дымовая завеса.
Несколько месяцев назад это был сонный провинциальный городок. Теперь же это – настоящее поле боя. Выстрелы, взрывы, крики ярости и боли разносятся над улицами, вымощенными старым кирпичом. И подобное происходит не только в этом городе. Окрестные провинции также обратились в средоточие насилия.
Ныне страну эту снедает гражданская война. Все началось с относительно мирной демонстрации, однако произошла вспышка насилия, была пролита кровь, и это разозлило протестующих, обратив их в восставшую толпу. Правительство пыталось подавить мятеж силой, но часть военных примкнула к восставшим, выступив против правительства. Понялись стяги революции, случился переворот, к власти пришли протестующие... после чего началось давление на их предшественников. Вновь вспомнили о старых распрях на этнической основе, вспыхивали искры новых конфликтов, люди погибали в стычках, вылившихся впоследствии в полномасштабную войну. Вооруженные силы прибыли из других стран, подлив масла в огонь – эдакий эффект домино, срежессированный самим дьяволом. Ситуация стремительно ухудшалась, и в итоге привела к нынешней бессмысленной гражданской войне. В противостоянии сошлось столько сил, что уже тяжело было отличить друзей от врагов. Никто не знал, откуда будет произведен следующий выстрел.
Именно на таком поле брани я сейчас и нахожусь. И я пришла сюда по собственной доброй воле.
Я смотрю прямо в лицо реальности – истине, составляющей подоплеку «этого мира».
Со времени завершения моего странствия прошло полгода.
Я так и не сумела отыскать Лайтнинг, но все же сумела узнать все о «том мире» от Хоупа Эстхайма; он обо всем рассказал мне во время второго интервью.
Историю о возвращении Лайтнинг, о 13 днях перед концом света – об освобождении душ, о сражении с богом и о нашем возрождении в новом мире. Лайтнинг и друзья ее сражались за нас, когда «тот мир» прекрастил свое существование, и именно благодаря им мы возродились в «этом мире».
Это должен был стать новый мир, исполненный надежд.
Но что в действительности происходит здесь, в «этом мире»?
Я больше не знаю ответ на этот вопрос. Я повидала слишком много ужасов на полях, где развернулись сражения.
Лайтнинг и сподвижники ее повергли Буниберзе, бога света. Они завершили эпоху правления бога над человечеством и даровали нам новый мир, где мы могли бы быть свободны. Они сделали все это ради нас, но посмотрите на нас теперь. В мире, лишенном бога, люди начали убивать друг друга. Ради чего они сражаются? Какова конечная цель? Или же этот угнетающий мир – именно то, что мы заслуживаем? Люди глупы и алчны, и этот мир, это средоточие ненависти и конфликта – создан ли этот мир исключительно для человечества?
Я слышу звук быстрых шагов, приближающихся ко мне. Судя по всему, человек в шлепанцах; военные сапоги не подходят ему. Я слышу, как он бормочет о том, сколь скудны их припасы, как сложно найти обувь, которая ему подойдет.
Молодой человек, бегущий ко мне и закинувший ружье на плечо, принадлежит к ополчению, и задача его – обеспечить мне безопасность, пока я веду репортаж. Она рассказал, что не проходил армейское обучение, и до недавнего времени был самым обыкновенным студентом. Да, призваны оказались даже студенты, они были взять в руки оружие и сражаться. Такова реальность гражданской войны.
«Все плохо! Мы в опасности!»
Лицо молодого человека искажено тревогой. А в следующее мгновение я понимаю, что он имеет в виду. В здание прямо перед нами попадает снаряд.
За оглушающим ревом следует взрыв, и в нашу сторону летят осколки. Молодой человек привычен к подобному, и бросается в укрытие, я же остаюсь стоять и глупо таращиться. Нам повезло. Если бы снаряд упал чуть ближе, нас бы отбросило взрывной волной, а, быть может, погребло под обломками здания.
Но в следующую секунду удача от меня отвернулась.
Взрывная волна накрывает меня. Рядом взрывается второй снаряд, и сознание мое угасает...
Я прихожу в себя и останавливаюсь.
Не знаю, каким образом, но, оказывается, я куда-то шагала. И я не одна. Я вхожу в число группы из нескольких десятков человек, и все мы шагаем в одном и том же направлении, следуя... куда-то.
Я знаю, что была отброшена взрывной волной и после этого лишилась чувств, но я даже представить не могу, почему иду куда-то вместе с этими людьми. Неужто я, испытывая контузию, поднялась на ноги и просто пошла прочь, и каким-то образом присоединилась к этой процессии? Возможно, испытывая всепоглощающее отчаяние, я утратила воспоминания – я не знаю. Должно быть, дело в шоке от взрыва, но я ощущаю легкость и головокружение. Звон в моих ушах стоит столь громкий, что навряд ли я что-то услышу.
Я стою, не двигаясь, а группа продолжает шагать вперед, оставляя меня позади. Некоторые из них походят на солдат, но большинство – гражданские. Должно быть, беженцы. Я пытаюсь разглядеть среди них молодого человека, своего проводника, но не вижу его.
Все выглядят донельзя уставшими. Идут, спотыкаясь, с поникшими плечами.
«С вами все хорошо? Куда вы направляетесь?» - спрашиваю я у них, но никто не отвечает. Даже вздоха не доносится в ответ. А, быть может, кто-то что-то и ответил, но из-за звона в ушах я не расслышала.
Я сдаюсь и решаю просто идти за ними. Нас окружают сумерки, и кажется, что скоро наступит ночь. Я знаю, что потеряла сознание вскоре после полудня, и, стало быть, оставалась в подобном состоянии весьма продолжительное время. И, похоже, не заметила я не только прошедшего время; каким-то образом я прошла довольно значительное расстояние. Я вела репортаж из города, но сейчас вокруг не было видно ни единого здания – лишь пустошь расстилается окрест. Я смотрю вверх и вижу лишь темное, затянутое тучами небо. Я не думаю, что солнце уже село, однако его почему-то не видно. У ног моих стелятся темные, глубокие тени, и я не понимаю, почему.
Происходит что-то странное.
Наконец, дорога уходит вверх, в долгий подъем. Мое дыхание сбивается, но остальные, похоже, даже не собираются остановиться, чтобы перевести дух. Звук моего тяжелого дыхания смешивается со звуком шагов этих молчаливых путников.
Мы достигаем вершины небольшого холма.
Я вскрикиваю от изумления.
Ибо зрю впереди темный океан. Может, это озеро, а может, река. За темными водами, подобными самой тьме, нависают тени, и я не вижу ни горизонта, ни противоположного берега. Но одно я знаю наверняка. Озеро или река – подобного не должно здесь быть. Ибо вела я репортаж из земель, находящихся далеко от всяких рек или озер.
Что же это за океан?
Я совершенно растеряна, но никто не обращает на меня ни малейшего внимания; процессия продолжает идти – мимо меня, вниз по склону холма, к берегу. Те, кто были впереди, уже достигли его и теперь исчезают в темных водах. Что же они делают?!
И тогда я замечаю стоящего на берегу мужчину, наблюдающего за нами. Он подобен скале, и исходит от него аура незаблемости. Его темно-фиолетовые волосы слегка треплет ветер – ветер, в котором нет соленого запаха моря.
Я стою, как в землю вкопанная, и смотрю на него. Мое присутствие не остается для него незамеченным, и наши взгляды встречаются. Не думаю, что я встречала его, но...
«Ты должна знать, кто я».
Его волос подобен содроганию земли у меня под ногами, как будто исходит из глубин.
«Ты встречала ‘их’ и узнала правду о ‘том мире’».
Его слова вызывают у меня воспоминания; похоже, я понимаю, о чем он говорит. Под «ими» он понимает Хоупа Эстхайма и его друзей.
«Откуда вы знаете, что я их встречала...»
«Твое сердце открыто для меня. Они все тебе рассказали. Я именно тот отвратный враг, который манипулировал хаосом и призвал разрушение – мое имя остается у тебя в памяти».
С протянутой рукой он оборачивается ко мне, сжимает кулак. Должно быть, это какое-то волшебство, ибо я ощущаю тяжесть в груди, как будто сердце сжала невидимая рука. Оно начинает громко и быстро стучать, и мне приходится прилагать усилия, чтобы дышать. И имя всплывает из глубин памяти, вырванное им.
«Кайес Баллад!..»
Человек, который стремился к гибели мира, который стоял за искажением времени, который ответственен за вторжение разрушительной силы, именуемой «хаосом». В конце противостояния, длившегося 13 дней, «тот мир» был уничтожен, а души людей возродились в «этом мире», ибо Лайтнинг и остальные указали им путь.
Но Кайес отринул перерождение. Он остался в царствии между жизнью и смертью, и обратился в пастыря для душ умерших.
...Для душ умерших.
Осознание изумляет до глубины души, и я резко оборачиваюсь к людям, частью процессии которых была. Они направляются к морю и не замедляют шаг, даже когда оказываются по щиколотку в воде – там, где волны вновь и вновь разбиваются о берег. Без тени сомнений они следуют к глубинам и – один за одним – исчезают под толщей вод, во тьме. Безропотная, молчаливая процессия. Бессловесные, они позволяют волнам поглотить себя, не оставляя после ничего, даже пузырей на поверхности. Как же я могла сразу не понять этого? Ни одному из них нет надобности дышать, и никто из них на всем протяжении пути не сделал ни единого вздоха.
Эти люди уже испустили свой дух – но что это может означать для меня? Разве не являюсь я частью этой процессии?
Я отказываюсь принять это, но осознание происходящего захлестывает мой разум. Потрясение слишком велико, мои колени начинают дрожать. Не в силах оставаться на ногах, я опускаюсь на колени.
Я мертва. Погибла при взрыве снаряда.
Неуверенность и смятение плещутся в разуме моем подобно волнам, оставляя его совершенно опустошенным. Я мертва, я мертва, я мертва, я мертва...
Я и оглянуться не успела, а все остальные уже исчезли. Мертвых поглотило море тьме, и я осталась совсем одна – на коленях пред богом смерти.
«Все мертвые исчезли во тьме. Пришел и твой черед уходить».
Лишенные всяческих эмоций слова Кайеса меня ошарашили. Он что, предлагает мне просто пойти и утонуть в черном море? А что станет со мной после этого? Стану ли я бродить по дну морскому как одна из усопших? Означает ли это конец моему существованию?
Ненавижу подобный исход. Не так я хотела закончить свою жизнь.
«...Подожди».
Для меня не осталось ничего иного, помимо смерти. И если это действительно конец, я хочу узнать кое-что до того, как окончательно познаю забытие.
«Почему я здесь? Почему я возродилась в «этом мире»? Ради чего?»
Кайес не отвечает, не выказывает какой-либо реакции вовсе. Но мне наплевать. Я продолжаю спрашивать.
«Спасительница сразила бога в последние 13 дней, и мы обрели новый мир. Все мы, жившие в «том мире»... наши души были сопровождены в «этот мир». Это должен был быть мир, исполненный надежд».
«А ты считаешь, вышло иначе?»
«На полях сражений я наблюдала истинное лицо мира. Мы ненавидим друг друга, убиваем друг друга».
«Ты описываешь просто человеческую природу. Тяга к конфликту лежит в ее основе. И как только бог, управлявший человечеством, прекратил свое существование, люди принялись незамедлительно сражаться за власть».
«Да, я согласна: мир, которым правил бы бог, познал бы покой. Неужто низвержение божества людьми было ошибкой?»
Нет. Нет, нет. Что я такое говорю? Я ведь встречалась с Хоупом и остальными, и знаю, что они спасли человечество. Я знаю. И должна быть благодарна за то, что они привели души наши в «этот мир». Так почему же...
«То есть, ты отвергаешь все, что они сделали? Говоришь, не следовало уничтожать Буниберзе, бога света?»
«Нет, я не это имела в виду. Я просто... не понимаю. Их стремления были чисты и благородны. Но этот мир уродлив и печален. Я не могу осознать, как подобное возможно».
«Ты такой же человек, как и все остальные».
В голосе его прозвучала нотка отвращения, быть может – презрения.
«Стало быть, дарованный мир привел тебя в отчаяние, ты отвернулась от него. Если тебе претит существовать в этом мире, предлагаю тебе просто взять и броситься в море смерти».
Я сижу на земле, не двигаясь, а он указывает на черное море, поглощающее мертвецов.
«Души людей, растворившихся в хаосе, однажды возрождаются, обретают новую жизнь. Если пожелаешь, то тоже можешь обрести вечный покой. Решишь ли ты погрузиться в сон в лоне тьмы, чтобы никогда боле не проснуться? Твои глаза, закрывшиеся навсегда, никогда боле не взглянут на этот ужасающий мир».
«Хочешь сказать, что если я решу погрузиться в сон, ты, бог смерти, исполнишь мое желание?..»
«Нет, ты сама его исполнишь. Если ты действительно этого желаешь, то можешь спать до скончания времен, вот и все. Ты знаешь правду, но не видишь истинную природу вещей. Бог не существует в этом мире. Это не тот мир, в котором люди – марионетки божества. Люди, и только люди определяют судьбу мира. И создан он исключительно на воле людской».
«На воле людской...»
«Да. Мир, тобой отвергнутый, не имеет ни малейшего отношения к замыслам злокозненного бога, но создан на воле людской. И ты – одна из тех людей, кто сотворил этот мир».
Слова бога смерти звучат в ушах моих подобно грому, а я чувствую себе так, будто только что получила сильнейший удар в живот. В разуме воскресают из праха позабытые воспоминания – воспоминания об улыбках тех, кто до самого конца сражался в «том мире».
Почему же я позабыла об этом? Как могла упустить из вида? Я ведь встречалась я ними. Я должна была понять.
Я принимаю решение.
Я поднимаюсь на ноги и делаю шаг вперед.
Вперед. Пришло время погрузиться в темное море.
«Вижу, ты все-таки решила навсегда покинуть этот отвратный мир».
«Ты ошибаешься».
Я долго смотрю на море.
«Я иду туда, чтобы вернуться. Я собираюсь решить, куда именно направиться, как ты и сказал. Сейчас я, быть может, и мертва, но если решу снова обрести жизнь, то возрожусь другим человеком».
«И снова состояние, в котором пребывает мир, повергнет тебя в отчаяние».
«Если мир отвратителен, я изменю его».
Именно этому они научили меня.
Поодиночке мы, быть может, и незначительны, но вместе мы обладаем силой изменить мир.
Может, я хрупка и слаба, но уж точно не бессильна. Мало-помалу, я смогу изменять мир, по-своему. Я верила в это, потому и стремилась в горячие точки. Я хотела показать всему миру правду, обратить внимание общества на жестокую реальность, в которой мы живем. Я хотела увеличить число голосов, выступающих на прекращение войны. Я хотела помочь направить этот мир к лучшему будущему.
Но я оказалась сломлена ужасами, которые наблюдала на полях сражений. Тяжесть реальности сокрушила меня, поставила на колени, и я отвернулась от будущего, утратила веру в мир.
«Спасибо. Я рада, что смогла поговорить с тобой в конце. Благодаря тебе я осознала, в какой момент сбилась с пути».
Я беру себя в руки.
Больше я не испытываю страха. Не испытываю никаких сомнений. Когда я обрету новое возрождение в смертном мире, я не утрачу веры. Я стану с надеждой смотреть в будущее, и шаг за шагом двигаться к нему, не оставляя чаяний изменить мир к лучшему. Я обещаю себе это, достигнув берега и ступая в темные воды.
«Ты действительно желаешь смерти?» - шепчет множество тихих голосов мне в ухо. – «Твоя жизнь еще не потухла».
Это призрачный голос молодой девушки. Меня окружает великое множество его отголосков.
«Ты можешь идти туда, куда захочешь».
«Путь тебе указывает лишь собственная воля».
Я знаю эти голоса – этих молодых женщин.
И тогда Кайес Баллад, их Страж, сказал мне: «Живи или умри – это исключительно твой выбор».
«Подожди, но я ведь уже мертва, разве...»
«Мертвые исчезают в тишине. Они не болтают, как ты».
«Стало быть, я все еще...»
«Каким путем ты пойдешь? Решение за тобой».
Я пожелала жить.
Бог смерти улыбнулся, и это была искренняя улыбка.
Голоса множества Юл шепчут мне: «Скажи мне... оставаться счастливой с Ноэлем».
Я чувствую, как мое сердце бьется снова. Я ощущаю легкость во всем теле, и ноги перестают касаться земли. Темное небо затягивает меня, и я чувствую, будто поднимаюсь во тьму.
Кто-то направляет меня. Я не вижу, кто именно, но ощущаю некую мягкую и приятную белизну. Что бы это ни было, оно несет с собой розовый свет, подобно озаряющей путь светочи во тьме.
Я продолжаю лететь и чувствую, как будто эта теплая сущность ведет меня за руку. А вскоре впереди появляется искорка света. Подобно летнему рассвету, свет и тепло начинают усиливаться на моих глазах... О, это, должно быть, дневной свет.
Он столь ярок, что я не могу держать глаза открытыми. Белая сущность, приведшая меня сюда, начинает отдаляться. Я испугана и одинока, но тонкий детский голос с уверенностью обращается ко мне: «Все хорошо. Теперь ты можешь идти домой, купо».
Я открываю глаза.
X. Пассажирка
Я в поезде. Меня зашвырнули в вагон подобно багажу. Мои запястья скованы, на теле – риза, и они куда-то отправляют меня, наряду со множеством других людей...
Все сидят на своих местах, опустив головы, утратив присутствие духа. Капюшоны риз скрывают выражения лиц и я не могу видеть их, но знаю, что отражаются на них, должно быть, страх и отчаяние. Нас лишили мирных деньков безо всякого предупреждения, и теперь нас изгонят, бросят в мир, полный опасности. Солдаты с автоматами в руках пристально наблюдают за нами, держась настороже.
Неожиданно поезд ощутимо сотрясается. Солдаты утрачивают равновесие, и в это мгновение я срываюсь со своего места.
Я бросаюсь на солдат, расшвыриваю их в разные стороны. Один из солдат падает, выпускает из рук пульт дистанционного управления нашими оковами, и я разбиваю устройство ногой; электронные замка на наручниках открываются. Иные солдаты могут атаковать меня в любую секунду. Я сбрасываю с себя ризу и делаю прыжок. Приземляюсь прямо среди моих врагов, прописываю им один хороший удар ногой.
...О! Это сон.
Я осознаю это, когда начинаю стрелять из автомата, выхваченного из рук одного из вражеских солдат. И как только я понимаю, что это сон, немедленно прихожу в себя.
Это был сон о «том мире». Давненько я не видела подобных. Наверное, мне приснилось это, потому что прошлой ночью я прослушивала записи своих прежних интервью. Саж весьма точно описал – и даже продемонстрировал движения – Лайтнинг, проникшую на поезд в час Очищения, и то, как быстро она расправилась с солдатами.
Но я до сих пор не опубликовала эти интервью.
Связь между Лайтнинг, Сажем, Хоупом и остальными... связь, которую они разделяют – это история о том, как люди объединились для противостояния богу, и я знаю, что если поделюсь этим с миром, в сердцах людских зажгутся доблесть и надежда. Но так же я осознаю, что так только сделаю это, все взоры окажутся направлены на Лайтнинг и остальных, хотят они того или нет. Мне не хотелось бы нарушать размеренное течение их мирных жизней сейчас, когда они оставили позади столь много сражений. Другими словами, мне стоило немало усилий взять интервью, осознать истину, но так и не заставить себя опубликовать свои открытия. Да, знаю, плохой я журналист.
Не отрицаю. Я совершенно не похожу на современный образ журналиста.
Прежняя я, возможно, погибла на том поле боя.
Я вела репортажи с гражданской войны до тех пор, пока чуть не сыграла в ящик, и, позволив себе краткие отдых и лечение, тут же вернулась на передовую. Окружающие пытались остановить меня, но я не слушала их. Я общалась с противоборствующими сторонами, пыталась понять правду каждой из них. Я пыталась занимать нейтральную позицию в своих репортажах, не допускать никакой эмоциональной окраски и не выставлять никакую из сторон ‘плохими парнями’. Я стремилась дать информацию под всеми возможными углами зрения.
Мои попытки сохранить нейтралитет окупились, потому что каким-то образом я обрела доверие противоборствующих сторон. Они начали говорить со мной еще более открыто, и я узнала, что большинство из них вообще не хочет продолжать сражаться. Единственная проблема – они не могли найти способ сесть и провести друг с другом переговоры.
И здесь я начала действовать, приняв на себя роль посредника. Я находилась в центре вовлеченных в конфликт сил, и, выполняя свою работу как журналиста, я также передавала сообщения, устраивала переговоры, искала способы свести вместе непримиримых врагов. Я была лишь посредницей, но также занималась ключевыми вопросами ведения боевых действий в нынешнем конфликте. Уверена, я уже нарушала журналистскую этику, которую мою собратья по цеху так стремятся защитить, отринула необходимость сохранения постоянного объективного взгляда. И если ситуация не разрешится, меня вполне могут обвинить в совершении военного преступления.
Я сознавала все это, но ничуть не была обеспокоена. Я хотела положить конец гражданской войне. И сейчас я занимаюсь приготовлениями к важнейшей встрече. Идея состоит в том, чтобы представители всех сторон конфликта встретились в иной стране, вдали от полей сражений, где они могут сесть и спокойно поговорить. Не знаю, выйдет ли что-то из этого. Я даже не могу исключить возможность того, что меня настигнут убийцы, посланные тем, кто хочет сорвать переговоры.
Но если я погибну, неважно; это будет означать, что я снова встречусь с Кайесом Балладом. Если я сыграю в ящик, делая то, что считаю правильным, пусть так и будет; думаю, смогу предстать пред богом смерти, испытывая гордость за свои поступки.
Я не столь глупа, чтобы надеяться в одиночку изменить мир. Но уверена, что смогу направить его в верном направлении. Эти доблесть и надежду я обрела в истории о «том мире».
Каждый раз, когда я вспоминаю ее, на душе становится легче.
Я возвращаюсь из мира грез и жалею, что удалось поспать так недолго. Я очень хотела выспаться в течение этой поездки; вчера работала до поздней ночи, а впереди меня ожидает весьма важная встреча. Это был весьма приятный сон; я сумела расслабиться на мягком сидении вагона, ощутить ритмичный перестук колес состава. Это было замечательно, и я не хотела, чтобы это ощущение заканчивалось.
Я закрываю глаза и ненадолго всецело погружаюсь в содрогание и раскачивание поезда. В какой-то момент яркий свет проникает через мои закрытые веки. Меня омывает солнечный свет, бьющий в окна; нехотя я открываю глаза, смотрю наружу. Ярко-голубые небеса, благодатные провинциальные пейзажи предстают мне, омытые солнечным светом. Я доберусь до цели лишь где-то к вечеру, еще нескоро. Не помешает еще чуток прикорнуть.
Мало-помалу поезд начинает замедляться. Должно быть, приближаемся к следующей станции. Я слышу шаги раздающиеся за моей спиной. Должно быть, пассажир направляется к выходу. Через промежуток между спинками кресел я вижу спину женщины с волосами цвета розы.
В следующее мгновение сна как ни бывало.
Меня как током ударило. Я вскакиваю на ноги, как будто сидение подо мной загорелось, и шепчу: «Лайтнинг...»
Она останавливается.
Оборачивается ко мне, нахмурившись. Я не виню ее; если бы ко мне безо всякого предупреждения обратилась незнакомка, я тоже вся подобралась бы. Но даже в ее суровым взгляде я вижу нечто схожее с выражением лица Сэры Фаррон.
Вне всяких сомнений, это Лайтнинг. Ее имя звучало во всех интервью, которые я брала. Какая ирония! Я так хотела встретиться с ней, но не могла ее разыскать. И встретились мы здесь, совершенно случайно.
Она молчит. Я начинаю говорить.
«Я всегда хотела встретиться с вами. Я встретилась со всеми, и лишь с вами не сумела».
Похоже, она понимает, о чем я говорю.
«...Понимаю, стало быть, это вы».
Взгляд ее теплеет.
«Журналистка, которая уже разыскала всех и хотела встретиться со мной – да, я о вас слышала».
«Пожалуйста, я очень хотела бы взять у вас интервью».
Оглушающий скрежет колес заглушает мои слова. Поезд резко теряет скорость. Мы приближаемся к станции.
Она бросает взгляд в окно, отрицательно качает головой.
«Простите, но у меня времени на разговор. Это моя станция».
«Тогда я пойду с вами, и я...»
Тоже сойду здесь - хотела сказать я, когда осознала, что не могу этого сделать.
Это просто невероятная удача – встретиться с Лайтнинг после всех долгих безуспешных поисков. Подобное навряд ли когда-то повторится, потому я не могу упустить свой шанс.
Но сейчас я...
Мне приходится отвернуться, чтобы скрыть отразившееся на лице разочарование. Вздохнув, я выдавливаю из себя слова: «...Я понимаю. Да, это грустно, но я не могу всегда поступать так, как хотелось бы мне».
«Вы уверены?»
Кажется, она удивлена моими словами больше, чем я сама. Не думаю, что она предполагала, что я так быстро от нее отстану.
Да, конечно же, я разочарована.
Но это – не моя станция.
У меня есть миссия. Мне нужно кое с кем непременно встретиться, и впереди у меня еще долгий путь. Мне необходимо встретиться с ним и найти способ прекратить войну. Это мой долг. Нет никакой гарантии, что мои действия, будучи весьма незначительными, положат коней конфликту, но я непременно попробую это сделать.
Я отыщу путь, ведущий к завершению войны, и проследую по нему так долго, как только смогу – это миссия, которую я вверила сама себе. В конце этого пути меня ожидают люди, желающие мира. И я просто не могу позволить себе сойти не на той станции.
Я перевожу взгляд на Лайтнинг.
«Есть вещи, которые мне нужно сделать. Если вы не против, в будущем я обязательно возьму у вас интервью».
«Даже не знаю», - произносит она тихо, чуть отстраненно. Но, по крайней мере, не отвечает отказом.
«Я хочу, чтобы вы знали кое-что. Я всегда хотела сказать это вам при встрече».
Мы уже почти достигли станции, и поезд готов был остановиться окончательно. Мало времени. Скрип тормозов говорит, что я должна поторапливаться, и я выпаливаю: «Я... Нет, все мы – люди, человечество... с нами все хорошо. С нами наверняка будет все хорошо. Да, иногда мы делаем ошибки, одну за другой, причиняем друг другу боль. Но все, равно, этот мир... «этот мир», который вы и ваши друзья даровали нам, одержав победу над богом... он создан на основе «нас», мы поддерживаем его существование. Потому своими слабыми силами мы будем стараться создать достойное будущее для этого мира. Может, мы слабы и незначительны, но совместными усилиями мы сделаем этот мир лучше».
«...Поняла. Что ж, дело за вами».
Она кивает и отворачивается. Это прощание.
Я смотрю в окно, как Лайтнинг ступает на платформу, устремляется прочь. Поезд начинает двигаться и она пропадает из виду. Странно, но я не испытываю никаких сожалений. Выражение ее лица при нашем расставании врезалось мне в память и все еще стоит у меня перед глазами.
Это была теплая, искренняя улыбка. И, честно говоря, я удивлена. Мне всегда казалось, что Лайтнинг строга и собрана, и никогда не дает волю чувствам. И подумать не могла, что она способна вот так улыбаться.
И тогда до меня дошло – ее сражение завершилось в «том мире».
Лайтнинг прикончила бога света, и, сделав это, завершила все свои битвы. И она была не единственной, кто обрел свободу. Бог, манипулировавший людьми, был повержен, и все души людские вырвались на свободу, дабы возродиться здесь, в новом мире.
В том числе и она. Она тоже возродилась, как и остальные.
И ей не нужно больше сражаться. Быть может, она себя и «Лайтнинг» уже не называет. Тихая, размеренная жизнь, с сердцем, открытым для друзей и семьи; люди, много значащие для нее; счастливые улыбки повсюду – я уверена, такова ее нынешняя жизнь.
Я чувствую, что где-нибудь, когда-нибудь мы снова встретимся. Прежде я не сумела разыскать ее, и даже сейчас, столкнувшись случайно, я так и не узнала ее адреса; но, несмотря на это, я абсолютно уверена, в том, что это не последняя наша с ней встреча. Она знает, кто я. Должно быть, кто-то из друзей рассказал ей обо мне. Связь между ними крепка, как и прежде, даже после перерождения в этом мире. Если я навещу ее друзей снова, то – я уверена – смогу где-то повстречать и ее. В конце концов, они остаются друзьями и навсегда пребудут частью друг друга.
Интересно, задумываюсь я, почему она сошла именно на этой станции. Собирается встретиться с кем-то? Быть может, с кем-то, кто ей особенно дорог, и о ком я еще не знаю? Но неважно. Теперь она свободна. Она может отправляться куда ей угодно, и с кем угодно встречаться. То, чего она желает, непременно воплотится в жизнь. Я всем сердцем хотела бы, чтобы так оно и было.
«Воля людей определяет судьбу этого мира, лишенного бога». Если это так, мне хочется верить, что если я всей душой буду желать счастья Лайтнинг, ее ожидает поистине светлое будущее. Пусть эта женщина, которая прежде была ослепительной вспышкой света в «том мире», обретет настоящее счастье – это мое желание, моя молитва, мое обещание.
1 2 3 4 5 6