Пятьсот лет назад в Мурнхолде, городе изумрудов, проживала слепая женщина-вдова вместе со своим единственным сыном, здоровым молодым человеком. Он был рудокопом, как и его отец до него, обычный рабочий в королевских рудниках, так как его магические способности были очень слабы. Работа была почетной, но плохо оплачиваемой. Его мать пекла и продавала на рынке небольшие пироги с дикой ягодой, помогая обеспечивать их средствами к существованию. Они жили довольно неплохо, говорила его мать. Они имели достаточно, чтобы набить животы, но у них было лишь по одному платью на каждого, ну а крыша протекала только тогда, когда шел дождь. Симмачуcу хотелось большего. Он надеялся на неожиданную удачу на рудниках, которая могла принести ему награду. В свободное время он любил выпить кружечку эля в таверне со своими друзьями и сыграть с ними в карты; он притягивал к себе взоры и вызывал вздохи не у одной эльфийской девушки, хотя ни одна не задерживала на нем свое внимание надолго. Короче говоря, Симмачус был обычным юношей Темным эльфом, примечательным лишь из-за своего роста. По слухам, в нем была толика северной крови.

На тринадцатом году жизни Симмачуса было большое торжество в Мурнхолде по поводу рождения ребенка-девочки у их короля и королевы. "Королева", - пели люди, - "у нас родилась королева!". Ведь для народа Мурнхолда рождение наследника женского пола - верный знак грядущего мира и процветания. Когда пришло время Обряда Именования для королевского чада, все рудники закрылись, и Симмачус поспешил домой, чтобы вымыться и надеть свой лучший костюм. "Я пойду прямиком домой и рассажу тебе обо всем", пообещал он своей матери, которая не могла пойти туда. Она была нездорова, к тому же, будет большое столпотворение, так как весь Мурнхолд собирался быть там, а будучи слепой, она все равно не смогла бы ничего увидеть. "Сын мой", сказала она, "Cкорее иди и приведи мне жреца или целителя, иначе я могу покинуть смертный план бытия прежде твоего возвращения." Симмачус тотчас же подбежал к ее постели и с волнением заметил, что лоб у нее очень горячий, а дыхание неглубокое. Он заглянул в щель между досками пола, где хранились их скромные сбережения. Там было недостаточно, чтобы заплатить жрецу за лечение. Ему придется отдать все, что у них было и еще остаться должным. Симмачус схватил свой плащ и поспешил наружу. Улицы были полны народа, торопящегося в священную рощу, но гильдия магов и храмы были закрыты и огорожены решеткой. Симмачус проломился сквозь толпу и попытался привлечь внимание монаха в коричневом одеянии. "После церемонии, брат", - сказал монах: "Если у тебя есть золото, я с радостью навещу твою мать. Мой господин приказал всем духовным лицам присутствовать, и я не могу ослушаться его"."Моя мать опасно больна",- упрашивал Симмачус. - "Без сомнения, твой господин не сможет заметить отсутствия всего лишь одного скромного монаха. " "Отец настоятель сможет",- нервно сказал монах, вырывая свою рясу из хватки Симмачуса и исчезая в толпе. Cиммачус обращался к другим монахам и магам, но безуспешно.

Всадники в доспехах проехали по улице, оттесняя его своими пиками, и Симмачус понял, что приближается королевская процессия. Когда королевская карета оказалась рядом с ним, Симмачус вырвался из толпы и закричал: "Мой господин, моя мать умирает". "Я запрещаю ей делать это в этот знаменательный день!", - провозгласил король, смеясь и швыряя монету в толпу. Симмачус стоял достаточно близко к королю, чтобы учуять запах вина в его дыхании. На другой стороне кареты королева прижимала к груди своего ребенка и широко раскрытыми глазами глядела на Симмачуса, ее ноздри раздувались от негодования. "Стража!", - закричала она. - "Убрать этого хама!" Грубые руки схватили Симмачуса. Он был избит и оставлен, без движения, на обочине дороги. Симмачус, страдая от головной боли, потащился за толпой и наблюдал Обряд Именования с вершины холма. Он мог видеть священнослужителей в коричневых и магов в голубых одеяниях, собравшихся рядом с королевской родней далеко внизу. Барензия. Имя смутно коснулось ушей Симмачуса, когда Верховный Жрец поднял голенькую малышку и показал ее лунам-близнецам по обе стороны горизонта: Джон восходящий, Джод заходящий. "Узрите Леди Барензию, рожденную править Мурнхолдом. Даруйте ей ваши благословение и совет, даже когда она начнет править, во благо Мурнхолда." "Благословение, благословение:" - шептали люди вместе с королем и королевой, воздев руки.

Только Симмачус стоял молча, наклонив голову, зная в своем сердце, что его дорогая мама ушла из жизни. И в своем безмолвии он дал крепкую клятву стать убийцей своего короля, и, в отместку за безвременную кончину матери, он будет владеть Барензией как своей невестой, чтобы внуки его матери правили Мурнхолдом. По окончании церемонии он с бесстрастием наблюдал за возвращением королевской процессии во дворец. Он увидел монаха, с которым он разговаривал вначале. Тот согласился довольно охотно благодаря золоту, которое было у Симмачуса и обещанию остального позже. Они нашли его мать мертвой, как он и опасался. Монах вздохнул и убрал свою котомку. "Мне очень жаль, брат. Что ж, ты можешь забыть об оставшемся золоте, так как здесь я бессилен что-либо сделать. Наверное,... " "Верни мне мое золото!"- зарычал Симмачус. "Ты ничего не сделал, чтобы его заработать!" Он угрожающе поднял правую руку. Жрец попятился, готовя проклятие, но Симмачус ударил его прежде, чем более трех слов сорвались с его губ. Тот тяжело осел, ударившись головой прямо об один из камней, образовывавших углубление очага. Он умер мгновенно. Симмачус забрал свое золото и покинул город, шепча имя "Барензия".

Маленькая Барензия стояла на верхнем балконе дворца, глядя вниз во внутренний двор, где маршировали солдаты, великолепные в своих доспехах. Сейчас они строились в боевые порядки и приветствовали ее родителей, короля и королеву, выходящих из дворца, закованные с головы до ног в черную броню, c окрашенными в пурпур меховыми накидками, развевающимися позади. К ним подвели покрытых роскошными попонами великолепных вороных коней, и они сели на них и поскакали к воротам, затем развернулись, чтобы салютовать ей. "Барензия!"- кричали они. "Барензия, до свидания!" Маленькая девочка смаргивала слезы и храбро махала им одной рукой, прижимая к груди свою любимую набитую соломой игрушку, серого волчонка, которого она звала "Вуффен", другой рукой. Она никогда раньше не разлучалась со своими родителями и не имела ни малейшего представления, что это означало, кроме того, что на западе шла война, и имена Тибера Септима и Симмачуса были у всех на устах, произносимые с ненавистью и страхом. "Барензия!", - кричали солдаты поднимая вверх свои копья, мечи и луки. Затем ее дорогие родители развернулись и поехали прочь, солдаты последовали за ними, до тех пор, пока дворец почти совсем не опустел.

Некоторое время спустя настал день, когда Барензию разбудила, встряхнув, нянька, в спешке одела и вывела из дворца. Все, что она запомнила об этом ужасном времени, это вид громадной тени с горящими глазами, что заполнила небо. Ее передавали из рук в руки. Появились чужие солдаты. Ее няня исчезла и была заменена незнакомцами, гораздо более странными, чем другие. Шли дни, или это были недели, путешествия. Однажды утром она проснулась, чтобы выйти из повозки в холодное место с большим домом из серого камня посреди бесконечных, унылых лугов и холмов, кое-где покрытыми грязно-белым снегом. Она прижала Вуффена к груди обеими руками и стояла, моргая и дрожа в пасмурном рассвете, ощущая себя очень маленькой и очень черной на всем этом бесконечном однообразно-белом пространстве. Большая серо-белая женщина глядела на нее пугающе яркими голубыми глазами. "Она очень черная, не правда ли?"- заметила она своей спутнице, коричневокожей, черноволосой женщине по имени Нана, которая ехала вместе с Барензией уже несколько дней. "Я никогда раньше не видела Темного эльфа." "Я и сама не много о них знаю." "У этой огненно-красные волосы и нрав под стать, вот что я тебе скажу. Остерегись. Она кусается. И даже хуже." "Я ее быстро отучу от этого,"- фыркнула другая женщина. "А что это за отвратительная штуковина у нее в руках? Тьфу!" Женщила выхватила Вуффена и швырнула его в огонь, горящий в очаге. Барензия завизжала и попыталась броситься за ним в огонь, но была решительно перехвачена, несмотря на ее попытки укусить и оцарапать своих угнетателей, в то время как бедный Вуффен превращался в маленькую кучку золы.

Барензия выростала подобно ростку, посаженному в сад Скайрима, под опекой графа Свена и его жены, Леди Инги. Внешне она выглядела счастливой, но внутри ее были холод и пустота. "Я вырастила ее словно собственную дочь",- имела обыкновение вздыхать Леди Инга, сидя и сплетничая с дамами, живущими по соседству, пришедшими к ней в с визитом. - "Но она же Темный эльф. Что ж вы хотите?" Подразумевалось, что Барензия не услышит этих слов. По крайней мере, она думала, что нет. Ее слух был намного тоньше, чем у ее хозяев-северян. Другие, менее приятные способности Темных эльфов включали в себя воровство, лживость и совсем немного магии, всего лишь небольшое огненное заклинание и немного левитации. И, когда она стала старше, повышенный интерес к юношам и мужчинам, которые могли доставить весьма приятные ощущения и, к ее изумлению, к тому же еще и подарки. Инга неодобрительно относилась к подобной деятельности по причинам, недоступным пониманию Барензии, так что она старалась хранить все в тайне, насколько это было возможно. "Она чудесна с детьми", - добавляла Инга, имея в виду пять своих сыновей, все младше Барензии. - "Она никогда не причиняла им вреда." Был нанят домашний учитель, когда Джонни было шесть лет, а Барензии восемь, и она изучала фундаментальные науки вместе с ним. Ей также хотелось учиться владению оружием, но сама мысль о девочке, тренирующейся во владении оружием, шокировала Ингу и Свена. Барензии дали лук и позволили практиковаться в учебной стрельбе вместе с мальчиками. Она внимательно смотрела за их тренировками в умении сражаться, когда это было возможно, и практиковалась вместе с ними, когда никого из взрослых не было поблизости и знала, что она так же хороша в этом или даже лучше их. "Она очень горда, не так ли?"- могли шепнуть соседские дамы, и Барензия, притворяясь, что не слышит, кивала, соглашаясь.

Она не могла удержаться от чувства превосходства над графом и графиней. Было в них что-то, что поддерживало в ней презрение к ним. Она узнала со временем, что Свен и Инга были дальними родственниками последних правителей Даркмуна, и тогда она начала понимать. Они были лицемерами, самозванцами, а совсем не особами королевской крови. По крайней мере, они не были воспитаны, чтобы править. Эта мысль делала ее странно злой на них. Холодная чистая ненависть, не имеющая ничего общего с негодованием. Барензия начала относиться к ним как к отвратительным и гадким насекомым, которых можно презирать, но не бояться.

Раз в месяц прибывал гонец от Императора и привозил маленький кошелек с золотом Свену и Инге и большую сумку сушеных грибов из Морровинда Барензии для съедения. Ее всегда заставляли выглядеть представительно, насколько представительно может выглядеть худая Темная эльфийка в глазах Инги, и приводили к гонцу для краткой беседы. Один и тот же гонец редко приезжал дважды, но все они оглядывали ее так, как фермер оглядывает свинью, которую готовит на продажу. Весной шестнадцатого года своей жизни Барензия подумала, что гонец выглядел так, словно она наконец-то готова на продажу. И, поразмыслив, Барензия пришла к выводу, что не хочет быть проданной. Помощник конюха, Стро, крепкий светловолосый юноша, застенчивый, добрый, нежный и довольно простодушный, уже несколько недель уговаривал ее убежать с ним. Барензия украла кошелек с золотом, оставленный гонцом, взяла грибы из кладовой, оделась мальчиком, взяв обычную одежду двенадцатилетнего Тимми, и одной прекрасной весенней ночью, они взяли из конюшни двух лучших лошадей и быстро поскакали сквозь ночь в сторону Уайтрана, ближайшего города по соcедству, куда и хотел ехать Стро. Но Морровинд также лежал на востоке и притягивал Барензию, как магнит притягивает железо. Утром они оставили коней благодаря настойчивым требованиям Барензии. Она знала, что их хватятся и начнут выслеживать и надеялась сбить преследователей со следа. Они продолжили двигаться пешком почти до захода солнца, держась боковых дорог, затем проспали несколько часов в заброшенной хижине. Они двинулись дальше в сумерках, и подошли к воротам города Уайтран почти на рассвете. Барензия приготовила пропуск для Стро, в котором говорилось о поездке в храм по поручению местного помещика. Сама она тайком перебралась через стену, используя свое заклинание левитации. Она полагала, что стражи ворот нацелены на поиски молодого Темного эльфа и юноши-северянина, путешествующих вместе, а деревенские парни, вроде Стро, были делом привычным. Один и с документами, он вряд ли привлечет их внимание.

Ее простой план сработал прекрасно. Она встретила Стро в храме, который был недалеко от ворот; она была в Уайтране несколько раз до этого. Стро же, тем не менее, никогда не удалялся более чем на несколько миль от поместья Свена. Вместе они пошли по направлению к обветшалой гостинице в бедном квартале Уайтрана. В перчатках, плащах, капюшонах, защищенные от утренней прохлады, ее темная кожа и красные глаза были незаметны, и никто не обращал на них внимания. Они вошли в гостиницу поодиночке. Стро заплатил хозяину за комнату на одного, много еды и кувшин эля, а Барензия проскользнула внутрь несколькими минутами позже. Они весело пили и ели вместе, празднуя их побег, страстно занимались любовью на узкой кровати, а затем провалились в глубокий сон. Они остались в Уайтране на неделю. Стро заработал немного денег, выполняя поручения, а Барензия обокрала несколько домов по ночам. Барензия продолжала одеваться мальчиком. Она коротко остриглась и перекрасила свои огненно-красные волосы в цвет сажи для большей маскировки и старалась как можно меньше попадаться на глаза, так как в Уайтране было несколько Темных эльфов. Потом Стро нашел им места охранников в торговом караване, отправлявшемся на восток. Сержант посмотрел на нее с сомнением. "Хе,"- ухмыльнулся он, "Темный эльф, а? Это как нанять волка стеречь овец, оно и есть. Однако, мне нужны охранники и мы не собираемся подходить так близко к Морровинду, чтобы ты могла предать нас своим братьям. Наши местные бандиты с охотой перережут как твою глотку, так и мою." Сержант оценивающе посмотрел на Стро, затем внезапно повернулся обратно к Барензии, выхватывая свой короткий меч. Но она уже держала свой нож наготове и стояла в защитной позиции. Стро выхватил свой собственный нож и зашел мужчине за спину. Сержант убрал клинок и снова ухмыльнулся: "Неплохо, детишки, очень неплохо. А как ты с этим луком, Темный эльф?" Барензия продемонстрировала свое умение. "Да, неплохо, совсем неплохо. И ты будешь внимательно смотреть по ночам и все время прислушиваться. Надежный Темный эльф также полезен как солдат-человек. Я знаю. Я служил под началом самого Симмачуса до того как потерял руку и оставил войско Императора по инвалидности."

"Мы могли предать их. Я знаю парней, которые хорошо заплатили бы", - сказал Стро позже, когда они легли спать в свою последнюю ночь в старой гостинице. - "Или ограбить их сами. Они очень богатые, эти купцы, Берри." Барензия засмеялась: "Что бы мы стали делать с такой кучей денег? И нам нужна их защита на время путешествия также, как им нужна наша." "Мы могли бы купить маленькую ферму и поселиться на ней." Деревенщина! С пренебрежением подумала Барензия. Стро был крестьянином, и мечты у него были крестьянские. "Не сейчас, Стро, мы по-прежнему слишком близко к Даркмуну. У нас будет больше шансов подальше на востоке." Караван ушел на восток не далее Сангарда. Тибер Септим приложил много труда для создания относительно безопасных большаков, но его дорожные сборы были высоки, и этот караван придерживался обходных дорог, чтобы избежать их. Это подвергало их опасности нападения разбойных баронов, как людей, так и орков, и бродячих банд, состоящих из головорезов различных рас, но таковы были превратности торговли и получения прибыли. У них было две таких стычки перед приездом в Сангард: засада, которую чуткие уши Барензии засекли заранее, что дало им возможность обойти ее, изрядно удивив прячущихся, и ночное нападение смешанной банды каджиит, людей и Лесных эльфов. Эти последние были опытными бандитами, так что даже Барензия не услышала, как они подкрадывались, и не смогла вовремя дать сигнал тревоги. Сражение было яростным. Атаку отбили, но двое охранников были убиты, а Стро получил неприятное ранение в бедро, прежде чем они с Барензией убили нападавшего на них каджиит. Барензии очень нравилась такая жизнь. Cловоохотливый сержант начал ей симпатизировать, и она проводила большинство вечеров у походного костра, слушая его истории о его участии в кампании в Морровинде с Тибером Септимом и Симмачусом. Последнего сделали генералом после того, как Мурнхолд пал, говорил сержант. "Он отличный солдат, Симмачус, но там в Морровинде помимо этого было что-то еще, если ты понимаешь, о чем я. Ну да тебе это известно, я полагаю." "Я не помню", - сказала Барензия, - "Мы в основном жили в Скайриме. Моя мать вышла замуж за мужчину из Скайрима, но они уже оба умерли. Что произошло с королем и королевой Мурнхолда?" Сержант пожал плечами: "Ничего об этом не слышал. Мертвы, судя по всему. Весь Морровинд сейчас находится под военным управлением. Там относительно спокойно. Может быть, слишком спокойно. Как затишье перед бурей. Ты возвращаешься туда?" "Возможно,"- ответила Барензия.

Ее и в правду тянуло в Морровинд как магнитом. Стро чувствовал это и был этим недоволен. Он так или иначе был бы недоволен, так как они не могли спать вместе, ведь предполагалось, что она - парень. Барензии тоже этого не хватало, но, по-видимому, не так сильно как Стро. Сержант хотел, чтобы они нанялись на обратную дорогу, но тем не менее выдал им их плату, когда они отделились, и рекомендательные письма. Стро хотел навсегда поселиться рядом с Сангардом, но Барензия настаивала на дальнейшем продвижении на восток. "Я королева Мурнхолда по праву,"- сказала она, неуверенная в том, правда это или сказка, придуманная ею самой, когда она была ребенком. - "Я хочу домой. Мне нужно попасть домой." По крайней мере это было правдой. У нее кончились грибы, и она сильно нуждалась в них. Она нашла несколько выставленных на продажу на рынке Сангарда, но они не были так хороши или хотя бы удовлетворительны, как те, что привозил гонец. Спустя несколько недель им удалось получить места в караване, отправляющемся на восток.

Ранней зимой они были в Рифтене, поблизости от границы Морровинда, но погода становилась суровее, и им было сказано, что ни один караван не двинется дальше до середины весны. Барензия стояла наверху городской стены и смотрела на глубокое ущелье, что отделяло Рифтен от заснеженной горной гряды и Морровинда позади нее. "Берри,"- сказал Стро мягко, - "До Мурнхолда еще далеко, почти столько же, сколько мы уже преодолели, а земли впереди дикие, кишащие волками, бандитами и орками и даже худшими созданиями. Мы должны дождаться весны." "Вон там Крепость Сигрод," - ответила Барензия, указывая на поселение Темных эльфов, выросшее вокруг древней цитадели, охраняющей границу между Морровиндом и Скайримом. "Стражи моста не пропустят меня, Берри. Это упертые Имперские воины. Их невозможно подкупить. Если ты пойдешь, то иди одна. Я не буду пытаться остановить тебя. Но что ты собираешься делать? Крепость Сигрод полна Имперских войск. Ты станешь для них посудомойкой? Маркитанткой?" "Нет,"- сказала Барензия задумчиво. На самом деле такая идея не казалась ей абсолютно непривлекательной. Она была уверена, что ей удалось бы неплохо прожить, если спать с солдатами за деньги. У нее было несколько приключений подобного сорта, когда они пересекали Скайрим, тогда она одевалась женщиной и ускользала от Стро. Ей всего лишь хотелось немного новизны. Стро был мил, но глуп. Она была изумлена и довольна, когда мужчины, с которыми она сводила знакомство, предлагали ей после этого деньги. Стро, тем не менее, бывал очень недоволен и мог накричать на нее, а затем дулся несколько дней, после того как ловил ее на этом. Он был очень ревнив и даже угрожал бросить ее. Но Имперские солдаты были грубы и жестоки по общим отзывам, и Барензия слышала несколько неприятных историй во время своих странствий. Самые отвратительные истории исходили из уст бывших ветеранов во время сидений вокруг караванного походного костра и излагались с множеством подробностей. Они пытались напугать ее и Стро, понимала она, но она также осознавала, что в этих побасенках было много истинного. Стро ненавидел подобные разговоры и то, что она их слушала, но какая-то часть его была очарована этим. Барензия заставляла его искать других женщин, но он отвечал, что ему не нужен никто, кроме нее. Она говорила ему, что не чувствует ничего похожего, но Стро действительно нравится ей больше, чем остальные. "Но почему ты тогда идешь с другими мужчинами?" "Я не знаю, милый." Стро вздыхал. "Говорят, женщины Темных эльфов все такие." Барензия улыбалась и пожимала плечами. "Я знаю. Наверное, все дело в этом."

Они поселились в Рифтоне на зиму, снимая дешевую комнату в трущобах. Барензия вступила в гильдию воров, понимая, что у нее будут большие проблемы, если ее поймают работающую на саму себя.

Однажды в баре она поймала на себе взгляд самоувереннного молодого каджиит по имени Феррис, про которого было известно, что он член гильдии. Она предложила ему переспать с ним, если он будет ее поручителем при вступлении в гильдию. Он оглядел ее с головы до ног, ухмыляясь, затем согласился, но сказал, что ей придется пройти еще и испытание. "Какого рода испытание?" "А," - сказал Феррис: "плату вперед, сладкая моя." Он обнял ее одной рукой, склонившись к ней и поцеловал ее, глубоко засунув свой язык в ее рот, а свободную руку в блузку. "Отлично,"- сказал он, вынув язык, но не руку. Другая его рука скользнула вниз за ее поясок, лаская ягодицы. "Пойдем наверх, воспользуемся моей комнатой,"- Барензия чувствовала себя одновременно смущенной и возбужденной его дерзостью. Феррис нагло ухмыльнулся: "О чем беспокоиться? Ты меня хочешь, не так ли? Уверен, ты мне заплатишь прямо здесь?" "Нет,"- сказала Барензия. Она действительно хотела его, но не до такой же степени. "Нет? Ну что ж, сделка есть сделка, а Феррис держит свое слово. Но здесь. Сейчас." Он задрал ей юбку и посадил ее к себе на колени, так что она села верхом, лицом к нему. Он расстегнул ее блузку и приспустил ей на плечи, так что обнажились ее груди. "Отличная парочка, крошка!" Она сидела лицом к стене, но все равно могла чувствовать на себе взгляды других посетителей. В помещении воцарилась тишина. Даже бард замолчал. Она ощущала одновременно и тошноту и сильное жгучее желание. Ее руки высвободили его набухший пенис, затем он вошел в нее, и она закричала сразу и от боли и от наслаждения. Затем все потемнело. Когда она снова пришла в себя, она сидела рядом с Феррисом, который застегивал пуговицы на ее блузке. "Это было больно!"- сказала она возмущенно. "Так всегда бывает, крошка. Разве никто не рассказывал тебе о мужчинах каджиит? Но ведь это приятная боль, не так ли?" Барензия сердито посмотрела на него. Она все еще испытывала жгучую боль. На его пенисе были маленькие шипы. "Ну что ж, сделка разорвана, если ты так хочешь," - пожал он плечами. "Нет, я этого не говорила. Я лишь предпочитаю уединение. И я хочу выждать немного, примерно сутки или около того, до следующего раза." Стро наверно прикончит ее, и Ферриса, возможно, тоже. Что, во имя Тамриэля, заставило ее выкинуть такую штуку! Она окинула помещение беспокойным взглядом, но другие посетители потеряли к ней интерес и вернулись к своим занятиям. Она не узнала ни одного из них, это была не та гостиница, в которой она жила. Если повезет, Стро узнает об этом лишь через некоторое время или не узнает никогда.

Но Феррис, безусловно, был самым возбуждающим и привлекательным мужчиной, какого она когда-либо встречала. Он не только рассказал ей об умениях, необходимых члену гильдии воров, но и сам наставлял ее в них, либо представил ее людям, которые могли обучить ее. Среди них была северянка, немного знавшая о магии. Катиша была полноватой, почтенной женщиной. Она была замужем за кузнецом, имела двух десятилетних детей, и была совершенно заурядной и уважаемой дамой, за исключением того, что она обожала кошек, имела дар к определенным видам магии и поддерживала довольно странные знакомства. Она учила Барензию заклинанию невидимости и обучала ее другим способам скрытия и маскировки. Катиша свободно соединяла магические и немагические способности, используя одни для усиления других. Она не была членом гильдии воров, но очень любила Ферриса материнской любовью. Барензия начала симпатизировать ей так, как ни одной женщине до этого, и спустя следующие несколько недель, она рассказала Катише о себе все. Она также привела к ней Стро. Стро понравилась Катиша, но не Феррис. Последний нашел Стро забавным и предложил Барензии образовать то, что он назвал тройкой. "Ну нет,"- сказала Барензия, обрадованная тем, что Феррис затронул эту тему наедине. - "Ему бы это не понравилось. Мне бы это не понравилось!" Феррис усмехнулся своей очаровательной треугольной кошачьей улыбкой и снова лениво растянулся в кресле, свернув хвост." Вы оба могли быть приятно удивлены. Пары - это так скучно. Ну а ты не против, если я приведу друга?" "Против. Если тебе скучно со мной, ты и твой друг можете поискать кого-нибудь другого."

Теперь она уже была членом гильдии воров и находила Ферриса полезным, но не необходимым. Возможно ей тоже немного прискучило с ним. Она поговорила с Катишей о своих затруднениях. Катиша покачала головой и сказала ей, что она ищет любви, а не секса, что она узнает подходящего для нее мужчину, когда найдет его, и что ни Стро, ни Феррис оба ей не подходят. Барензия недоумевающе склонила голову набок. "Говорят, женщины Темных эльфов про- про- что-то. Проститутки?" "Ты имеешь в виду промискуитичны, хотя некоторые действительно становятся проститутками, я полагаю. Эльфийские женщины бесплодны, пока они молоды. У тебя это пройдет с возрастом. Возможно, уже проходит,"- сказала Катиша с надеждой. - "Но тебе все-таки следует познакомиться с каким-нибудь привлекательным эльфийским юношей. Если ты продолжишь водить компанию с каджиит и людьми, то вскоре обнаружишь, что беременна." Барензия невольно улыбнулась при этой мысли. "Мне бы это понравилось. Но это было бы сплошное беспокойство, не так ли? Дети - это куча проблем, а у меня даже еще нет своего дома." "Сколько тебе лет? Семнадцать? Ну, у тебя еще есть годик или два до того как ты сможешь иметь детей, разве что тебе совсем уж не повезет. Эльфы неохотно заводят детей с другими эльфами даже после этого, так что с тобой будет все в порядке, если ты будешь держаться их." "Стро хочет купить ферму и жениться на мне." "Ты этого хочешь?" "Нет. Не сейчас. Возможно, когда-нибудь, если я не смогу быть королевой." "Стро будет уже глубоким стариком, когда настанет "когда- нибудь", Берри. Эльфы живут очень долго." Лицо Катиши ненадолго приобрело то выражение, какое обычно бывает у людей, когда они задумываются о тысячелетнем отрезке жизни, данном эльфам от природы. На самом деле, лишь немногие живут так долго, так как болезни и войны берут свое, но они способны на это. "Старики мне тоже нравятся,"- сказала Барензия.

Барензия нетерпеливо поеживалась в то время, как Феррис перебирал бумаги в письменном столе. Он был внимателен и методичен, стараясь вернуть каждую вещь на то место, где она была до этого. Они проникли в дом аристократа, оставив Стро снаружи для наблюдения. Феррис заявил, что это простое задание, но очень секретное. Он даже не хотел брать с собой других членов гильдии. Он сказал: он знает, что может довериться Берри и Стро. "Скажи мне, что ты ищешь, и я это найду,"- прошептала Берри. Ночное зрение у Ферриса было хуже, чем у нее, а он даже не хотел зажечь свет.

Берри никогда раньше не была в таком роскошном месте. Она с изумлением оглядывалась по сторонам, когда они проходили по огромным помещениям нижнего этажа, но Ферриса, похоже, не интересовало ничего, кроме письменного стола в маленьком, заставленном рядами книг рабочем кабинете на верхнем этаже. "Сссс'т"- сердито прошипел он. "Кто-то идет!"- произнесла Берри за миг до того, как открылась дверь и в комнате появились две темные фигуры. Феррис резко толкнул ее в их сторону и прыгнул в направлении окна. Мышцы Барензии закаменели; она не cмогла ни двинуться ни даже заговорить. Она беспомощно смотрела, как темная фигура рванулась вслед за Феррисом. Две быстрые, беззвучные голубые вспышки огня, и Феррис свалился безвольной кучей. За пределами кабинета дом ожил звуками шагов, перекликающихся голосов и лязга доспехов. Крупный мужчина, Темный эльф, наполовину поднял, наполовину поволок Ферриса к двери и там швырнул его в уже ждущие объятья. Кивок головы эльфа отправил его закутанного в плащ напарника следом. Эльф вернулся, чтобы осмотреть Барензию, которая снова могла двигаться, хотя в ее голове начинало раздражающе пульсировать, когда она шевелилась. "Расстегни рубашку, Барензия,"- произнес эльф. Барензия уставилась на него и затянула ее потуже. "Ты девушка, не так ли, Берри?"- мягко сказал он. - "Ты должна была перестать одеваться парнем несколько месяцев назад. Ты лишь привлекала к себе внимание. И называть себя Берри! Или твой дружок Стро настолько глуп, что не в состоянии больше ничего придумать?" "Это обычное эльфийское имя,"- оправдывалась Барензия. Мужчина печально покачал головой. "Не среди Темных эльфов, моя дорогая, но ты ведь на самом деле немногое знаешь о Темных эльфах, не так ли? Я сожалею об этом, но это не непоправимо. Не имеет значения. Я это исправлю." "Кто ты?"- потребовала ответа Барензия. "Сколько чести,"- мужчина пожал плечами, криво улыбаясь. - "Я Симмачус, моя госпожа, и мне пришлось немало потрудиться, преследуя тебя, хотя я и полагал, что ты достигнешь Морровинда. Тебе слегка повезло. В Уайтране было найдено тело, в котором опознали Стро, так что мы перестали искать двоих. Как легкомысленно с моей стороны, так как я даже и не думал, что вы пробудете вместе так долго." "Где он? С ним все в порядке?" "О, сейчас да. Под охраной, само собой. Так значит, тебе он небезразличен?" Он смотрел на нее с любопытством в красных глазах, что были так непривычны для Барензии за исключением ее собственного, редко видимого, отражения. "Он мой друг,"- сказала Барензия. Эти слова были произнесены тоном, прозвучавшим глупо и безнадежно даже для ее собственных ушей. Симмачус! Генерал Имперской Армии, по слухам, пользующийся расположением, и являющийся ухом самого Тибера Септима. "Да. Ты, по- видимому, приобрела несколько неподходящих знакомств, если мне будет позволено так выразиться, моя госпожа. " Пока они разговаривали, шум и суматоха в доме утихли, тем не менее, она могла слышать людей, скорее всего, живущих в этом доме, перешептывающихся неподалеку. Высокий эльф присел на край стола. Он выглядел вполне расслабившимся и готовым пробыть здесь некоторое время. Несколько закомств? "Ч-что с ними будет? И со мной?" "Ага. Как тебе известно, этот дом принадлежит командующему Имперскими войсками в этом регионе." Барензия поперхнулась, и Симмачус остро глянул на нее. "Ты не знала? Ты неосмотрительна, даже для семнадцати лет. Ты всегда должна знать, что ты делаешь." "Н-но Г-гильдия н-не стала бы...",- Барензия дрожала. Гильдия воров никогда бы не предприняла действий, затрагивающих Имперскую политику. Никто не осмеливался противостоять Тиберу Септиму, по крайней мере, никто из тех, кого знала Барензия. "Осмелюсь подтвердить. Вряд ли Феррис получил одобрение гильдии на это задание. Интересно..." Симмачус внимательно осмотрел стол, выдвигая по очереди все его ящики. Он выбрал один, выложил его содержимое на стол и убрал ложное дно. Под ним лежал свернутый лист бумаги; это было что-то вроде карты. Барензия пододвинулась ближе, чтобы взглянуть на нее. Симмачус, смеясь, убрал от нее листок. "Действительно быстра!" Он быстро просмотрел его, затем свернул и положил на место. "Ты советовал мне искать знание." "Так я и сказал, так и сказал." Внезапно он, судя по всему, пришел в хорошее настроение. "Мы должны идти, моя дорогая госпожа." Он повел ее к двери, вниз по лестнице и наружу на ночной воздух.

Поблизости никого не было. Глаза Барензии скользнули по теням. Она прикинула в уме, не удастся ли ей убежать или еще как-нибудь скрыться от него. "Ты же не думаешь о том, чтобы попытаться сбежать? Разве ты не хочешь сперва узнать о моих планах на тебя?" Он проговорил это с легкой обидой. "Да." "Может быть ты сначала хотела бы узнать о своих друзьях?" "Нет." Он выглядел довольным. Это был ответ, который он хотел услышать, но это также была правда. Когда Барензия выказывала беспокойство о судьбе своих друзей, особенно о Стро, она гораздо больше волновалась о себе. "Ты займешь свое законное место королевы Мурнхолда." Ее сердце подпрыгнуло. Так это была правда! Симмачус объяснил, что таковы были планы его и Тибера Септима на нее с самого начала. Что Мурнхолд, который находился под военным управлением дюжину лет с тех пор, как она его покинула, должен вернуться наконец к штатскому правлению, под началом Империи, конечно, как часть Имперской Провинции Морровинд. "Но почему меня послали в Даркмур?" "В целях безопасности. Почему ты сбежала?" Барензия пожала плечами. "Я не видела причин оставаться. Мне должны были сказать!" "Тебе бы сказали к этому времени. На самом деле я посылал за тобой, ты должна была прибыть в Имперский Город и провести там некоторое время в резиденции Императора. Что до твоего предназначения, оно должно стать твоим будущим. Тибер Септим не заботится о тех, кого он не может использовать, а каким еще образом ты могла быть ему полезна?" "Я ничего не знаю ни о тебе ни о нем." "Так узнай это: Тибер Септим воздает друзьям и врагам одинаково по их заслугам." Барензия подумала над этим несколько мгновений. "Стро хорошо послужил мне и никогда не причинял никому вреда. Он не член гильдии воров. Он был со мной, чтобы защищать меня. Он помогает нашему делу выполняя поручения, и..." Симмачус взмахом руки призвал ее к молчанию. "Мне все известно о Стро,"- сказал он, - "и о Феррисе. Итак. Чего бы ты хотела?" "Стро хочет маленькую ферму. Если бы я была богата, я бы купила ему ее." "Очень хорошо. Он ее получит. А Феррис?" "Он меня предал,"- сказала Барензия тихим голосом. Феррис должен был предупредить ее об опасностях, связанных с этим заданием. Более того, он толкнул ее прямо в руки врагов, пытаясь сам спастись. "Да. И?" "Он должен быть наказан за это, не так ли?" "Звучит разумно. Какую форму должно принять наказание?" Барензия сжала пальцы в кулаки. Ей хотелось заняться каджиит самой, но это было бы не очень по-королевски. "Порка кнутом. Не будет ли двадцати ударов слишком много, как ты думаешь? Я не хочу нанести ему пожизненное увечье." "Я позабочусь об этом."

Барензия провела два дня в доме Симмачуса, в течение которых она была очень занята. Там была женщина, Темная эльфийка, по имени Дреллиан, которая прислуживала им, но она не была служанкой на самом деле, так как она ела вместе с ними. Не была ли она его женой? Дреллиан, по-видимому, была удивлена, когда Барензия спросила ее об этом. Она просто сказала, что она прислуживает Симмачусу и делает все, что он попросит. С помощью Дреллиан для нее заказали несколько хороших платьев и пар обуви, плюс костюм для верховой езды и сапоги, а также остальные маленькие, но необходимые вещи. Барензии предоставили собственную комнату. Симмачуса подолгу не было дома. Она видела его на большинстве трапез, но он мало говорил о себе и о том, чем он занимается, хотя и был радушным и вежливым, был готов порассуждать о многих вещах и с видимым интересом слушал все, что она говорила.

С Дреллиан было практически то же самое. Барензия находила их довольно приятными, но мало понятными, как сказала бы Катиша. Она чувствовала странное разочарование. Это были первые Темные эльфы, с которыми она сошлась близко. Она думала, что будет чувствовать себя с ними комфортно, ощутит, по крайней мере, свою принадлежность к ним. Вместо этого она поняла, что скучает по своим друзьям- северянам, Катише и Стро. Когда Симмачус сказал ей, что они отправляются в Имперский Город на следующий день поутру, она спросила, можно ли ей попрощаться со своими друзьями. "Катиша?" - спросил он. - "Ну что ж. Я полагаю, я немного задолжал ей. Это ведь она вывела меня на тебя, рассказав об одинокой девушке, Темной эльфийке, по имени Берри, которой нужны друзья-эльфы, и которая иногда одевается парнем. Она не связана с гильдией воров. И никто из гильдии воров не знает твоего настоящего имени, кроме Ферриса. Это хорошо. Мне бы хотелось, чтобы твое бывшее членство в гильдии не было достоянием общественности. Ты никому об этом не скажешь. Это не пристало Имперской королеве." "Не знает никто, кроме Стро и Ферриса. Они никому не скажут." "Да. Они не скажут." Так значит, он не знал, что Катише тоже об этом известно! Стро пришел в их дом утром в день их отъезда, их оставили одних в гостиной, хотя Барензия знала, что остальные эльфы находятся в пределах слышимости.

Стро выглядел подавленным и бледным. Они молча обняли друг друга и простояли так несколько минут. Плечи Стро тряслись, и слезы бежали по его щекам, но он ничего не сказал. Барензия попыталась улыбнуться. "Итак мы оба получим, что хотели. Я стану королевой Мурнхолда, а ты будешь королем своей собственной фермы. Я напишу тебе. Ты должен найти писаря и тоже написать мне." Стро печально покачал головой, и когда Барензия начала настаивать, открыл рот и показал туда, издав нечленораздельный звук. У него не было языка! Барензия упала в кресло и разрыдалась. "За что?" - потребовала она ответа у Симмачуса, когда Стро увели прочь. "За что?" - Симмачус пожал плечами. - "Он знает о тебе слишком много. Он мог быть опасен. По крайней мере он жив, и ему не понадобится язык на ферме." "Я тебя ненавижу!" - Барензия закричала на него, затем согнулась пополам, и ее вырвало на пол. Она продолжала кричать на него в промежутках между приступами тошноты. Он спокойно слушал некоторое время, пока Дреллиан убирала за ней. Наконец он приказал ей перестать, иначе он свяжет ее на время путешествия. Они остановились у дома Катиши. Симмачус и Дреллиан не стали спешиваться. Все вроде бы было нормально, но Барензии было страшно, пока она стучала в дверь. Катиша ответила на ее стук. Она без сомнения плакала, но тем не менее обняла Барензию. "Почему ты плачешь?"- спросила Барензия. "Из-за Ферриса, конечно. Ты не слышала? Он мертв. Его поймали на краже в доме командующего. Бедняга, но это было так глупо с его стороны. О, Барензия, он был подвешен и четвертован этим самым утром на рассвете, по приказу командующего. Я ходила; он хотел меня увидеть. Это было ужасно, он так страдал перед смертью. Я никогда этого не забуду. Я искала тебя и Стро, но никто не знал, куда вы подевались. Это с тобой Симмачус, не так ли? Ты знаешь, в то мгновение, как я его увидела, я подумала, вот кто нужен Барензии! Я рассказала ему о тебе, ты знаешь." "Да,"- сказала Барензия. "Катиша, я люблю тебя, но пожалуйста никогда никому ничего больше не рассказывай обо мне. Никогда. Поклянись, что не станешь. Особенно Симмачусу. И присмотри за бедным Стро для меня." Катиша, озадаченная, поклялась. "Берри, это случаем не из-за меня Ферриса поймали? Я никогда ничего не говорила Симмачусу о Феррисе." Барензия уверила ее, что не из-за нее, что о планах Ферриса Имперской Страже рассказал информатор, что скорее всего было ложью, но Катиша очень нуждалась хоть в каком-то утешении. "Ох, я так этому рада, если я сейчас хоть чему- то могу быть рада. Страшно подумать, но откуда мне было знать? А Симмачус очень красивый, ты так не думаешь? И привлекательный." "Я не знаю,"- ответила Барензия. "На самом деле я об этом не думала. Не было времени." Она рассказала о том, что станет королевой Мурнхолда, но сначала поживет некоторое время в Имперском Городе. "Он искал меня. Я сомневаюсь в том, что он думает обо мне как о женщине. Хотя он сказал, что я не выгляжу как мальчик,"- добавила она, видя недоверие на лице Катиши. Она знала, что Барензия оценивает каждого мужчину, которого видит, с точки зрения сексуальной привлекательности. "Думаю, это потрясение из-за осознания того, что я действительно королева," - прибавила она, и Катиша согласилась, что это должно быть что-то вроде потрясения, хотя она сама ничего подобного ни разу не испытывала.

Они покинули Рифтон через большие южные ворота. Когда они проехали сквозь них, Симмачус похлопал ее по плечу и указал назад на ворота. "Я думал, с Феррисом ты тоже захочешь попрощаться,"- сказал он. Барензия коротко, но внимательно глянула на голову, насаженную на шип над воротами. Над ней поработали птицы, но лицо было все еще узнаваемо. "Я думаю, он меня не услышит,"- произнесла она. "Поехали дальше?" - Симмачус был положительно разочарован ее отсутствием реакции. "Ты узнала об этом от Катиши?" "Ну конечно. Она присутствовала на казни."- сказала Барензия небрежно. Если он этого еще не знал, то вскоре узнает; в этом она была уверена. "Она знала, что Феррис состоял в гильдии?" "Все это знали. Только низко стоящие члены гильдии вроде меня должны держать свою принадлежность к ней в секрете. Офицеры высшего ранга хорошо известны. Но тебе же все это известно, разве нет?" Она широко улыбнулась ему. "Так ты сказала ей, кто ты и откуда, но не сказала о гильдии?" "Членство в гильдии не было моим секретом. Остальное было. Здесь есть разница. Кроме того, Катиша - очень честный человек. Скажи я ей, и это принизило бы меня в ее глазах. Она всегда старалась упросить Ферриса заняться честной работой. Я ценю ее хорошее мнение. К тому же она всегда думала, что я буду счастливее, если поселюсь жить всего лишь с одним другом- мужчиной, одним из моей собственной расы. Точнее, с тобой. Не правда ли странно, как иногда мечты становятся реальностью, но не так, как бы тебе этого хотелось?" "Да. Очень странно." Что-то в том, как он это сказал, заставило ее подумать, что она сама была одной его мечтой, ставшей реальностью, но не совсем так, как ему бы хотелось.

Барензия ощущала груз печали в течение нескольких дней, но уже на третий день ее настроение начало понемногу подниматься. Она обнаружила, что ей нравится снова быть в дороге, несмотря на то, что она скучала по обществу Стро даже больше, чем ожидала. Их сопровождал отряд рыцарей редгардов, с которыми она чувствовала себя комфортно, хотя эти были гораздо более дисциплинированны, чем охранники торговых караванов. Они были с ней вежливы и почтительны, не обращая внимания на ее попытки заигрывать с мужчинами. Симмачус отругал ее наедине, сказав, что королева должна сохранять монаршье достоинство все время. "Ты имеешь в виду, что мне никогда не удастся поразвлечься?" "Не с этими. Они ниже тебя. Обходительность власть имущих должна присутствовать в отношениях с ними, фамильярность - нет. Ты должна оставаться сдержанной и скромной, пока ты будешь в Имперрском Городе." Барензия поморщилась: "Я могла бы с тем же успехом вернуться в Блэкмур. Эльфы неразборчивы в своих связях. Все это говорят." "В таком случае 'все' ошибаются. Некоторые - да, некоторые - нет. Император и я ожидаем от тебя и разборчивости и осмотрительности. Позволь мне напомнить тебе, что ты получишь трон Мурнхолда не по праву крови, но лишь исключительно по прихоти Тибера Септима. Если он решит, что ты не подходишь, то твое правление закончится еще до его начала. Он требует сообразительности, послушания, благоразумия и абсолютной преданности от всех своих подчиненных, и в женщинах он ценит целомудренность и скромность. Я надеюсь, ты поучишься хорошим манерам у Дреллиан." "Я бы предпочла вернуться в Блэкмур,"- негодующе признесла Барензия. "Это невозможно. Если ты не будешь полезна Тиберу Септиму, то он решит, что ты также не будешь полезна и его врагам", - сказал Симмачус бесстрастно. - "Если ты хочешь сохранить голову на плечах, прими это к сведению. Позволь мне добавить, что власть предлагает иные удовольствия, чем те, что имеют отношение к похоти и дурной компании." Он говорил об искусстве, литературе, драме, музыке и пышных балах. Барензия слушала с интересом, подстегнутым его угрозами, но затем спросила, можно ли ей будет продолжить изучение магических заклинаний в Имперском Городе. Симмачус выглядел довольным и пообещал это устроить. Обрадованная этим, затем сказала о том, что заметила, что три их рыцаря - женщины и спросила, не может ли она немного попрактиковаться с ними в умении сражаться, всего лишь в качестве тренировки. Симмачус выглядел менее довольным, однако сказал, что можно, но только с женщинами.

Во время их путешествия погода для конца зимы стояла ясная, но холодная, так что они быстро продвигались по застывшим дорогам. В последний день, похоже, наконец-то наступила весна, так как началась оттепель, и дорога под ногами стала слякотной, и повсюду можно было, прислушавшись, уловить звук стекающей и капающей воды. Они подъехали к огромному мосту, ведущему в Имперский Город, на закате. Его лучи окрасили все снежно-белые, отделанные мрамором здания в нежно-розовый цвет. Все это выглядело очень непривычно, величественно и безупречно. Широкий проспект вел прямо на север ко Дворцу. На улицах были толпы людей всех сословий. Огни засветились в лавках и на постоялых дворах с наступлением темноты и одна за другой проступили звезды. Даже боковые улицы были широки и ярко освещены. Недалеко от дворца на востоке возвышались башни знаменитой гильдии магов, тогда как на западе сверкали витражи величественного храма. У Симмачуса имелось жилище в двух кварталах от дворца, за храмом, Храмом Единого, как он выразился, когда они проезжали мимо него, древний культ северян, который воскресил Тибер Септим. Он сказал, что Барензия должна будет стать его приверженцем, если она собирается доказать свою полезность Императору. Апартаменты Симмачуса были очень просторны, но Барензии они не особо понравились.

Стены и предметы мебели были целиком белыми, оживляемые лишь вкраплениями золота, полы из блестящего черного мрамора. Глаза Барензии заболели, настолько сильным был контраст между светлым и темным.

Утром Симмачус и Дреллиан повели ее в Имперский Дворец. Барензия заметила, что каждый, кого они встретили, приветствовал Симмачуса с оттенком почтения, которое в некоторых случаях граничило с раболепием. Он принимал это как должное. Ее и Симмачуса провели прямо к Императору. Утреннее солнце заливало маленькое помещение сквозь огромное окно с крошечными клетками, освещая обеденный стол и одинокого мужчину сидящего за ним, темный силует против света. Он поднялся на ноги, когда они вошли и поспешил к ним навстречу: "А, Симмачус, друг мой, я рад твоему возвращению." Его руки ненадолго, с нежностью, коснулись плеч Симмачуса, прерывая глубокий поклон, который начал эльф. Барензия сделала реверанс, когда Тибер Септим повернулся к ней. "Барензия, моя непослушная маленькая беглянка, как ты, дитя? Сюда, дай мне на тебя посмотреть. Ну, Симмачус, она очаровательна, безусловно очаровательна. Почему ты скрывал ее от нас все эти годы? Не слишком ли много света? Может, мне задернуть занавески? Ну конечно." Он отмахнулся от протестов Симмачуса и сам задернул занавески, не удосужившись позвать слугу. "Простите мне эту неучтивость по отношению к моим гостям. Мне нужно было многое обдумать, но это - скудное оправдание моей негостеприимности, о прошу вас, присоединяйтесь ко мне. Вот превосходные фрукты из Черных Топей." Они сели за стол. Барензия была поражена. Тибер Септим был совершенно не похож на беспощадного мрачного великана, каким она его представляла. Он был всего лишь среднего роста, на полголовы ниже, чем высокий Симмачус, хотя и крепкого телосложения и гибок в движениях. У него была обаятельная улыбка, яркие, действительно пронизывающие глаза и полная голова совершенно белых волос над покрытым морщинами и обветренным лицом. Он мог быть любого возраста от сорока до шестидесяти.

Он пододвинул к ним еду и питье и затем повторил свой вопрос: почему она покинула свой дом? Были ли ее стражники злы к ней? "Нет, Ваше Превосходительство,"- ответила Барензия. - "По правде, нет, хотя мне временами так казалось." Симмачус придумал для нее легенду, и Барензия, хотя и с опаской, рассказала ее. Помощник конюха, Стро, убедил ее, что ее стражники, неспособные найти ей подходящего мужа, намеревались продать ее как наложницу в Рихаде, и когда редгард на самом деле прибыл, она испугалась и сбежала с ним. Тибер Септим выглядел очарованным и восхищенно слушал, как она приводила подробности своей жизни в качестве охранника торгового каравана. "Это словно баллада", - заметил он. - "Во имя Единого, я заставлю придворного барда переложить это на музыку. Каким очаровательным мальчиком ты должно быть была". "Симмачус сказал", - Барензия остановилась в некотором смущении, - "он сказал, ну, что я больше не похожа на мальчика. Я выросла за последние несколько месяцев." Она опустила взгляд в том, что, как она надеялась, было похоже на девичью застенчивость. "Он очень наблюдателен, мой друг Симмачус." "Я знаю, что была очень глупой девочкой. Я должна умолять о прощении тебя и моих добрых стражей. Я... я поняла это некоторое время назад, но мне было слишком стыдно, чтобы вернуться домой. И я очень скучаю по Морровинду. Моя душа тоскует по моей стране". "Моя дорогая. Ты вернешься домой, я тебе обещаю, но я молю тебя побыть с нами еще немного, чтобы ты могла подготовиться к тому серьезному заданию, которое я на тебя возложу." Барензия открыто смотрела на него с сильно бьющимся сердцем. Все сработало так, как и предсказывал Симмачус. Она чувствовала теплую волну признательности к нему, но при этом старалась удержать свое внимание сосредоточенным на Императоре. "Я польщена, Ваше Превосходительство и от всей души желаю служить Вам и Империи, которую Вы создали, любым доступным мне способом." Это звучало очень вежливо, но Барензия действительно имела это в виду. Она была потрясена великолепием города, дисциплиной и порядком повсюду в нем и была возбуждена перспективой - ей предстояло стать частью всего этого. К тому же, она ощущала сильную симпатию к Тиберу Септиму. Спустя несколько дней Симмачус отбыл в Мурнхолд, чтобы приступить к обязанностям правителя до тех пор, пока Барензия не будет готова занять трон, после чего он станет ее премьер-министром. Барензия, с Дреллиан в качестве дуэньи, заняла покои в Дворцовых помещениях. Ее обеспечили несколькими наставниками. В течение этого времени она проявила сильный интерес к магическим искусствам, но обнаружила, что уроки истории и политики не совсем ей по вкусу. Иногда она встречала в Дворцовых садах Тибера Септима, и тот неизменно любезно интересовался у нее ее успехами и бранил ее, хоть и с улыбкой, за отсутствие у нее интереса к государственным делам. Тем не менее, он был всегда рад наставить ее в трудных магических материях и мог в конце концов заставить казаться интересной даже политику и историю. "Они люди, дитя, а не сухие факты в пыльной книге,"- говорил он. С ростом ее понимания, их беседы становились длиннее, глубже и более постоянными. Он говорил ей о своем видении объединенного Тамриэля, каждая раса отдельно и сама по себе, но с общими идеалами и целями, все вносящие свой вклад во всеобщее благосостояние.

"Некоторые вещи универсальны и разделяемы всеми разумными народами по доброй воле", - говорил он, - "так учит нас Единый. Мы должны объединиться против замышляющих зло и жестоких, против нечестивых, орков, троллей, гоблинов и других отвратительных существ, а не сражаться друг против друга." Его голубые глаза загорались, когда он говорил о своей мечте, и Барензии было приятно просто сидеть и слушать его. Та сторона ее тела, которая касалась его, горела как в огне. Если их руки соприкасались, она начинала вся дрожать, словно его тело было заряжено небольшим шоковым заклинанием. Однажды, довольно неожиданно, он взял ее лицо в свои руки и нежно поцеловал ее в губы. Она отступила на несколько мгновений, изумленная силой своих чувств, и он немедленно попросил прощения. "Я не хотел этого. Это всего лишь: Ты такая красивая, моя дорогая. Очень красивая." Он смотрел на нее с безнадежной тоской на лице. Она отвернулась, слезы покатились по ее лицу. "Ты сердишься на меня? Поговори со мной." Барензия покачала головой: "Я никогда не смогу рассердиться на тебя. Я люблю тебя. Я знаю, что это неправильно, но ничего не могу с собой поделать." "У меня есть жена,"- сказал он. - "Она хорошая и добродетельная женщина и мать моих детей. Я никогда не смогу бросить ее, хотя нас ничто не связывает, нет разделения духа. Она могла сделать меня иным, чем я есть. Я самый могущественный человек во всем Тамриэле, и, Барензия, я думаю, что к тому же самый одинокий. Власть!"- произнес он с презрением: "Я бы променял хорошую ее порцию на молодость и любовь, если бы боги позволили." "Но ты силен, храбр и могуч и полон жизни, больше, чем любой известный мне мужчина." Он покачал головой: "Сейчас, возможно. Но я хуже, чем я был вчера, в прошлом году, десять лет назад. Я чувствую боль моей смертности, и это ужасно." "Если я могу смягчить твою боль, позволь мне сделать это." Барензия потянулась к нему, протягивая руки. "Я не возьму у тебя твою невинность." "Я не настолько невинна." "Как это?" - резко спросил он, его брови нахмурились. Во рту у Барензии пересохло. Что она наделала? "Это был Стро,"- промямлила она. - "Я... мне тоже было одиноко. Так одиноко. И я не такая сильная, как ты." Она опустила глаза в смущении. "Я недостойна..." "Нет, нет, не так. Барензия, так больше продолжаться не может. У тебя есть дело в Мурнхолде. Я должен созидать мою Империю. Разделим ли мы, то что можем и будем молить Единого простить нам нашу слабость?" Тибер Септим развел руки в стороны, и она безмолвно бросилась в его объятья.

"Ты танцуешь на краю вулкана, дитя", - ворчала Дреллиан. Барензия в это время любовалась кольцом с изумрудом, которое подарил ей ее любовник в честь того, что исполнился ровно месяц с начала их отношений. "Как это? Мы делаем друг друга счастливыми. Мы никому не причиняем вреда. Симмачус велел мне быть разборчивой и осмотрительной. Кого лучше могла бы я выбрать? И, к тому же, мы были очень осторожны. На людях он относится ко мне как к дочери." Тибер Септим наносил свои ночные визиты через тайный ход. "Он пускает над тобой слюни как собака над едой. Разве ты не заметила холодность по отношению к тебе Императрицы и ее сына?" Барензия пожала плечами. Еще до того, как они с Септимом стали любовниками, она не видела от его семьи ничего кроме одной лишь вежливости. Обычной вежливости. "Что с того? Власть в руках Тибера Септима." "Будущее в руках его сына. Не выставляй его мать на всеобщее посмешище, прошу тебя". "Что я могу поделать, если эта сухая ветка неспособна привлечь внимание своего мужа даже во время разговора за обедом?" "Давай меньше поводов для сплетен на людях. Вот все, о чем я прошу. Она значит немного, помимо того, что ее дети любят ее, а тебе не нужно, чтобы они стали твоими врагами. Тиберу Септиму недолго осталось. Я хочу сказать", - быстро поправилась она, видя как Барензия нахмурилась, - "люди все недолговечны. Временные, как говорим мы, эльфы. Они приходят и уходят как времена года, но могущественные семьи живут достаточно долго. Ты должна быть другом семьи, если ты хочешь получить длительную пользу от твоих отношений. Ах, как я могу заставить тебя видеть по-настоящему, тебя, которая так молода и к тому же воспитана людьми! Если ты будешь осторожна, ты и Мурнхолд, возможно, доживете до того, чтобы увидеть падение династии Септимов, если он действительно основал ее, так, как ты увидела ее подъем. Такова человеческая история. Они отбывают и прибывают как вода во время прилива. Их города и даже Империи расцветают как цветы весной только для того, чтобы завять под летним солнцем." Но Барензия лишь засмеялась. Она знала, что про нее и Тибера Септима ходило множество слухов. Она наслаждалась вниманием всех тех, что, за исключением Императрицы и ее сына, были словно очарованы ею. Барды воспевали ее темную красоту и привлекательность. Она была в центре внимания и влюблена, и если это было временным, ну, что ж... а что - нет? Она была счастлива впервые на своей памяти, каждый день наполнен радостью и удовольствием, а ночи и того больше. "Что со мной такое творится?" - пожаловалась Барензия. "Смотри, ни одна из моих юбок не подходит. Что творится с моей талией? Я толстею?" Барензия с неудовольствием осматривала в зеркале свои тонкие руки и ноги и несомненно раздавшуюся талию. Дреллиан пожала плечами: "Похоже, ты беременна, как ты ни молода. Постоянное спаривание с человеком рано привело тебя к деторождению. Я не вижу для тебя иного выбора, кроме как поговорить с ним об этом. Ты в его власти. Для тебя лучше всего будет, я думаю, отправиться прямо в Мурнхолд, если он согласится и родить ребенка там." "Одной?" - Барензия положила руки на свой раздувшийся живот, слезы выступили у нее на глазах. Все в ней жаждало разделить плод ее любви с ее возлюбленным. - "Он никогда на это не согласится. Он не расстанется со мной сейчас. Вот увидишь." Дреллиан покачала своей седой головой. Выражение сочувствия и печали на ее лице cменило ее обычное холодное презрение.

Этой ночью Барензия рассказала обо всем Тиберу Септиму, когда он пришел к ней. "Беременна?" - он выглядел шокированным. Потрясенным. - "Ты в этом уверена? Мне говорили, эльфы не беременеют так рано." Барензия выдавила улыбку: "Как я могу быть уверенной? Я никогда раньше..." "Я схожу за моим лекарем". Лекарь, эльф из Высоких, средних лет, подтвердил, что Барензия действительно беременна, и что подобного раньше никогда не случалось. Это доказательство мощи Его Превосходительства, сказал целитель льстиво. Тибер Септим зарычал на него. "Этого не должно быть," - произнес он. - "Уничтожь это." "Сир," - изумленно уставился на него лекарь, - "я не могу..." "Конечно можешь," - отрезал тот. - "Я приказываю тебе это сделать." Барензия с широко раскрытыми от внезапного ужаса глазами, села на кровати. "Нет! - завопила она. - "Нет! Что ты такое говоришь?" "Мое дорогое дитя", - Тибер Септим присел на кровать рядом с ней со своей обаятельной улыбкой на лице. - "Мне так жаль. Правда. Но этого не должно случиться. Твое дитя может стать угрозой моему сыну и его сыновьям. Мне больше нечего к этому добавить." "Ребенок, которого я ношу, это твой ребенок" - простонала она. "Нет, это всего лишь вероятность, возможность, еще не наделенная душой и не вступившая на жизненный путь. Я этого не допущу." Он бросил на лекаря еще один тяжелый взгляд, и эльф начал дрожать. - "Это ее ребенок. Дети для эльфов - редкость. Ни одна женщина не рожает больше четырех, и то это большая редкость. Двое - это обычное число. Некоторые не рожают вообще, некоторые одного. Если я заберу его у нее, она вообще может больше не забеременеть." "Ты сказал мне, что она не понесет от меня. У меня мало веры твоим предсказаниям." Барензия голышом вскочила с кровати и рванулась к двери, не зная, куда она направляется, зная только то, что ей нельзя здесь оставаться. Прежде, чем она достигла двери, темнота накрыла ее.

Барензия пришла в себя с ощущением боли и пустоты. Дреллиан была рядом, чтобы унять боль и вытереть лужицу крови меж ее ног, но там не было ничего, чтобы заполнить пустоту. Тибер Септим слал подарки и цветы и приходил ненадолго, всегда хорошо встречаемый. Барнезия с радостью принимала эти визиты, но он больше не приходил по ночам, да она и не желала этого. Спустя неделю, когда она восстановилась физически, было объявлено, что Симмачус попросил ее прибыть раньше, чем планировалось, и что она уедет тотчас. Ей дали пышную свиту, гардероб, подобающий королеве и церемониальный отъезд через ворота Имперского Города.

"Все, что я когда-нибудь любила, я потеряла," - думала Барензия, оглядывая сидящих на лошадях рыцарей позади и впереди нее и камеристок рядом с ней в повозке: "Я уже узнала цену богатству и власти и получила обещание большего в будущем. Это дорого мне обошлось. Теперь я лучше понимаю любовь к этому Тибера Септима, ему часто приходилось платить такую цену, но... без сомнения, чем больше он платил, тем больше получал". Барензия по своей воле ехала верхом, на вороной кобыле, облаченная, словно воин, в сверкающую кольчугу работы Темных эльфов.

В то время как дни медленно сменяли друг друга и ее кортеж медленно двигался по петляющей дороге в восточном направлении, вокруг нее поднимались крутые горные склоны Морровинда. Воздух был разреженный, и постоянно дул холодный ветер поздней осени, но он был также напоен приятным пряным ароматом поздно зацветающих черных роз, которые росли в каждом укромном уголке и трещине, находя пропитание даже на каменистых склонах. В небольших городках и деревнях оборванные толпы Темных эльфов собирались вдоль дороги, выкрикивая ее имя или просто глазея на нее. Большинство ее рыцарского эскорта составляли редгарды, плюс несколько Темных эльфов, северян и бретонцев. По мере продвижения к сердцу Морровинда их тревога росла и они старались держаться вместе. Даже рыцари, Темные эльфы, выказывали какое-то беспокойство. Тем не менее, Барензия чувствовала себя как дома, ощущая радушный прием, оказанный ей этой страной.

Симмачус встретил ее на границе Мурнхолда со свитой из рыцарей, примерно половина из которых, как заметила Барензия, были в Имперском боевом облачении. Потом был величественный парад в городе и приветственные речи старейшин. "Я приготовил для тебя королевскую свиту," - сказал он, - "но ты не можешь в ней ничего изменить." Он продолжил говорить о деталях церемонии коронации, которая должна была состояться через неделю. Он держался на свой старый командирский лад, но она почувствовала также и что-то иное. Он жаждал услышать ее одобрение всем его действиям. Он ничего не спросил у нее об ее пребываниии в Имперском Городе и о Тибере Септиме, хотя Барензия была уверена, что Дреллиан рассказала ему все в подробностях.

Церемония сама по себе, как и многое другое, была смешением старого и нового, что было частично продиктовано подчинением Империи, так например она поклялась в верности Империи и Тиберу Септиму, также как и земле Мурнхолда и ее людям. Затем она приняла присягу от народа и от совета. Совет состоял из делегатов Империи, называемых советниками, и местных народных представителей. Эти последние были в основном старейшинами, согласно эльфийскому обычаю. Барензия обнаружила, что почти все ее время уходит на то, чтобы примирить две этих силы. Старейшины должны были примириться в основном из-за реформ, вводимых Империей, касающихся владения землей и сельского хозяйства, которые шли вразрез со старинными обычаями Темных эльфов, заложенными их древними богами и богинями. Сейчас же Тибер Септим именем Единого провозгласил новую традицию, которой должны были подчиняться сами боги и богини. Барензия с головой ушла в работу и учебу. Она покончила с любовью и мужчинами на долгое, долгое время, если не навечно. Она открыла, что существуют и иные удовольствия, как и предсказывал Симмачус, удовольствия ума, власти. У нее развился интерес к истории и легендам Темных эльфов, желание больше узнать о своих предках, о гордых воинах и искусных мастерах.

Тибер Септим прожил еще полвека, в это время она несколько раз виделась с ним, так как ее по тем или иным причинам вызывали в Имперский Город. На этих встречах он тепло приветствовал ее и они подолгу разговаривали вместе о делах. Похоже, он совсем забыл, что когда-то их связывало нечто большее. Он мало изменился с годами. Ходили слухи, что его маги нашли способ увеличить его жизненную силу, и даже что Единый даровал ему бессмертие. Потом однажды прибыл гонец с известием об его смерти, и что его сын теперь - Император. Они выслушали новости наедине, она и Симмачус. Он принял их стоически, так же, как принимал все остальное. "Это кажется невероятным," - промолвила Барензия. "Я же тебе говорил. Таковы люди. Они - краткоживущая раса. Но это не имеет большого значения. Его сила продолжает жить, и сейчас ей владеет его сын". "Ты считал его своим другом. Ты чувствуешь что-нибудь?" Он пожал плечами: "Было время, когда ты считала его чем-то большим. Что ты чувствуешь, Барензия?" "Пустоту. Одиночество," - ответила она, затем тоже пожала плечами. - "Это не ново." "Я знаю," - сказал он, беря ее за руку. - "Барензия, позволь мне попытаться скрасить твое одиночество." Он поцеловал ее. Это ее изумило. Она не могла припомнить, чтобы он хотя бы коснулся ее раньше. Она никогда не думала о нем в этом смысле, но сейчас, вне всякого сомнения, старая знакомая теплота распространилась по ее телу. Она и забыла как оно приятно, это тепло. Не тот горящий жар, что она ощущала с Тибером Септимом, но приятное тепло, связанное... Связанное со Стро! Стро, бедняга Стро. Она так долго не вспоминала его. Он должен быть сейчас в зрелых годах, если он еще жив. Возможно женат, с дюжиной ребятишек и женой, которая могла бы говорить за двоих.

"Выходи за меня замуж, Барензия," - говорил он тем временем. - "Я много трудился и достаточно ждал, ведь так?" Свадьба. "Крестьянин с крестьянскими мечтами," - эти слова всплыли у нее в голове, словно из далекого прошлого. И в конце концов, если не он, то кто? Великие знатные семьи были уничтожены во время войны и после нее. Было восстановлено правление Темных эльфов, но не старая знать. Многие из них были выскочками подобно Симмачусу и далеко не так хороши, как он. Он сражался за то, чтобы сохранить Мурнхолд в целости и сохранности, тогда как их так называемые советники старались разорить его, как они разорили Эбонхарт. Он дрался за Мурнхолд, за нее, в то время как они росли. Она почувствовала внезапный прилив благодарности и, без сомнения, привязанность. Он был надежным и верным. Он хорошо послужил ей. "Почему бы и нет?"- сказала она, улыбаясь. Союз был удачен и в политическом, и в личном смысле. В то время как сын Тибера Септима смотрел на нее предвзято, его вера в старого друга отца была безграничной. На Симмачуса, однако, с подозрением смотрел высокомерный народ Морровинда из-за его крестьянского происхождения, его близких связей с Империей, тогда как она была весьма популярна. "Госпожа - одна из нас,"- говорили шепотом, - "была, как мы, в плену." Барензия была довольна. Были и работа и удовольствие, а чего еще можно искать от жизни? Незаметно шли годы, каждый со своими проблемами: времена штормов и голода; успехи и неудачи, сменяющие друг друга. Мурнхолд процветал. Ее люди были пристроены и накормлены, ее рудники и фермы производительны. Все было хорошо, кроме того, что у их брака не было детей. Не было наследников. Сейчас эльфийские дети рождаются редко, а дети знатных родителей, как наиболее ожидаемые, и того реже, но прошло много лет, прежде чем они начали беспокоиться. "Вина лежит на мне, муж. Я - бракованный товар," - сказала Барензия с горечью, - "если ты хочешь взять другую..." "Мне не нужна другая,"- отрезал Симмачус, - "и я не признаю за тобой вины. Наверно, это я виноват. Как бы то ни было, мы найдем решение. Если есть повреждение, то его безусловно можно исправить." "Каким образом? Кому мы сможем поведать мою настоящую историю? Клятвы целителей не всегда крепки." "Это не будет иметь значения, если мы слегка изменим время и обстоятельства. Что бы мы ни сказали или не попытались бы сказать, сплетники никогда не отдыхают. Их длинные языки постоянно заняты, распространяя слухи и сплетни."

Священники и целители приходили и уходили, но все их усилия, молитвы и снадобья не давали ни малейших результатов. Со временем, они выбросили это из головы и препоручили все в руки богов. Они были еще молоды, впереди у них лежали столетия. У них было время. У эльфов всегда есть время.

Барензия сидела за обеденным столом в холле, гоняя еду по тарелке и чувствуя скуку и усталость. Симмачус был в отъезде, будучи призванным в Имперский Город прапраправнуком Тибера Септима, Уриэлем Септимом. Или это был его прапрапраправнук? Она поняла, что сбилась со счета. Их лица словно накладывались одно на другое. Возможно, ей следовало поехать с ним, но прибыла делегация из Тира по важному делу, требующему деликатного подхода.

Пел бард, но Барензия не слушала. В последнее время все песни казались ей одинаковыми, что старые, что новые. Внезапно одна фраза привлекла ее внимание. Он пел о свободе, о приключении, об освобождении Морровинда из цепей. Как он осмелился! Барензия села прямо и повернулась, чтобы внимательно посмотреть на него и осознала, что хуже того, он пел о некоей древней войне с северянами Скайрима, восхваляя героизм короля Мораэлина и его храбрых Кавалеров. Эта история была довольно старой, но песня была нова... И ее смысл... Барензия не была уверена. Наглый парень, но с хорошим голосом и слухом, с собственным взглядом на поэзию и музыку. Довольно привлекательный к тому же, на неприхотливый вкус. Он не казался очень уж процветающим и не выглядел таким уж молодым. Ему, без сомнения, не было еще и ста лет. Почему она не слышала его раньше или, по крайней мере, не слышала о нем? "Кто он?" - шепнула она своему сотрапезнику, на что тот пожал плечами и ответил: "Называет себя Соловьем. И, судя по всему, никому о нем ничего не известно." "Прикажи ему говорить со мной, когда он закончит."

Соловей подошел к ней и поблагодарил за оказанную ему честь и за кошелек, который она ему протянула. Его манеры не были дерзкими: довольно спокойны и непритязательны. Он с легкостью принимался сплетничать о других, но все расспросы о себе отводил либо шутливым ответом, либо пространной историей, подаваемыми, однако, с таким обаянием, что обидеться было невозможно. "Мое настоящее имя? Миледи, я никто. Нет, нет, мои родители назвали меня Ни Кто, или это было Ник То? Какое это имеет значение? Как могут родители дать имя тому, чего они не знают? А, я полагаю, это было имя Не Знаю. Я был Соловьем так долго, что уже и не помню точно, о, по меньшей мере с прошлого месяца, или это была прошлая неделя? Видите ли, вся моя память уходит на песни и повести. Я ничего не оставил на себя. По правде, я очень скучен. Где я родился? Ну, в Нигде. Я собираюсь поселиться в Данромане, но это не к спеху." "Понимаю. А потом ты женишься на Атлешур?" "Вы очень проницательны, миледи. Хотя я, пока что, нахожу Инасте также очень очаровательной." "Так ты, значит, непостоянен?" "Как ветер, миледи. Я бываю и там и здесь, где жарко и холодно." "Тогда останься с нами ненадолго, если хочешь." "Как пожелаете, миледи."

Барензия обнаружила, что у нее вернулся интерес к жизни. Все, что казалось раньше надоевшим, снова было свежим и новым. Она с радостью встречала каждый новый день, предвкушая беседы и песни с Соловьем. В отличие от других бардов, он никогда не восхвалял в песнях ее или других женщин, лишь только захватывающие приключения и смелые деяния. Когда она спросила его об этом, он просто сказал: "О какой лучшей похвале твоей красоте можешь ты просить, чем дает тебе твое собственное зеркало? А если тебе нужны слова, то ты можешь услышать их от лучших бардов этой страны. Как могу я соперничать с ними, я, который родился всего лишь неделю назад?" Они разговаривали наедине, так как Барензия, которой не спалось, приказала ему прийти в ее комнату с тем, чтобы его музыка помогла ей заснуть. "Ты ленив и труслив, либо мое обаяние на тебя не действует." "Миледи, чтобы восхвалять тебя, я должен знать тебя, а дух твой окружен магической завесой." "Твои слова и твои глаза прогоняют туман. Узнай меня, если желаешь и если осмелишься." Он приблизился к ней; они легли рядом, поцеловались и обнялись. "Даже Барензия не знает себя по-настоящему,"- прошептал он нежно. - "Как могу я? Барензия. Ты ищешь, но еще сама не знаешь, что. Что бы ты хотела, чего у тебя еще нет?" "Страсть," - прошептала Барензия. - "Страсть. И дети, рожденные от нее." "А что насчет твоих детей? Что ты дашь им по праву рождения?" "Свободу,"- прошептала она. - "Свободу быть самим собой. Где смогу я найти все эти вещи?" "Они лежат рядом с тобой и под тобой, если ты осмелишься протянуть руку и взять их." "Но Симмачус..." "Я знаю часть ответа на твой вопрос, а под нами, в этих самых копях, лежит то, что дарует нам возможность его обретения. Того, что Мораэлин и Эдвард использовали между собой, чтобы освободить Скалистые Земли от власти духа северян. Если этим правильно воспользоваться, никто не устоит, даже та сила, которой владеет Император. Свобода, Барензия, свобода от цепей, что сковывают тебя. Подумай об этом, Барензия." Он снова нежно поцеловал ее и отодвинулся. "Ты же не уходишь?"- закричала она, так как ее тело жаждало его. "Cейчас - да. Удовольствия плоти - ничто перед тем, что мы можем иметь вместе. Я хочу, чтобы ты подумала об этом." "Мне не нужно думать. Что мы должны делать? Какие приготовления должны мы сделать?" "Нет, никаких. Ты свободно можешь войти в копи. А уж там я смогу отвести тебя туда, где лежит эта вещь и взять ее с места ее успокоения." "Рог Призыва," - прошептала она, - "не так ли? Как ты узнал об этом? Сказано, что он похоронен рядом с самим Даггерфолом." "Нет, долго изучал я этот предмет. Перед смертью король Эдвард передал Рог на сохранение в руки своего старого друга Мораэлина, который спрятал его здесь, в Мурнхолде, под охраной бога Эфена, там, где место его рождения. Теперь ты знаешь то, что стоило мне долгих лет и многих пройденных миль." "А бог?" "Доверься мне, дорогая. Все будет хорошо." Смеясь, он поцеловал ее напоследок и ушел.

На следующий день они миновали стражу у больших ворот, закрывающих ход, ведущий вниз. Барензия совершала свой обычный обход, но вместо того, чтобы затем уйти, она и Соловей прошли через хорошо замаскированную дверь в старую, давно заброшенную часть выработок. Дорога была ненадежной, так как некоторые старые ходы были завалены, и им приходилось расчищать завалы, либо искать обходной путь. Злые крысы и огромные пауки сновали туда-сюда и иногда нападали на них. "Нас слишком долго не было," - сказала Барензия: "нас будут искать. Что я им скажу?" "Все, что хочешь," - засмеялся Соловей, - "разве ты не королева?" "Симмачус..." "Этот крестьянин повинуется тому, у кого власть. И будет дальше. Власть будет у нас, любовь моя." Его губы были сладким вином, каждое прикосновение - огнем и молнией. "Сейчас," - произнесла она. - "Возьми меня сейчас. Я готова." Ее тело словно трепетало, каждый нерв и мускул напряжен. "Не сейчас. Не здесь и не так." Он указал рукой на древние, покрытые пылью, стены грубой каменной кладки: "Еще немного."

"Здесь," - сказал он, останавливаясь перед глухой стеной. - "Он покоится здесь." Его руки сотворили заклинание, и стена исчезла, открывая вход в старую гробницу. Посередине ее стояла статуя бога с молотом в руке, занесенным над адамантовой наковальней. "Моей кровью, Эфен, я приказываю тебе проснуться. Я - потомок Мораэлина из Эбонхарта, последний из королевского рода, одной крови с тобой. В час последней надежды Морровинда, когда души всех эльфов в опасности, отдай мне то, что ты хранишь! Сейчас я приказываю тебе ударить!" При этих словах статуя двинулась и ожила, пустые каменные глаза загорелись красным. Огромная голова кивнула, и молот ударил по наковальне, которая развалилась на части с громовым треском, и сам каменный бог рассыпался. Барензия скорчилась на полу, зажав руками уши и громко крича. Соловей смело пошел вперед и схватил то, что лежало среди руин с восторженным возгласом и высоко поднял его. "Кто- то приближаетя!" - крикнула Барензия. - "Стой, это же не Рог, это... Это посох!" "Правильно, моя дорогая, наконец-то твои глаза открылись!" Соловей громко засмеялся, а затем: "Мне очень жаль, моя дорогая, что я должен сейчас тебя покинуть. Возможно, мы еще встретимся однажды. Но до тех пор... Ах, а до тех пор - Симмачус,"- сказал он фигуре в кольчуге, появившейся позади них, - "она твоя!" "Нет!" - Барензия вскочила на ноги и побежала за ним, но он исчез, пропал из виду как раз в тот момент, когда Симмачус с обнаженным мечом приблизился к нему. Единственный удар его клинка рассек пустой воздух, затем он стал спокойно, словно заняв место каменного бога. Барензия не вымолвила ни слова: Симмачус велел полдюжине эльфов, сопровождавших его, сказать лишь, что Соловей и королева заблудились и были атакованы пауками. Соловей упал в глубокую расщелину, которая сомкнулась над ним. Его тело невозможно достать. Королева глубоко потрясена происшествием и очень переживает потерю друга, который погиб, защищая ее. Такова была сила его приказа, что разинувшие рот от удивления солдаты, никто из которых не видел всего произошедшего, были наполовину убеждены, что это - правда.

Барензию проводили наверх и отвели в ее спальню, где она отпустила слуг и села, ошеломленная, слишком потрясенная, чтобы заплакать. Симмачус стоял, наблюдая за ней. "Ты хоть понимаешь, что ты наделала?" - наконец сказал он. "Ты должен был сказать мне," - прошептала Барензия. - "Посох Единства и Хаоса. Я никогда и не мечтала о том, что он находится здесь. Он сказал..." Жалобный стон сорвался с ее губ, и она вся сжалась в страдании. "Что я наделала? Что теперь будет? Что станет со мной?" "Ты любила его?" "Да, да, да. О, пусть боги будут милосердны ко мне, я действительно любила его." Жесткое лицо Симмачуса слегка смягчилось, и его глаза засверкали новым огнем, он тихо вздохнул. "Ааа, это уже кое-что. Ты станешь матерью, если это в моей власти. Что же до остального, моя дорогая, ты выпустила на землю бурю. Пройдет некоторое время, прежде чем соберутся тучи. Когда она грядет, мы встретим ее вместе." Он снял с нее одежду и отвел ее в постель. Несмотря на горе и страдание, ее тело отвечало ему как никогда раньше, отдавая все то, что пробудил в ней Соловей. Она была опустошена, затем наполнена, так как ребенок был зачат и начал расти. Как ребенок рос в ее чреве, так росло ее чувство к терпеливому верному Симмачусу, имевшее корнями долгую дружбу и влечение, оно вызрело в полноту настоящей любви. Восемь лет спустя их любовь была снова благословлена маленькой дочерью.

Сразу после кражи Соловьем посоха Симмачус отправил Уриэлю Септиму секретные послания c рассказом об этом происшествии, но сам не поехал, предпочитая остаться с Барензией на время ее беременности и заботиться о ребенке вместе с ней. Из-за этого и из-за кражи они лишились расположения Уриэля Септима и попали под подозрение. Были разосланы шпионы на поиски вора, но Соловей словно исчез туда, откуда пришел, где бы это ни было.

"Вероятно, отчасти Темный эльф," - сказала Барензия, - "но также отчасти человек, втайне, иначе я не смогла бы так быстро забеременеть." "Несомненно, частью Темный эльф из древнего рода Р'Аатима, иначе он не смог бы освободить посох," - рассудил Симмачус. - "И я думаю он бы возлег с тобой. Как эльф, он бы не осмелился, так как тогда он не смог бы с тобой расстаться. Он знал, что Посох там, но не Рог, а потом он должно быть телепортировался в безопасное место, ведь Посох - это то оружие, которое бы сразу раскусило его, в отличие от Рога. Хвала богам у него его нет! Похоже, все прошло, как он и ожидал, но как он узнал? Я поместил его туда сам, с помощью последыша клана Р'Аатима, который теперь восседает как король в Эбонхарте, в качестве награды. Тибер Септим владел Рогом, а Посох оставил на сохранение. Соловей может воспользоваться посохом, чтобы посеять семена раздора и раскола, если пожелает, но одно это не даст ему власти. Она заложена в Роге и возможности пользоваться им". "Я не уверена, что это - та власть, которую ищет Соловей," - заметила Барензия. "Все ищут власти,"- возразил Симмачус. - "Каждый по-своему."

Как и предсказывал Симмачус, последствия кражи Посоха Хаоса не заставили себя долго ждать. Нынешний Император, Уриэль Септим, прислал несколько холодных сообщений, выражающих возмущение и неудовольствие по поводу исчезновения Посоха и настойчивое требование приложения Симмачусом всех сил для его обнаружения и сообщения об этом недавно назначенному Имперскому боевому магу, Ягару Тарну, в чьи руки было передано это дело.

"Тарн!" - ворчал Симмачус с досадой и раздражением, мечась по маленькой комнате, в которой Барензия, беременная уже несколько месяцев, сидела и невозмутимо вязала детское одеяльце. - "Ягар Тарн, ну и ну. Я бы не сказал ему даже в каком месте лучше перейти улицу". "Что ты против него имеешь, муж мой?" "Я просто не доверяю этому полукровке. Частично Лесной эльф, частично Темный эльф и частично только боги знают что. В нем собраны все самые худшие качества этих рас. Заявляет, что родился в Валенвуде, его мать - Лесной эльф. C тех пор он, похоже, успел объездить весь свет..." Барензия, погруженная в свои мысли о ребенке, до этого времени не обращала внимания на Симмачуса, но его последние слова пробудили ее интерес. "Соловей? Мог ли он быть этим замаскированным Ягаром Тарном?" "Нет. Человеческая кровь - это, похоже, единственный недостающий компонент в происхождении Тарна". Барензия знала, что в глазах Симмачуса это был недостаток. Симмачус презирал Лесных эльфов как ленивых воров и Высоких эльфов как изнеженных интеллигентов, но он восхищался людьми, особенно бретонцами, за сочетание в них прагматизма, интеллекта и энергии.

"Соловей - из Эбонхарта, из дома Моры. Я уверен, что в этой линии присутствует человеческая кровь еще с ее времен. Эбонхарт завидовал тому, что Посох схоронен здесь, когда Тибер Септим забрал Рог от нас". Барензия вздохнула. Вражда между Эбонхартом и Мурнхолдом восходила чуть ли не к началу самой истории. Некогда двое были одним целым, всеми копями внутри страны владел Клан Р'Аатим, чей королевский дом правил Великим Королевством Морровинд. Эбонхарт был разделен на два города-столицы, когда сыновья-близнецы королевы Лиам, внуки Мораэлина, стали наследниками. С того самого времени место Великого Короля освободилось в пользу Военного Вождя, назначаемого Советом во времена опасности, угрожающей провинции. Эбонхарт по-прежнему ревностно оберегал свои привилегии старейшего города-столицы Морровинда, по-прежнему, первого среди равных, и утверждал, что охрана Рога должна быть по праву доверена старейшим. Мурнхолд отвечал, что сам Мораэлин доверил Рог на хранение богу Эфену, а Мурнхолд - это бесспорно место его рождения.

"Почему в таком случае не сказать твоих подозрениях Ягару Тарну? Пусть он объяснится. Пока эта вещь в безопасности, имеет ли значение, где она находится?" Симмачус непонимающе посмотрел на нее. "Это имеет значение," - сказал он мягко, - "но это не так уж важно," - добавил он: "Безусловно не настолько важно, чтобы ты продолжала об этом беспокоиться. Занимайся-ка лучше своим вязанием". Несколько месяцев спустя Барензия родила прекрасного сына, которого они назвали Хелсет. Ничего больше не было слышно о Посохе или о 'Соловье'. Если в Эбонхарте и узнали что-то, то уж точно об этом не распространялись. Годы шли быстро и счастливо. Хелсет рос высоким и сильным. Он был очень похож на отца, перед которым преклонялся. Когда Хелсету было восемь, Барензия родила второго ребенка, дочку, к огромному удовольствию Симмачуса. Хелсет был его гордостью, а маленькая Моргия владела его сердцем.

Вскоре после рождения Моргии прошел слух, что был раскрыт заговор против Императора, и что главные заговорщики - Ягар Тарн и Рия Силман - были убиты. Симмачус, услышав это, торжествовал. "Я же тебе говорил," - ликовал он. Но вскоре после этого отношения с Империей начали постепенно ухудшаться безо всяких на то видимых причин. Налоги поднимались и поборы увеличивались с каждым прошедшим годом. Симмачус чувствовал, что Император подозревает его в участии в заговоре и стремился доказать свою преданность, прикладывая все усилия, чтобы подчиниться возросшим требованиям. Он увеличил рабочие часы и поднял налоги и даже пополнил недостачу из королевской казны и из собственных сбережений. Но требования по-прежнему возрастали, и простолюдины и знать были в равной степени встревожены. "Я хочу, чтобы ты взяла детей и сама отправилась в Имперский Город," - наконец сказал Симмачус в отчаянии. - "Ты должна заставить Императора слушать, иначе весь Мурнхолд поднимется этой весной. Ты умеешь обращаться с мужчинами, у тебя это всегда получалось". Он выдавил из себя улыбку. Барензия тоже принужденно усмехнулась: "Даже с тобой". "Да, даже со мной," - сказал он медленно. "Обоих детей?" - Барензия посмотрела сквозь угловые окна туда, где Хелсет тренькал на лютне и пел дуэтом со своей маленькой сестренкой. Хелсету было пятнадцать, Моргии - всего восемь. "Может быть, они смягчат его сердце. Кроме того, пора представить Хелсета Имперскому Двору". "Похоже, что не это - настоящая причина. Ты думаешь, что здесь они не будут в безопасности. Если дело в этом, то тебе самому будет здесь небезопасно. Поехали с нами, " - настаивала Барензия. Он взял ее руки в свои. "Барензия. Любовь моя. Сердце моего сердца, если я сейчас уеду, то нам некуда будет возвращаться. Со мной будет все в порядке. Я смогу о себе позаботиться, и мне легче будет это сделать, если мне не надо будет бояться за тебя и наших детей". Барензия склонила голову ему на грудь: "Просто помни, что ты нужен нам. Мы сможем трудиться без отдыха, если мы есть друг у друга. Легче жить с пустыми руками и животами, чем с пустым сердцем. Моя глупость поставила нас в такое положение". "Если и так, то все случилось не так, как должно было быть." Его глаза с задержались с любовью на их беззаботных детях. "Однажды я стоил тебе всего, Барензия. Я и Тибер Септим. Без моей помощи династия Септимов никогда бы не была основана. Я помог ее подъему. Я могу поспособствовать ее падению. Ты можешь сказать это Уриэлю Септиму, и что мое терпение на исходе." Барензия вздохнула. Симмачус не давал пустых угроз. Она могла себе представить, что он когда-либо сможет восстать против Империи не в большей степени, чем что старый домашний волк, лежащий у очага, cможет броситься на нее. "Как?" - спросила она, но он покачал головой. "Лучше тебе этого не знать," - сказал он. - "Всего лишь скажи ему это, и если он продолжит упорствовать, не бойся. Он достаточно Септим, так что он не убьет посланников." Поздней зимой добраться до Имперского Города не составило труда. Одним из нововведений, принятых в Империи, была постройка и содержание хороших дорог через Тамриэль.

Барензия стояла перед Имперским троном, объясняя затруднительное положение Мурнхолда. Она неделями ждала аудиенции у Уриэля Септима, откладываемой под тем или иным предлогом. "Его Превосходительству нездоровится". "Неотложное дело требует его внимания". "Мне очень жаль, Ваше Высочество, здесь должна быть какая-то ошибка. Ваша встреча назначена на следующую неделю. Но, видите ли..." Но и сейчас все шло неважно. Он даже не пригласил их сесть и не отпустил детей. Хелсет стоял прямо, как каменная статуя, но маленькая Моргия начала переминаться с ноги на ногу. Поначалу он приветствовал их со слишком слащавой приветственной улыбкой, которая не коснулась его глаз. Затем, когда она представила своих детей, он уставился на них, задержав на них взгляд с определенным выражением, которое было совершенно не к месту. Барензия до этого момента имела дело с людьми в течение почти пятисот лет и развила умение читать по выражениям их лиц и телодвижениям до такой степени, что ни один человек и предположить этого не мог. Как Император и не пытался скрыть это, в его глазах была жажда обладания и что-то еще. Сожаление. Почему? У него было несколько своих прекрасных ребятишек. Зачем желать ее детей? И зачем смотреть на нее так напряженно, хотя и с промелькнувшим сильным желанием во взоре? Но, может быть, он устал от своей Госпожи. Люди легкомысленны. Но после этого долгого горящего взгляда его взор опустился вниз, когда она начала говорить о своем послании, и он сел неподвижно, как камень.

Барензия вглядывалась в бледное застывшее лицо, ища сходства с Септимами, которых она знала. Она плохо знала Уриэля Септима, видев его только раз, когда он был еще ребенком и затем на его коронации двадцать лет назад. Тогда он был мрачен и величественен, но все же не такой как лед холодный, каким был этот человек. Несмотря на физическое сходство, он не казался в точности тем же самым человеком. Не тот же самый, но что-то в нем было ей знакомо, более знакомо, чем следовало бы, возможно, что- то в осанке или в жестах... Внезапно она ощутила сильное тепло, как если бы ее охватил огонь. Иллюзия! Она хорошо изучила искусство иллюзии с тех пор, как Соловей так жестоко обманул ее. Она научилась обнаруживать ее и сейчас ощущала ее так же уверенно, как слепой человек способен ощущать солнечное тепло на своем лице. Иллюзия, но почему? Ее ум продолжал яростно работать даже тогда, когда ее язык подробно описывал во всех деталях экономию в Мурнхолде. Тщеславие? Люди часто стыдились признаков своего возраста точно также, как эльфы гордились ими. Но лицо Уриэля Септима по всей видимости носило все признаки его возраста. Барензия не осмеливалась использовать ни одну из своих магических способностей. Даже мелкая знать имела способы обнаружения магии, не говоря уж о защите от нее в своих владениях. Использование магии здесь могло вызвать его ярость с тем же успехом, что и обнаженный меч.

Магия. Иллюзия. Внезапно она подумала о Соловье, и вдруг на короткое время она увидела его сидящим перед ней, только печальным. Пойманным в ловушку. А затем это видение померкло, и уже другой человек сидел перед ней, похожий на Соловья и не похожий. Бледная кожа, красные глаза и эльфийские уши и над ним яростное свечение сосредоточения, аура энергии, воплощение ужаса. Этот человек был способен на все! А затем она вновь увидела лицо Уриэля Септима. Как могла быть она уверена, что она не вообразила все это? Возможно, ее рассудок сыграл с ней злую шутку? Внезапно она почувствовала сильную усталость, как если бы она тащила тяжелую ношу слишком долго и слишком далеко. "Вы помните, Ваше Превосходительство, мы обедали с Вашей семьей вскоре после того, как Ваш отец был коронован? Вам было не больше лет, чем маленькой Моргии. Мы были очень польщены честью быть единственными гостями на этом вечере, за исключением Вашего лучшего друга Джастина, конечно." "Ах, да," - сказал Император. - "Мне кажется, я действительно это припоминаю". "Вы и Джастин были такими друзьями. Мне сказали, что он умер вскоре после этого. Как жаль". "Действительно. Я по- прежнему не люблю говорить об этом". Его глаза насторожились. - "А что касается Вашей просьбы, моя Госпожа, мы вынесем ее на обсуждение и дадим вам знать". Барензия поклонилась, то же сделали ее дети. Его кивок отпустил их, и они удалились из его присутствия. Барензия глубоко вздохнула.

"Джастин" был воображаемым другом, тем не менее Уриэль настаивал, чтобы на каждой трапезе накрывали еще на одну персону! Кроме того, Джастин был девочкой, несмотря на мальчишечье имя. Симмачус поддерживал семейную шутку задолго после того, как "Джастин" ушел туда, куда обычно уходят такие друзья детства, серьезно осведомляясь о здоровье Джастина когда бы он и Уриэль не встречались, и получал такой же серьезный ответ. Последним слышанным Барензией было то, что Джастин, после бурной юности, вышла замуж за Высокого эльфа и поселилась в Лиландриле. Человек, занимающий Имперский трон - не Уриэль Септим! Соловей! Колокольчик узнавания, прозвенел в ее голове, и Барензия поняла, что она была права. Это был он, вне всякого сомнения! Симмачус ошибался, очень ошибался...

"Что теперь?" - подумала она. Что случилось с Уриэлем Септимом, или, еще точнее, что это означало для нее, Симмачуса и Мурнхолда? Поразмыслив, Барензия догадалась, что все их беды были связаны с этим фальшивым Императором, Соловьем или кем бы он ни был на самом деле. Он должно быть занял место Уриэля Септима незадолго до того, как начались эти неумеренные поборы с Мурнхолда. Это могло объяснить, почему отношения так долго (с точки зрения на время людей) ухудшались, после ее отказа приехать. Соловей знал о знаменитой преданности Симмачуса Септимам и его знании о них и нанес упреждающий удар. Если все обстояло именно так, то все они были в огромной опасности. Она и дети были у него в Имперском Городе, а Симмачус остался наедине с затруднениями, организованными Соловьем. Что же она должна делать? Барензия подгоняла детей впереди нее, положив руки им на плечи, ее служанка и охранники следовали следом. Они сели в ожидающий их экипаж, даже несмотря на то, что их апартаменты были всего в нескольких кварталах от Дворца, их королевское достоинство запрещало им идти пешком, и в кои-то веки Барензия была этому рада. Хотя их экипаж и казался надежным убежищем, Барензия знала каким ложным было это чувство.

Мальчик подскочил к одному из ее охранников и передал ему письмо, затем указал вперед по направлению движения экипажа. Охранник передал письмо ей. Мальчик ждал с широко открытыми глазами. Письмо было кратким и любезным, и в нем всего лишь спрашивалось, не будет ли дарована королю Эдвиру из Вэйреста аудиенция у нее, так как он много слышал о ней и будет счастлив с ней познакомиться. Первым побуждением Барензии было отказаться. Она нахмурившись подняла глаза, и один из охранников сказал: "Мальчишка сказал, что его господин ожидает вашего ответа вон там". Она посмотрела в указанном направлении и увидела привлекательного пожилого мужчину верхом на лошади, окруженного полудюжиной придворных и охранников. Он поймал ее взгляд и почтительно поклонился, сняв свою украшенную плюмажем шляпу. "Очень хорошо," - произнесла Барензия внезапно. - "Скажи своему господину, что он может навестить меня сегодня вечером, после обеденного часа". Мужчина выглядел почтенным и степенным, и довольно задумчивым, но уж по крайней мере не томящимся от желания любви.

Барензия стояла у открытого окна крепости в ожидании. Она чуяла приближение ее хорошего знакомого, но, хотя ночное небо было для ее глаз таким же ясным как днем, она все еще не могла увидеть его. Как вдруг он появился, стремительно движущееся пятнышко под легкими ночными облаками. Еще несколько минут, и огромный ночной охотник появился, крылья сложены, когти вцепились в ее плотную кожаную нарукавную повязку. Она отнесла птицу на насест, где тот стал ждать, тяжело дыша, пока ее нетерпеливые пальцы нащупывали послание, помещенное в оболочку на его ноге. Он попил, затем взъерошил перья и начал прихорашиваться, успокоенный ее присутствием. Маленькая часть ее сознания разделяла его удовлетворение от хорошо проделанной работы и заслуженного отдыха, но кроме этого, было еще и беспокойство. Не все шло как надо даже по его птичьему разумению. Ее пальцы дрожали, когда она разворачивала тонкий листок и пристально вглядывалась в написанное дрожащей рукой послание. Это не уверенный почерк Симмачуса! Барензия медленно села, пальцы сминали бумагу, в то время как рассудок и тело готовились принять несчастье спокойно. Имперские Стражи оставили Симмачвса и присоединились к мятежникам. Верные ему войска потерпели сокрушительное поражение. Вожак мятежников был признан королем Морровинда самим Императором. Симмачус погиб. Барензия и ее дети были объявлены изменниками Империи и за их головы была назначена награда. "Моя Госпожа?" - Барензия подскочила, вздрогнув при приближении ее служанки. "Бретонец здесь. Король Эдвир," - добавила женщина услужливо, заметив удивление Барензии. "Какие-то новости, моя госпожа?" - спросила она, кивая на птицу. "Ничего такого, что не может подождать," - быстро сказала Барензия. - "Позаботься о птице".

Король Эдвир приветствовал ее степенно и галантно, если даже не чересчур галантно. Он заявил, что он большой поклонник Симмачуса, который играл заметную роль в преданиях его семьи. Мало-помалу он перевел разговор на ее отношения с Императором. Не найдя поддержки с ее стороны, он вдруг выпалил: "Моя Госпожа Королева, Вы должны мне поверить. Человек, выдающий себя за Императора - самозванец! Я знаю, это звучит как безумие, но я..." "Нет," - сказала Барензия, внезапно решившись. - "Вы правы, я знаю". Эдвир откинулся назад на спинку своего стула, пронзительно глядя на нее. - "Вы знаете? Вы не просто подшучиваете над сумасшедшим? Моя Госпожа, я... мы... нуждаемся в вашей помощи". Барензия усмехнулась с мрачной иронией. - "Чем же я могу быть полезна, мой господин?"

Он быстро набросал план. Имперская чародейка Рия Силман была убита и объявлена изменницей ложным Императором, тем не менее она сохранила часть своей силы и все еще могла общаться с немногими из тех, кого она хорошо знала на смертном плане бытия. Она избрала Героя, который попытается соединить вместе недостающие части посоха и воспользоваться его мощью, чтобы уничтожить Ягара Тарна, который неуязвим от всех других воздействий, и спасти настоящего Императора, содержащегося в заключении в другом плане бытия. Однако, избранный Герой томится сейчас в Имперской подземной тюрьме. Внимание Тарна должно быть отвлечено, когда он освободится с помощью Рии. Барензия владела и ушами и глазами Тарна. Сможет ли она обеспечить необходимое отвлечение внимания? "Полагаю, я смогу добиться еще одной аудиенции у него. Будет ли этого достаточно? И что ты имеешь в виду - владею его глазами?" Эдвир выглядел смущенны: "Слуги шепчутся, что у Ягара Тарна хранится Ваш портрет в чем-то вроде святилища в его покоях. Это Вас удивляет?" "Да. И нет". "Нашему избранному может понадобиться несколько дней, чтобы сбежать". "Вы мне доверяете? Почему?" "Мы в отчаянии, моя Госпожа. У нас нет выбора". "Но да, я действительно доверяю Вам. Симмачус..." "Мертв,"- сказала Барензия быстро и холодно. "Моя Госпожа. Какие ужасные новости!" - В первый раз изысканная невозмутимость Эдвира была поколеблена. - "Под давлением таких обстоятельств, мы едва ли можем просить..." "Нет, милорд король. Под давлением обстоятельств я готова сделать все, что могу чтобы сама отомстить убийце отца моих детей. В ответ я прошу лишь, чтобы вы позаботились о моих осиротевших детях, если можете". "Клянусь вам в этом от всего сердца, храбрейшая и доблестная госпожа!" "Старый глупец," - думала Барензия. Она не спала этой ночью, сидя в кресле вместо кровати, руки сложены на коленях, погрузившись в долгие глубокие раздумья. Она не скажет своим детям, пока нет, до тех пор, пока не будет вынуждена это сделать. Ей не понадобилось искать еще одной аудиенции с "Императором", так как утром за ней прибыли. Она сказала детям, что ее, похоже, не будет несколько дней, велела им не доставлять слугам неприятностей и поцеловала их на прощание. Моргия слегка захныкала, так как ей было скучно и одиноко в Имперском Городе. Хелсет выглядел сурово, но ничего не сказал. Он был очень похож на своего отца.

Во дворце Барензию провели не в большой холл, а в маленький зал, где сидел Император, завтракая в одиночестве. Он приветственно кивнул и указал рукой на окно. "Превосходный вид, не так ли?" Барензия оглядела башни великого города. Ей стало ясно, что это та самая комната, в которой она впервые встретила Тибера Септима, и сильная волна зарождающегося чувства охватила ее. Когда она наконец обернулась, Уриэль Септим исчез, и на его месте, смеясь, сидел Соловей. "Ты знала," - сказал он осуждающе, изучая ее лицо. - "Я хотел удивить тебя. Ты могла, по крайней мере, притвориться". Барензия развела руками: "Боюсь, что мое умение притворяться не сравнимо с твоим, мой господин". "Ты сердишься на меня," - он притворялся недовольным. "Всего лишь слегка,"- сказала она холодно. - "Я действительно нахожу предательство оскорбительным". "Как это по-человечески с твоей стороны". "Что тебе от меня нужно?" Он вытер рот и выпрямился: "Теперь уже ты притворяешься. Ты знаешь, чего я от тебя хочу, любовь моя". "Ты хочешь мучить и пытать меня. Начинай. Я в твоей власти." "Нет, нет, нет. Я не хочу всего этого, Барензия". Он подошел ближе, тихо говоря ласковым голосом, отчего мурашки побежали по ее телу. - "Разве ты не понимаешь? Это был единственный способ." Его руки сомкнулись на ее плечах. "Ты мог взять меня с собой," - слезы показались у нее на глазах. Он покачал головой: "У меня не было власти. Но сейчас, сейчас у меня есть все. Все, чтобы владеть, все, чтобы разделить это - с тобой". Он махнул рукой в сторону окна и города за ним. "Весь Тамриэль ляжет к твоим ногам, и это только начало". "Уже поздно. Слишком поздно. Ты оставил меня ему". "Он мертв. Каких-то несколько лет... Какое это будет иметь значение?" "Дети..." "Я усыновлю их. У нас будут собственные дети, Барензия. У меня есть власть, которую ты себе и представить не можешь!" Он потянулся, чтобы поцеловать ее, но она выскользнула из его объятий и отвернулась. "Я тебе не верю". "Веришь, и ты знаешь это. Ты все еще сердишься, вот и все". Его улыбка не затрагивала его глаз. "Чего ты хочешь?" Она пожала плечами: "Прогулки в саду. Песню или две." "А, ты хочешь соблюдать приличия". "Почему бы и нет? У тебя это так хорошо получается. Прошло много времени с тех пор, как я не развлекалась подобным образом".

И так они проводили эти дни в ухаживании, прогуливаясь, беседуя, распевая песни и вместе смеяcь, тогда как дела Империи были переданы мелким чиновникам.

"Я бы хотела взглянуть на посох," - сказала однажды Барензия небрежно. - "Я видела его только мельком". "Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, радость моего сердца, но это невозможно." "Ты мне не доверяешь," - надулась Барензия, но смягчила губки для его поцелуя. "Вздор, любовь моя. Он не здесь. На самом деле его нет нигде". Он расхохотался и снова с нежностью поцеловал ее. "Теперь ты снова говоришь загадками. Я хочу его видеть. Ты не мог его уничтожить." "А ты поумнела с тех пор, как мы встречались последний раз". "Ты меня заинтриговал. Ведь посох не может быть уничтожен и не может быть вывезен из Тамриэля без прямых последствий для самой страны". "Ааа. Все правильно. И все же, как я и сказал, его нет нигде. Можешь ли ты решить эту загадку?" Он привлек ее к себе, и она скользнула в его объятия. "Вот еще загадка получше," - прошептал он: "Как сделать одно из двух? Это я могу показать тебе, и сейчас это сделаю". Их тела соединились, руки и ноги переплелись.

Позже, когда они немного отодвинулись друг от друга и задремали, Барензия подумала сонно: "Одно из двух, два из одного, три из двух... То, что нельзя уничтожить или вывезти, наверно можно разделить на части..." Соловей вел дневник. Он делал в нем записи каждую ночь, после быстрых докладов своих подчиненных. Он был заперт, но замок был простым, и Барензия украдкой быстро просматривала его, когда он был занят приведением себя в порядок. Она обнаружила, что первая часть посоха спрятана в древних гномьих рудниках, называемых Логово Клыка, хотя его местонахождение было описано туманными выражениями. Дневник был заполнен незначительными событиями и странными сокращениями, и очень плохо поддавался расшифровке. Весь Тамриэль в его руках, думала она, и в моих, если быть точнее, и все же... Под его поверхностным обаянием была холодная пустота там, где должно было быть его сердце, пустота, о которой он сам не подозревал. Можно было ненадолго заглянуть туда, а затем его глаза становились непроницаемыми и жесткими. Крестьянские мечты, подумала Барензия, и Стро промелькнул у нее перед глазами, выглядя печальным, а затем Феррис со своей издевательской усмешкой и пустыми глазницами. Симмачус, который сделал то, что должно быть сделано, спокойно и действенно. Соловей, Соловей, который мог править всем миром и даже большим, а сейчас распространял хаос именем порядка. Барензия получила от Соловья неохотное разрешение на поездку к детям, которым она должна была сказать о смерти отца и о предложении Императора защитить их. Эдвир навестил их, пока она была там и она рассказала ему все, что ей пока что удалось узнать и объяснила, что ей следует побыть с Тарном еще какое-то время и узнать все, что только возможно.

Соловей приставал к ней с расспросами о ее старом поклоннике. Он был хорошо осведомлен о подозрениях Эдвира, хотя, как он выразился, никто не принимал старого дурака всерьез. Барензии удалось организовать некое подобие примирения между ними. Эдвир публично отрекся от своих подозрений, и его 'старый друг' простил его. Его даже приглашали, по крайней мере каждую неделю, отобедать с ними. Детям нравился Эдвир, даже Хелсету, который осуждал любовную связь его матери с 'Императором', и, как следствие этого, ненавидел Соловья. Он стал угрюмым и раздражительным и часто ссорился с ними обоими. Эдвир также был несчастлив, и Соловей наслаждался этим, публично демонстрируя свою страсть к Барензии. Они, конечно, не могли пожениться, так как Уриэль Септим уже был женат. Он отправил настоящую Императрицу в ссылку, вскоре после того, как занял место Септима, но не осмеливался причинить ей вред. Она содержалась в Храме Единого. Было официально объявлено, что ей нездоровится, но ходили слухи, что у нее не все в порядке с головой. Дети Императора были также сосланы в различные тюрьмы, замаскированные под 'учебные заведения'.

"Ее здоровье со временем ухудшится," - сказал Соловей беспечно, с удовлетворением разглядывая разбухшие груди и живот Барензии. - "А что до его детей... что ж, жизнь полна опасностей, разве не так? Мы поженимся. Твой ребенок будет моим истинным наследником." Он действительно хотел ребенка. Барензия была уверена в этом. Она была гораздо менее уверена в его чувствах по отношению к ней. Они ссорились, часто жестоко, обычно из-за Хелсета, которого он хотел отослать в школу. Барензия не делала ни малейших усилий, чтобы избежать скандалов. Соловью была скучна мирная жизнь, и он получал удовольствие от тщательного продумывания нового повода для ссоры. Время от времени Барензия брала с собой детей и сбегала в их старые апартаменты, заявляя, что она больше не хочет иметь с ним дела. Она была на шестом месяце беременности, когда она наконей расшифровала метонахождение последней части посоха - это было легко, так как каждому Темному эльфу было известно, где находился Дагот-Ур. Когда она в следующий раз поссорилась с Соловьем, то просто выехала из города вместе с Эдвиром, и они быстро поскакали в сторону Скалистых Земель и Вэйреста. Соловей был в ярости, но он мало что мог предпринять. Его убийцы для этого совершенно не годились, а сам он не осмеливался оставить трон и лично отправиться в погоню за ними, не мог он и открыто объявить войну Вэйресту. Он не имел законного права ни на нее, ни на ее еще не рожденного ребенка. Дворяне не одобряли его интрижку с Барензией и рады были, что она уехала. Вэйрест в той же мере осуждал ее и не доверял ей, но Эдвир был очень любим своим процветающим маленьким городом, и ему охотно была сделана скидка на его эксцентричность. Барензия и Эдвир поженились через год после рождения сына от Ягара Тарна. Эдвир любил ее до безумия. Так хорошо было жить здесь, а Вэйрест был очень приятным местом, хорошим местом, чтобы растить детей, а пока они ждали, надеялись и молились за успех их Героя в его нелегком испытании.