Возможно, я никогда не попал бы в пустыню Алик'р, не повстречай я Велтана в небольшой сентинельской таверне. Велтан - редгардский поэт, творения коего я читал, но лишь в переводе. Он пишет на старом языке редгардов, а не на тамриэльском. И однажды я спросил его - почему.

"Тамриэльское слово, обозначающее спресованное прокисшее молоко - сыр," - сказал Велтан, широкая ухмылка появилась на его лице. - "Редгарское слово - млуо. Скажи мне, если бы ты был поэтом, одинаково хорошо владевшим обоими языками,какое слово ты бы избрал?"

Я - дитя городов, и я поведал ему истории о шуме и продажности, диких ночах и энергии, культуре и упадке. С огромным вниманием он слушал о городе моего рождения; Имперский Город из белого мрамора, все жители коего убеждены в собственной значимости лишь из-за близости Императора и богатогоубранства улиц. Они говорят, что нищий на улицах Имперского Города - это человек, живущий во дворце. Отпив крепкого эля, я поведал Велтану о заполненных толпой рынках Риверхолда; о темном Мурнхолде; об особняках Лилмота; о прекрасных и опасных аллеях Хелстрома; величавых проспектах древнего Солитуда. И он восхищался, задавал вопросы и отпускал комментарии.

"Я чувствую, будто знаю твой дом - пустыню Алик'р - из твоих поэм, хоть я никогда там не был," - сказал я ему.

"О, ты не знаешь. Никакая поэма не может выразить Алик'р. Она лишь может подготовить тебя к визиту намного лучше всякого путеводителя. Но если ты хочешь познать Тамриэль и стать истинным жителем планеты, ты должен пойти и лично прочувствовать пустыню."

Немногим больше года отняло у меня завершение всех дел, скопление денег (самое тяжелое занятие) и замена городской жизни на пустыню Алик'р. Вместо путеводителя я взял с собой несколько книг поэм Велтана.

"Священное пламя поднимается над костром,
Призраки безымянных мужчин и женщин,
Давно сгинувшие города восстают и низвергаются в пламя,
Песнь Откровения Диоскори,
Рушащиеся стены и бессмертный камень,
Огненный песок, что созидает и разрушает."

Эти шесть первых строк из "Бессмертия Пыли" моего друга создали мое первое видение пустыни Алик'р, хотя оно оказалось далеко от реальности. Мое жалкое перо не может выразить всей суровости, величия, иллюзорности и постоянства Алик'р.

Все законы и ограничения, установленные нациями на этой земле оказались сметены движущимися песками пустыни. Я не смогу сказать, был я в Антифиллосе или в Бергаме, и немногие из здешних жителей смогут сказать мне. Для них, а вскоре и для меня, мы были просто в Алик'р. Нет. Мы были частью Алик'р. Это ближе к философии жителей пустыни.

Священное пламя, о котором писал Велтан, я узрел в свое первое утро в пустыне: необъятный алый туман, который, казалось, лился из глубин Тамриэля. Задолго до полуденного солнца туман исчез. Затем я увидел города Велтана. Руины Алик'р выросли из-под песка под одним порывом ветра, а следующий порыв вновь занес их песком. Ничто не вечно в пустыне, но ничто не умирает навечно.

Днем я скрылся в палатке и размышлял об истинной природе редгардов, поселившихся в этой дикой, вечной земле. Они воины по своей природе. Лучше их отряда нет никого. Для них нет ничего ценного, кроме того, за что приходится бороться. Никто не сражался с ними за пустыню, но Алик'р - великий враг. Битва продолжается. Это война без ненависти, священная война в том смысле, который должна приносить эта фраза.

Ночью я созерцаю землю в ее относительной безмятежности. Но безмятежность поверхностна. Сами камни источают жар и свет идущий ни от Солнца, ни от лун - Джон и Джод. Мощь камней исходит от бияния самого сердца Тамриэля.

Два года провел я в Алик'р.

Я пишу это, вернувшись в Сентинель. Мы воюем с Даггерфоллом за покрытую зеленью скалу, принадлежащую водам залива Илиак. Все мои знакомые поэты, писатели и художники подавлены жадностью и гордынейчто сподвигла этих людей на сражения. Это низко, это трагедия. Говодя не древнередгардском - айси, падение вниз.

Да, я не могу предаваться скорби. В течение лет, преведенных среди величия Алик'р, я видел вечные камни, что продолжают жить и после смерти людей. Я нашел свой внутренний взор в бездорожной, безформенной, неизменной и в то же время изменяющейся земле. Вдохновение и надежда, подобно камням пустыни, вечны, в отличие от людских жизней.