Великий Мудрец был высоким неопрятным человеком, с бородой, но лысым. Его библиотека очень хорошо его характеризовала: все книги были свалены в огромные кучи прямо перед книжными полками. В данный момент он обратился к нескольким книгам, чтобы рассказать своим студентам, Таксиму и Вонгулдаку, как Ванус Галерион основал гильдию магов. У студентов было много вопросов касательно обучения Вануса в ордене Пси, а также насколько изучение магии там отличается от изучения ее в гильдии магов.

"Это был, и есть, особенный образ жизни", - объяснял Великий Мудрец. "Он считался элитарным. И вот это больше всего не нравилось Галериону. Он хотел, чтобы изучение магии было бесплатным. Ну, не совсем бесплатным, а доступным для тех, кто мог себе его позволить. Пытаясь добиться этого, он изменил образ жизни во всем Тамриэле".

"Он систематизировал обычаи и ритуалы всех известных современных изготовителей зелий, магических вещей и заклинаний. Это правда, Великий Мудрец?" - спросил Вонгулдак.

"Только часть правды. Вообще вся магия, как мы ее себе сегодня представляем, существует благодаря Ванусу Галериону. Он модифицировал все школы, чтобы они были понятны и доступны массам. Он изобрел инструменты для алхимии и магического воздействия, чтобы любой человек, не боясь последствий, мог создать то, что он хочет, насколько ему позволят его знания и опыт. Он создал все это".

"Что вы имеете в виду, Великий Мудрец?" - спросил Таксим.

"Первые инструменты были еще более автоматизированы, чем современные. Любой человек мог пользоваться ими, вообще ничего не понимая в магии и алхимии. На острове Артаеум студентам приходилось долгие годы изучать множество навыков, а Галерион посчитал, что это еще один пример той самой элитарности Пси-магов. Поэтому он изобрел инструменты, с помощью которых можно было изготовить практически все, что угодно, если только позволяли средства".

"Так тогда кто-то мог, например, создать меч, которым можно было бы разрубить весь мир пополам?" - спросил Вонгулдак.

"В теории, да, но для этого потребовалось бы все имеющееся в мире золото", - усмехнулся Великий Мудрец. "Нет, я не могу сказать, что мы когда-либо были в большой опасности, но несколько довольно неприятных случаев все-таки было, когда некоторые бездари изобретали нечто им не подвластное. Но, в конце концов, Галерион уничтожил все свои инструменты и создал то, чем мы пользуемся сегодня. Может, в этом и есть что-то элитарное, но человек должен знать, что он хочет сделать, прежде, чем делать. Зато все это очень практично".

"А что люди изобретали?" - спросил Таксим. "Есть ли какие-нибудь истории?"

"Вы пытаетесь отвлечь меня, чтобы я не успел вас проэкзаменовать", - сказал Великий Мудрец. "Но все же я могу рассказать вам одну историю, просто чтобы не быть голословным. Эта история произошла в Алиноре, на западном побережье острова Саммерсет. Случилась она с писарем по имени Таурбад".

Это произошло во Вторую Эру, вскоре после того, как Ванус Галерион основал гильдию магов, а собрания каноников еще не распространились по всему Тамриэлю.

На протяжении пяти лет этот писарь, Таурбад, поддерживал связь с внешним миром только при помощи посыльного, мальчика Горгоса. В первый год его отшельничества оставшиеся друзья и родственники - точнее друзья и родственники его покойной жены - пытались навещать его, но, не видя никакой заинтересованности со стороны Таурбада, они отказались от этого занятия. Ни у кого, в принципе, не было причин поддерживать с ним связь, поэтому со временем все и перестали делать это. Только его свояченица посылала письма с новостями о тех людях, которых он еще мог помнить, но это происходило очень редко. Вся его корреспонденция состояла из еженедельных воззваний от храма Аури-Эля. Это были бюллетени, прибитые на ворота храма, новости сообщества, проповеди и тому подобное.

Первое послание, которое Горгос принес ему в тот день, было от его лекаря, в котором тот напоминал ему о приеме в Турдасе. Таурбад написал ясный и четкий ответ. У него была бубонная чума. Лечение его стоило довольно больших денег - вы должны помнить, что в те времена школа Восстановления еще не обладала столь обширными знаниями, как сегодня. Это была ужасная болезнь, из-за которой он лишился голоса. Поэтому ему и приходилось общаться при помощи переписки.

Следующее послание было от Алфиерсы, секретаря в церкви, как всегда краткое и язвительное: "ТАУРБАД, СОСТАВИТЬ ВОСКРЕСНУЮ ПРОПОВЕДЬ НА СЛЕДУЮЩУЮ НЕДЕЛЮ, А ТАКЖЕ НЕКРОЛОГИ. ПОПЫТАЙСЯ ПРИДУМАТЬ ЧТО-НИБУДЬ ДОСТОЙНОЕ, ТАК КАК ТВОЕЙ ПРОШЛОЙ РАБОТОЙ Я НЕДОВОЛЬНА".

Таурбад стал отшельником до того, как Алфиерса начала работу в храме, поэтому его представление о ней было чисто теоретическим. Поначалу он думал, что она представляет собой уродливую жирную старуху, покрытую бородавками; затем ее образ видоизменился до худющей старой девы. Может быть, он был и прав, ведь она могла похудеть.

Как бы Алфиерса ни выглядела, она относилась к Таурбаду с ярко выраженным презрением. Она ненавидела его чувство юмора, всегда находила какие-то описки в его работах, и вообще считала его деятельность полнейшим дилетантизмом. К счастью, работа на храм для него была второй по значимости после работ на дорогого короля Алинора. Получал он немного, но и затраты его были минимальны. На самом деле, ему вообще не очень нужно было работать. У него скопилось довольно приличное состояние, просто ему было больше нечем заняться. Но, помимо всего прочего, Бюллетень был очень важен для него.

Горгос, доставив все послания, начал убираться, по ходу дела рассказывая Таурбаду обо всех городских новостях. Парень всегда так делал, и Таурбад редко обращал не него внимание, но в этот раз одна новость сильно его заинтересовала. В Алинор пришла гильдия магов.

Таурбад стал слушать очень внимательно, и Горгос рассказал ему все о гильдии, о ее знаменитом Верховном Магистре, и о невероятных магических и алхимических инструментах. Выслушав до конца, Таурбад быстро написал что-то и протянул Горгосу записку и перо. На записке значилось: "Пусть они заколдуют это перо".

"Это будет дорого стоить", - сказал Горгос.

Таурбад дал Горгосу несколько тысяч золотых монет, которые он накопил за долгие годы, и приказал уходить. Таурбад считал, что теперь ему наконец-то удастся произвести впечатление на Алфиерсу и прославить Храм Аури-Эля.

Насколько мне известно, Горгос собирался забрать все деньги себе и уехать из Алинора, но все-таки ему стало жалко бедного Таурбада. К тому же он ненавидел Алфиерсу, с которой ему приходилось встречаться каждый день, когда он доставлял послания от своего хозяина. Может быть, это и не лучшее оправдание, но Горгос все же пошел в гильдию, чтобы там перо было наделено магическими свойствами.

Гильдия в то время еще не была элитарным заведением, как я уже говорил, но когда мальчик пришел туда и попросил использовать изготовитель предметов, на него посмотрели очень подозрительно. Когда же он продемонстрировал имеющиеся при нем деньги, всю подозрительность как рукой сняло, и его проводили в нужную комнату.

Я никогда не видел древних магических инструментов, поэтому напрягите свое воображение. Там точно была большая призма, куда помещался предмет воздействия, а также отделения для различных драгоценных камней. Что там было помимо этого, и как все это работало - я не знаю. У Горгоса было достаточно денег, чтобы поместить в перо мощного даэдру по имени Фейфолкен. Студент, который работал с инструментом, как и все члены гильдии в то время, обладал очень скудными знаниями. Он не мог ничего толком рассказать об этом духе, помимо того, что в нем была заключена очень сильная энергия. Горгос покинул помещение, и перо было под завязку наполнено магической силой. Оно все дрожало от переполнявших его чар.

Конечно же, когда Таурбад попытался использовать его, тогда и стало ясно, насколько не в себе он был.

"А теперь", - сказал Великий Мудрец, - "настало время экзамена".

"Но что случилось? Каким стало перо?" - закричал Таксим.

"Вы не можете остановиться на самом интересном месте!" - протестовал Вонгулдак.

"Мы продолжим после экзамена, и только в случае, если вы покажете действительно выдающиеся результаты", - сказал Великий Мудрец.

Часть II

Когда испытание закончилось, и Вонгулдак и Таксим продемонстрировали свои знания об элементарном колдовстве, Великий Мудрец сказал им, что они могут идти и наслаждаться отдыхом. Однако парни, которые обычно не могли усидеть спокойно даже на уроках, отказались покинуть свои места.

"Вы сказали, что после испытаний расскажете нам историю о писце и его зачарованном пере," сказал Таксим.

"Вы уже начали рассказывать об этом писце, как он жил один, и как спорил с секретарем Храма из-за бюллетеня, который он готовил для рассылки, и как он заболел красной чумой и не мог говорить. Вы остановились на том, как его посыльный зачаровал письмо своего хозяина духом одного даэдры по имени Фейфолкен," добавил Вонгулдак, чтобы освежить память Великого Мудреца.

"Ну что ж," сказал Великий Мудрец. "Вообще-то я собирался немного поспать. Однако это история расскажет вам кое-что о свойствах духов, а это в свою очередь связано с колдовством, так что я продолжу.

Таурбад воспользовался пером для записи бюллетеней Храма, и что-то изменилось в слегка наклонных буквах, которые Таурбаду нравились больше всего.

Глубокой ночью Таурбад сложил вместе бюллетени Храма Аури-Эля. Как только он касался страницы пером Фейфолкена, она становилась произведением искусства, светящимся золотым манускриптом, написанным хорошим, простым и сильным языком. Выдержки из проповедей читались, как поэзия, хотя базировались на простой проповеди Первосвященника по самым общеизвестным моментам Алессийского учения. Некрологи двум главным покровителям Храма были написаны так, что жалкие мирские смерти превратились в мировые трагедии. Таурбад трудился так долго, что уже готов был упасть в обморок от изнеможения. В шесть утра, за день до срока, он передал бюллетень Горгосу, чтобы тот в свою очередь, отнес его Алфиерсе, секретарю храма.

Как и ожидалось, Алфиерса не написала ему в ответ ни слова благодарности, хотя бы за то, что бюллетень был прислан так рано. Это не имело значения. Таурбад знал, что лучше бюллетеня Храм не выпускал никогда. В час дня в Cандас, Горгос принес ему множество писем.

"Бюллетень сегодня был так прекрасен, что, когда я читал его в вестибюле, стыдно сказать, но я горько плакал," писал Первосвященник. "Не знаю, случалось ли мне прежде видеть что-либо, столь явно прославляющее Аури-Эля. Церкви Фэстхолда бледнеют в сравнении с ним. Друг мой, я преклоняюсь перед величайшим художником со времен Галлаэля."

Первосвященнику, как многим носителям этого сана, было свойственно преувеличивать. Однако, Таурбад был очень горд этой похвалой. Были и еще письма. Все Старейшины Храма и тридцать три прихожанина, молодых и старых, потратили время на то, чтобы выяснить, кто писал бюллетень, и как передать ему поздравительное письмо. И только один человек мог дать им такую информацию: Алфиерса. Таурбаду было приятно думать о том, как ужасную женщину осаждают его поклонники.

На следующий день он был все еще в прекрасном настроении, отправляясь на встречу со своим целителем, Телемихиэлем. Там оказался новый травник, хорошенькая женщина-редгард, которая пыталась разговаривать с ним, даже после того, как он вручил ей записку со словами "Меня зовут Таурбад Хульзик и я встречаюсь с Телемихиэлем в одиннадцать часов. Пожалуйста, простите, что я не отвечаю вам, но у меня больше нет гортани."

"Дождь уже пошел?" весело спросила она. "Прорицатель сказал, что это вполне возможно."

Таурбад нахмурился и сердито покачал головой. Почему все считают, что немым людям нравится, когда с ними разговаривают? Разве солдатам, потерявшим руки, нравится, когда в них бросают мячом? Это, безусловно, не было преднамеренной жестокостью, но Таурбад все равно подозревал, что людям просто хочется почувствовать, что у них самих все в порядке.

Само обследование, как обычно, было ужасным. Телемихиэль подверг его страшным мучениям, и все время, не переставая, болтал.

"Вы должны попытаться заговорить. Это единственный способ узнать, становится ли вам лучше. Если вам неловко делать это на людях, поупражняйтесь, когда будете один," сказал Телемихиэль, зная, что пациент все равно не последует его совету. "Попробуйте спеть в ванной. Вполне возможно, что звук окажется совсем не таким ужасным, как вы думаете."

Таурбад ушел с обещанием, что результаты испытания будут получены через несколько недель. Во время поездки обратно домой, Таурбад начал думать о бюллетене за следующую неделю. Может быть сделать двойную рамку вокруг сообщения о "Пожертвованиях последнего сандаса"? А еще интересный эффект может получиться, если записать проповедь в две колонки вместо одной. Было почти невыносимо думать, что он не сможет начать работу, пока Алфиерса не пришлет ему информацию.

Когда, наконец, нужные сведения пришли, при них была записка, "ПОСЛЕДНИЙ БЮЛЛЕТЕНЬ НЕМНОГО ПОЛУЧШЕ. В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ НЕ УПОТРЕБЛЯЙТЕ СЛОВО "СЛУЧАЙНЫЙ" ВМЕСТО "СЧАСТЛИВЫЙ". К ВАШЕМУ СВЕДЕНИЮ, ЭТО НЕ СИНОНИМЫ."

В ответ Таурбад чуть не последовал совету лекаря и не отругал Горгоса на чем свет стоит. Вместо этого, он выпил бутылку дешевого вина, составил и отослал подобающий ответ и заснул на полу.

На следующее утро, после принятия ванны, Таурбад начал работать над бюллетенем. Его идея слегка затенить раздел "Специальные объявления" оказалась исключительно эффектной. Алфиерса всегда злилась, когда он украшал поля, но благодаря перу Фейфолкена, они выглядели роскошно и великолепно.

Как бы в ответ на его мысли прибыл Горгос с письмом от Алфиерсы. Таурбад вскрыл его. Оно гласило просто, "МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ."

Таурбад продолжал работать. Записку Алфиерсы он выбросил из головы, не сомневаясь в том, что вслед за ней прибудет полный текст послания: "МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ, ЧТО НИКТО НЕ НАУЧИЛ ВАС ДЕЛАТЬ ПОЛЯ СПРАВА И СЛЕВА ОДИНАКОВОЙ ШИРИНЫ" или "МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ, ЧТО НАШ БЮЛЛЕТЕНЬ НЕКОМУ ПИСАТЬ, КРОМЕ ЖАЛКОГО СТАРИКА." Не имело значения, о чем она сожалеет. Выписки из проповеди выглядели как целые колонны роз, коронованные прекрасными заголовками. Объявления о рождениях и смертях были обведены прекрасными сферическими рамками, словно напоминающими о цикличности жизни. Бюллетень был одновременно теплым и великолепным. Это был шедевр. Когда вечером он отослал бюллетень Алфиерсе, он знал, что она будет ненавидеть его, и это наполнило сердце Таурбада радостью.

Когда пришел ответ из Храма на Лоредаса, Таурбад был поражен. Даже не заглянув в конверт, он понял, что это письмо писала не Алфиерса. Почерк не принадлежал Алфиерсе, она обычно писала только заглавными буквами, и выглядело это, как вопль из Обливиона.

"Таурбад, я думала, вы знаете, что Алфиерса больше не работает в храме. Она уволилась еще вчера, очень внезапно. Меня зовут Вандертил, и я очень счастлива (надо признать, я очень просила об этом) стать вашим новым связным в Храме. Я поражена вашим гением. У меня был кризис веры, пока я не увидела бюллетень прошлой недели. А бюллетень этой недели просто чудо. Ну, хватит. Я просто хочу сказать, что для меня большая честь работать с вами. -- Вандертил."

Послание, которое пришло в сандас, после службы, еще больше поразило Таурбада. Первосвященник связывал увеличение количества паствы и пожертвований с изумительным качеством бюллетеня. Плата Таурбада была увеличена в четыре раза. Горгос принес более ста двадцати писем от восторженных поклонников.

Всю следующую неделю Таурбад сидел перед своей письменной доской, со стаканом лучшего Торвалийского меда, глядя на чистый пергамент. У него не было никаких идей. Бюллетень, его дитя, его вторая жена, утомил его. Никудышные проповеди архиепископа были настоящим проклятием, а рождения и смерти прихожан церкви казались ему бессмысленными. Тра-ля-ля, нацарапал он на странице.

Он знал, что написал буквы Т-Р-А-Л-Я-Л-Я. Но на пергаменте появились слова, "Жемчужное ожерелье на белой шее."

Он начертил на странице волнистую линию. И из-под проклятого пера Фейфолкена появилась фраза: "Слава Аури-Элю."

Таурбад встряхнул перо, но чернильная клякса превратилась в стихи. Он царапал страницу, стараясь закрасить слова, но пропавшие фразы возникали снова, и были даже более изысканными, чем раньше. Любая мазня начинала кружиться, как в калейдоскопе, и составляла прекрасные, вычурные фразы. Он не мог испортить бюллетень. Фейфолкен победил. Писец оказался читателем, а не автором.

Итак," спросил Великий Мудрец. "Что говорит вам ваше знание Школы Колдовства, что такое был Фейфолкен?"

"Что было дальше?" заныл Вонгулдак.

"Сначала скажите мне, кто же такой был Фейфолкен, а потом я продолжу рассказ."

"Вы сказали, что он был даэдрой," сказал Таксим. "И это должно иметь отношение к искусству. Может быть он был приближенным Азуры?"

"Возможно, писец просто вообразил все это," сказал Вонгулдак. "Может быть Фейфолкен был прислужником Шеогората, и он обезумел. А может быть то, что написано этим пером, сводило с ума всех, кто это читал, например всю паству храма Аури-Эля."

"Хермиус Мора - даэдра знаний ... а Хирсин - даэдра дикости ... а даэдра мщения Боетия," размышлял Таксим. Потом он улыбнулся, "Фейфолкен слуга Клавикус Вайла, верно?"

"Очень хорошо," сказал Великий Мудрец. "Как ты догадался?"

"Это его стиль," ответил Таксим. "Прикидываться, что сила пера ему не нужна, когда она у него есть. Что было дальше?"

"Я расскажу вам," сказал Великий Мудрец и продолжил свой рассказ.

Часть III

"Таурбад наконец-то осознал, в чем сила пера," сказал Великий Мудрец, продолжая свое повествование. "Зачарованное даэдрой Фейфолкеном, прислужником Клавикус Вайла, оно принесло ему богатство и славу в качестве писца еженедельного бюллетеня храма Аури-Эля. Но он понимал, что художником является перо, а он лишь свидетель его магии. Он был вне себя от ярости и ревности. С рыданием, он разломал перо пополам.

Потом он допил свой мед. Когда он повернулся, перо снова было целым.

У него было только зачарованное перо, так что он обмакнул палец в чернильницу и написал Горгосу записку большими неуклюжими буквами. Когда Горгос вернулся с новой кипой поздравительных писем из Храма, прославляющих его последний бюллетень, он передал записку и перо посыльному. Записка гласила: "Отнеси перо назад в гильдию магов и продай его. Купи мне другое, не зачарованное перо."

Горгос ничего не понял, но сделал, как ему было сказано. Он вернулся через несколько часов.

"Они ничего за него не дали," сказал Горгос. "Они сказали, что оно вовсе не зачаровано. Тут я им сказал, говорю "Что это вы говорите, вы же сами его зачаровали камнем с душой Фейфолкена," а они отвечают, "Ну а теперь в нем нет никакой души. Наверное вы что-то сделали с пером, и душа освободилась.""

Горгос помолчал и посмотрел на своего хозяина. Таурбад, разумеется не мог говорить, но выглядел еще более чем всегда лишенным дара речи.

"Но я все равно выбросил перо и купил другое, как вы и сказали."

Таурбад рассмотрел новое перо. Оно было белым, тогда как предыдущее перо было серым. Его приятно было держать в руке. Он с облегчением вздохнул и отпустил посыльного. Ему нужно было написать бюллетень, и на этот раз безо всякой магии.

Через два дня он почти вернулся к прежнему распорядку. Бюллетень выглядел очень просто, но принадлежал только ему. Таурбад почувствовал, что снова обретает уверенность, когда заметил на странице несколько незначительных ошибок. Давным-давно ему не попадались ошибки в его бюллетенях. Таурбад с восторгом думал о том, что, возможно, в документе есть и другие ошибки, которых он просто не замечает.

Он заканчивал последний завиток простых украшений на полях, когда прибыл Горгос с посланиями из храма. Таурбад проглядел их все, но одно привлекло его внимание. На восковой печати стояло "Фейфолкен." В полном замешательстве, он открыл конверт.

"Я думаю, тебе лучше покончить с собой," вычурным почерком написано было в письме.

Он бросил письмо на пол и увидел внезапное движение на страницах бюллетеня. Письмена Фейфолкена вытекли из письма и обрушились на свиток, превращая простую работу Таурбада в труд изумительной красоты. Таурбад больше не стеснялся своего скрипучего голоса. Он кричал долго. А потом напился. Сильно.

Горгос принес Таурбаду письмо от Вандертил, секретаря храма, ранним утром во фредас, но писцу пришлось до середины дня набираться смелости, чтобы открыть его. "Доброе утро, я насчет бюллетеня. Обычно вы присылаете его в ночь с турдаса на фредас. Я сгораю от любопытства. Вы запланировали что-то особенное? -- Вандертил."

Таурбад ответил, "Вандертил, простите меня. Я болен. На этот раз бюллетеня не будет" и передал записку Горгосу, после чего ушел принимать ванну. Когда, часом позже, он вернулся, улыбающийся Горгос как раз вернулся из храма.

"Вандертил и протоирей чуть с ума не сошли," сказал он. "Сказали, лучше вы еще не делали."

Таурбад непонимающе взглянул на Горгоса. Потом он увидел, что бюллетеня нет. Вздрогнув, он обмакнул палец в чернильницу и написал "Что было сказано в записке, которую я тебе отдал?"

"Вы не помните?" спросил Горгос, пряча улыбку. Он знал, что в последнее время его хозяин слишком много пьет. "Точных слов не скажу, но там было что-то вроде, "Вандертил, вот он. Простите за задержку. У меня в последнее время проблемы с головой. - Таурбад." Поскольку вы написали, "вот он," я решил, что бюллетень тоже надо отнести, и так я и сделал. И им он здорово понравился. Держу пари, в этот сандас писем будет в три раза больше."

Таурбад кивнул головой, улыбнулся и отослал посыльного. Горгос вернулся в храм, а его хозяин сел за письменную доску и взял чистый лист пергамента.

Он написал: "Чего ты хочешь, Фейфолкен?"

На пергаменте получилось: "Прощайте. Я ненавижу свою жизнь. Я перерезал себе жилы."

Таурбад попробовал еще раз: "Я схожу с ума?"

Вышли слова: "Прощайте. Я принял яд. Я ненавижу свою жизнь."

"Почему ты так поступил со мной?"

"Я, Таурбад Хульзик, не могу больше мириться с собой и собственной неблагодарностью. Вот почему я решил повеситься."

Таурбад взял свежий пергамент, обмакнул палец в чернильницу и решил переписать бюллетень. Хотя его первоначальный план тоже был простым и полным ошибок, пока Фейфолкен не изменил его, новая копия оказалась просто ужасной. Не хватало апострофов, Г были похожи на Т, предложения извивались, словно змеи. Чернила с первой страницы просочились на вторую страницу. Когда он вырывал страницы из тетради, третья страница чуть не разорвалась пополам. Однако окончательный результат все же был на что-то похож. По крайней мере, Таурбад на это надеялся. Он написал еще одну записку, "Используйте этот бюллетень вместо того безобразия, которое я вам отправил."

Когда Горгос вернулся с новыми письмами, Таурбад отдал ему конверт. В новых письмах было все то же самое, за исключением письма от его лекаря, Телемихиэля. "Таурбад, как можно скорее приезжайте к нам. Мы получили сообщения из Черных Топей о вспышке бубонной чумы, очень похожей на то, что было с вами, и нам необходимо снова осмотреть вас. Пока что ничего не ясно, но мы хотим знать, каковы наши возможности."

Чтобы придти в себя, Таурбаду понадобился весь остаток дня и пятьдесят порций крепчайшего меда. Большую часть следующего утра он приходил в себя от вчерашнего. Он начал писать Вандертил пером: "Что вы думаете о новом бюллетене?". Фейфолкен вывел "Я решил сжечь себя, потому что совершенно бездарен."

Таурбад переписал записку, макая палец в чернила. Когда появился Горгос, он отдал ему записку. Горгос принес письмо от Вандертил.

Оно гласило, "Таурбад, вы не только божественно одарены, но у вас еще прекрасное чувство юмора. Предложить использовать эти каракули вместо настоящего бюллетеня! Архиепископ очень смеялся. Дождаться не могу, чем вы порадуете нас на следующей неделе. Ваша Вандертил."

Неделей позже на погребальную службу собралось гораздо больше друзей и поклонников Таурбада Хульзика, чем вы можете себе представить. Гроб, разумеется, пришлось оставить закрытым, но это не удержало скорбящих от попыток прикоснуться к его гладкой дубовой поверхности, как будто это была плоть самого художника. Архиепископ собрался с силами и произнес прекрасную хвалебную речь. Вечный враг Таурбада, прежний секретарь, Алфиерса, приехала из Клаудреста, рыдая. И рассказывая всем, кто согласен был слушать, что советы Таурбада изменили всю ее жизнь. Когда она услышала, что Таурбад завещал ей свое перо, то упала на землю, захлебываясь от слез. Вандертил была еще более безутешна, пока не столкнулась с красивым и восхитительно одиноким молодым человеком.

"Не могу поверить, что его не стало, а я его даже не видела и ни разу не разговаривала с ним лицом к лицу," сказала она. "Я видела тело, но оно так обгорело, что я даже не знала, он это, или нет."

"Хотелось бы мне сказать, что произошла ошибка, но к несчастью, есть множество медицинских доказательств," сказал Телемихиэль. "Некоторые из них я дал сам. Он был моим пациентом, видите ли."

"О," сказала Вандертил. "А разве он болел?"

"У него была бубонная чума много лет назад, она сожгла ему гортань, но казалось, что его ожидает полное выздоровление. Я написал ему об этом за день до того, как он покончил с собой."

"Вы целитель?" воскликнула Вандертил. "Посыльный Таурбада Горгос сказал, что доставил письмо от вас, когда я отсылала ему свое, с комплиментами относительно нового, примитивистского стиля бюллетеня. Это была поразительная работа. Я не успела сказать ему об этом, но мне стало казаться, что он слишком привержен старомодной манере письма. Получилось так, что он сделал последнюю гениальную работу и ушел в лучах славы. Выражаясь фигурально. И буквально."

Вандертил показала целителю последний бюллетень Таурбада, и Телемихиэль согласился с тем, что его яростный, почти неразборчивый почерк прославляет силу и могущества бога Аури-Эля."

"Я совсем запутался," сказал Вонгулдак.

"В чем?" спросил Великий Мудрец. "Мне казалось, что эта история очень простая."

"Фейфолкен сделал все бюллетени красивыми, кроме последнего, того, который Таурбад сделал для себя," сказал Таксим задумчиво. "Но почему он неправильно прочитал письма от Вандертил и целителя? Фейфолкен изменил слова?"

"Возможно," улыбнулся Великий Мудрец.

"Или Фейфолкен изменил восприятие Таурбадом этих слов?" спросил Вонгулдак. "Фейфолкен свел его с ума в конце концов?"

"Похоже на то," сказал Великий Мудрец.

"Но это значит, что Фейфолкен был слугой Шеогората," сказал Вонгулдак. "А вы говорили, что он служил Клавикус Вайлу. Что же он внушал, озорство или безумие?"

"Фейфолкен определенно изменял волю," сказал Таксим, "А именно это сделал бы прислужник Клавикуса Вайл, чтобы сохранить проклятие."

"Достойный конец истории про писца и зачарованное перо," улыбнулся Великий Мудрец. "Понимайте, как хотите."